Портрет незнакомца. Сочинения - Вахтин Борис Борисович (лучшие книги онлайн .txt) 📗
— Мы, — сказал Джонс, — получили ужасную магнитофонную запись. Боже сохрани, чтобы об этом узнала Марселина!
— Дайте мне послушать пленку, — сказала Тильман.
— О, дорогая, — сказал кто-то, — ты не выдержишь, это будет слишком для тебя унизительно.
— Выдержу. Ставьте! — повторила Тильман. Но пленку не поставили. Может, ее и не было.
— Дорогая, это серьезно, — настаивал Джонс.
— Да, у меня роман, — заявила Тильман.
— Что же ты будешь делать теперь? Ты собираешься развестись?
— Нет, зачем. Просто мне нравится этот человек и мне хорошо с ним.
— Неужели ты не знаешь, что он гомосексуалист?
— Я этого не знала, да мне и наплевать.
— Но они (неопределенные враги Народного Храма. — Б. В.) прислали нам эту запись и предупредили, что если в течение недели ты не выйдешь из Народного Храма, то значит, тебе жизнь не дорога…
И сработало — Тильман осталась. Правда, через два месяца она все-таки с Народным Храмом порвала, хотя и без скандала, так что, как мы знаем, сохраняла добрые отношения с Джонсами до самого конца.
Следующий свидетель — Грейс Стоэн, женщина, разумеется, не беспристрастная. Она рассказывала Краузе по пути в Гайяну, за три дня до гибели Джонстауна, что в Народном Храме собрания идут ночи напролет, что люди приходят в совершенно животное во время этих бдений состояние, что непослушных тут же избивают, что Джонс сеет в членах секты взаимное недоверие и страх…
Свидетельствует Эл Миллз, лет сорока, образованный человек, вступивший вместе с женой в Народный Храм в 1969 году; супруги вышли из него в 1975-м.
— Храм был тогда прекрасным и сплоченным коллективом, — вспоминает Миллз. — Я сам всегда активно участвовал в борьбе за гражданские права. Я помогал черным включиться в политическую жизнь.
Миллз говорит, что на него большое впечатление произвела преданность Джонса прогрессивным идеям, хотя и настораживали его «исцеления». Но постепенно и «исцеления» стали казаться ему вроде бы полезными. Джонс был, по его словам, настолько способен поддаваться как бы сходящему свыше вдохновению, настолько харизматичен, что «мог говорить на одном собрании, обращаясь к религиозным людям, об исцелениях, а на другом, обращаясь к людям, увлекающимся политикой, о справедливости. Вы слышали то, что хотели услышать. Я знал, что некоторые из его исцелений были обманом и фокусами, но если народ находится на таком уровне и это привлекает его к работе во имя социальной справедливости, то это прекрасно!» Но постепенно блаженная жизнь, состоящая из всеобщего служения идеалам политической справедливости, стала превращаться в нечто кошмарное. «Джонс пользовался приемом „разделяй и властвуй“, чтобы добиться полного руководства, — говорит Миллз. — Он поощрял детей доносить на родителей. Из-за этого очень быстро расстраивались и разрушались браки. Уже нельзя было с женой поговорить откровенно! К счастью, мы с женой твердо пообещали друг другу, что никогда не перестанем ни доверительно разговаривать, ни спать друг с другом». По словам Миллза, Джонс был гением по части разрушения эго своих прихожан на продолжавшихся всю ночь собраниях, в ходе которых достигалось экстатическое состояние присутствующих, и проштрафившихся тут же разоблачали, избивали и унижали. «Битье привилось как-то постепенно», — вспоминает Миллз.
Чрезвычайно любопытно его свидетельство, что Народный Храм имел свою театральную группу и свой репертуар, включавший только политические темы, вроде линчевания черных ку-клукс-клановцами.
