Клоун с Осенью в Сердце - Енгибаров Леонид (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

Серебристый голос откликнулся:

— Что там еще?

— Девушка… — голос нашего диктора вибрировал. — Мы хотим говорить. Мы с Земли.

— Я же сказала: ждите. Линия перегружена. Соединю в течение одного люмфо-пи кварка.

— Люмфо-пи кварк — это же двадцать пять тысяч лет, — раздался голос астроматематика Саркисяна.

Передача прервалась.

Люди молча разбрелись по пыльным земным дорогам. Им ничего другого не оставалось, как всерьез приняться за земные дела.

Однажды в Одессе

Теплоход «Иван Чихира» тонул в двух метрах от пирса.

Палевая одесская осень роняла зеленые ежики каштанов на приморский бульвар, под ноги самым красивым девушкам на свете.

А теплоход тонул в двух метрах от пирса, на глазах у смеющейся красавицы Одессы.

Тонул ли?

Тонул или не тонул?

С одной стороны — тонул; весь город видел, что тонул, но с другой стороны (со стороны капитана и пассажиров — работников пароходства, отправившихся на экскурсию в Батуми) — не тонул, ибо на руках были все документы, подтверждающие, что в ближайшем квартале «Иван Чихира» утонуть не может: заключение комиссии о капремонте, справки о состоянии обшивки, трюма и т. п.

А то, что вся Одесса смеялась и кричала:

«Спасайся, кто может!» — так это ж Одесса!

Между тем теплоход все больше погружался в ультрамариновое море: вода уже заливала нижнюю палубу. Собрав свои пожитки, переметнулся на берег боцман Семенов, темный человек, не веривший в документы; за ним потянулись несознательные матросы.

Но капитан Филимон Смурило твердо стоял на своем: «Бьпъ того не сможет, чтоб теплоход утонул, если сам тов. Фунькин подписал приказ — идти "Ивану Чихире" в Батуми».

Палевая одесская осень роняла зеленые ежики каштанов на приморский бульвар, под ноги самым красивым девушкам на свете.

А теплоход утонул. С капитаном и работниками пароходства. Вся Одесса видела, но по «предписанию» 15 октября «Иван Чихира» должен прибыть в Батуми, и если он опоздает, у многих будут неприятности.

А то, что вся Одесса видела, так это ж Одесса!

Туфельки

В углу стоят три пары твоих туфелек, и все они разные, так как служат для разных целей, хотя все они туфельки.

Вот в середине коричневые. Они, конечно, элегантны и у них высокий каблук, но все-таки они рабочие, их назначение — оберегать твои ножки. Каждодневно. А рядом — высокомерная пара белоснежных и аристократических узконосых туфель.

Эти белоснежные неженки, от которых устают твои ножки гораздо больше, чем они сами, — твое любимое оружие. И когда ты их надеваешь, тебе кажется, что не земля вращается, а ты поворачиваешь ее своими острыми каблучками.

Но я больше люблю третьи, о которых ты ласково говоришь: «мои одалиски». В этих домашних туфельках ты бываешь сама собой, в них ты приходишь ко мне, и когда засыпаешь в моих объятиях, они, как две верные собачонки, дожидаются тебя у постели, на том самом месте, где ты их оставляешь.

Тореадор

Она его любила.

Она знала, что он самый искусный тореро. Он лучше всех владел мулетой, а сверкающая шпага казалась продолжением его гибкой руки. Но хотя он был самым ловким и быстрым, красивым и бесстрашным, он так и не стал знаменитым матадором. Для матадора он не умел самого главного.

Он не умел убивать.

И за это она его любила.

Однажды

Месяц, этот ночной сторож, видимо, хватил лишнего и запрокинулся на спину. И звезды, осмелев, зашушукались, замигали ярче обычного. В самом углу неба, видимо, рассказывали анекдоты, одна звезда не выдержала и покатилась от смеха по небосклону, таким ей показался смешным анекдот о том, как далекое солнце соблазнило своим признанием одну звезду, а когда она влюбилась, то узнала, что солнце это давно потухло и остыло, и все его признания — только мертвый свет. Созвездия медленно кружились в хороводе.

Все шло своим чередом, взрывались, вращались, гасли звезды и планеты, и никто не подозревал, что маленькое беспомощное существо уже сделало свой первый шаг на заброшенной планете, запрокинуло головку к звездному небу и стало задавать себе тысячи вопросов: отчего и почему?

Оно зовет себя человеком. Этот маленький осколочек прекрасной звезды, которая погибла, потому что она была не такая, как все звезды: и вечность называла смертью, и умерла, чтобы дать жизнь.

Трудно будет человеку, надо стать взрослым, вернуться в звездный мир, а пока в зеленой колыбели на Земле он учится любви, учится справедливости, миру — всему тому, без чего и шагу не ступишь на Звездах.

Окно

Окна. За каждым из них люди. И окна рассказывают нам о них. Это стены и двери бывают непроницаемыми, а окна всегда немножечко предатели.

Послушайте историю, которую рассказало мне одно окно.

Свет в этом окне иногда горел допоздна, а иногда дня два-три подряд вообще не зажигался. На подоконнике всегда валялись трубки чертежей, стояли бутылки из-под кефира, изредка — из-под вина. Но однажды на окне забелела занавеска, правда, очень уж красиво-скучная, а на подоконнике появилась герань с ядовито-зелеными листьями и болезненно-розоватыми, похожими на синяки, цветами.

Не прошло, однако, и месяца, как занавеска и герань исчезли, и за мутным от пыли стеклом завиднелись бутылки из-под кефира и трубки чертежей.

От этого стало почему-то очень грустно.

Потом пришла весна, она ведь обязательно когда-нибудь да приходит. И вдруг окно распахнулось и показалась белокурая незнакомая девчушка. Она весело и звонко рассмеялась и поставила на подоконник полевые цветы. Я радостно улыбнулся в ответ и с легким сердцем отправился по своим делам.

Потом я уехал и долго странствовал.

Года через четыре вернувшись домой, я, конечно же, посмотрел на знакомое окно…

Маленький художник, высунув язык, дорисовывал на чистом стекле окна чудесную картину: синее-синее море и белый-белый пароход с трубой, из которой валит черный дым, и над ними — красное солнце, лучи которого устремлены во все стороны.

Мне эта картина пришлась по душе.

Подснежник

Сегодня я собираю в осеннем лесу оранжевые, желтые, багряные листья.

Чудо-золото в моих руках и вокруг.

А я думаю о том, что скоро наступит долгая суровая зима.

И сколько Мужества и Веры нужно иметь крохотному подснежнику, когда он появится весной в опустевшем и голом лесу.

Сколько Мужества и Веры в прекрасные силы должно быть заложено в крохотных живых лепестках, чтобы не дрогнуть и в который раз начать все сначала!

Мой друг, будь как Подснежник, я знаю, сейчас тебе трудно…

Мой друг, будь как Подснежник, я знаю, сейчас ты совсем один…

Мой друг, я верю в тебя, как в Подснежник, пока жив в тебе хоть один листочек, хоть один лепесток!