Диана Миллз, 18 лет, жизнь которой с 9 до 15 лет прошла в Народном Храме, дочь Эла, свидетельствует, что Храм стал разлагаться в 1972 году — именно в этом году она стала замечать телесные наказания, «зверские и просто тошнотворные». Так, была беспощадно избита ее младшая сестра за то, что играла на улице с другой девочкой, родители которой вышли из секты. «Ей ко рту поднесли микрофон, — рассказывает Диана, — чтобы все слышали, как она кричит…»
Некоторые свидетельские показания, касающиеся половой жизни Джонса, я не привожу — просто противно, слишком уж они воняют.
Показания Ванды Джонсон, 42 года, сын которой погиб в Джонстауне:
— Нам всем дали однажды вино, и Джонс сказал, что его надо выпить, даже если и не хочешь. Потом собрали чашки, и Джонс сообщил, что мы выпили яд и через 30 минут умрем. Некоторые настолько были уверены, что умирают, что попадали со стульев на пол. Я забеспокоилась о моем ребенке, который был в Гайяне, а Джонс заверил нас, что там обо всех позаботились — то есть убили — и что только мы и остались. Энди Сильверс, сидевший напротив меня, являвшийся членом плановой комиссии и знавший все заранее, вскочил и спросил: «Значит, мы все сейчас умрем?» Сосед начал бить его, Энди упал на пол и вдруг растеклось около него пятно крови — ненастоящей. Вот тут я поняла, что что-то тут не так. Какая-то женщина побежала к своему ребенку, чтобы умирать вместе с ним — и ей выстрелили в бок. Я решила, что по-настоящему, но это был холостой выстрел. Она рухнула на пол, а в платье даже дыра была, чтобы походило на правду. Джонс нужное время понаблюдал за нашими мучениями, а потом сказал, что он просто испытывал нашу верность и послушание. Мы все поняли, что он сумасшедший, но мы до того уже были скомпрометированы, что не решались даже спрашивать его ни о чем.
— Когда мы приезжали в какой-нибудь город, то его приближенные — «ангелы», или «группа истребителей» — фотографировали или записывали на магнитофон пары во время совокупления. Говорилось, что это надо для шантажирования властей.
— Я подписала письма, что я ненавижу моих сыновей, что когда они были совсем маленькими, я ласкала их для удовлетворения моего сладострастия, что, если надо, я могу их убить, потому что я их ненавижу. Кто, прочитав эти письма, в чем-нибудь мне поверил бы?
Таким образом, репетиции самоубийства начались еще в США.
Том Диксон, 53 года, бывший член Народного Храма:
— Трудно рассказать, в чем состояла гипнотическая притягательность Джонса. Но он как-то умел вас убедить, что он является тем, чем на самом деле он не был. Приятный, красноречивый, привлекательный, с энергичным голосом и движениями, представительный. Умел, когда надо, повысить или понизить голос. И как-то он своих последователей умел подчинить. Он делал из них рабов. Это были в большинстве своем молодые люди, люди из низшего класса и женщины. Они ему красили дом, подгоняли автомобиль. Я теперь понимаю, как и другие подобные вещи происходят…
Тереза Кобб, 26 лет, чернокожая, стала в 1966 году (ей тогда было 14 лет) вместе с родителями членом Народного Храма, в 1972 году по своей инициативе порвала о ним:
— Один парень на заседании плановой комиссии заснул во время долгого поучения — Джонс иногда поучал и поучал без конца. Его старались разбудить, но он не просыпался. Этот парень, Стив Эддисон, белый, получил за это приказание совокупиться противоестественным способом публично с женщиной — в качестве наказания. Его вырвало, и тогда его избили. У него было сотрясение мозга, и нос распух, так что стал в два раза больше. Эл Миллз сфотографировал его и отдал снимок Джонсу, а тот показал его конгрегации и сказал: «Вот вам кое-что не нравится. А плановой комиссии приходится проходить и через такое».
Лина Пайетайла рассказала, что Джонс посылал работников своей службы безопасности шпионить за членами коммуны — и те тайком залезали в их дома, читали их письма и бумаги, и сведения, ими добытые, использовались потом Джонсом для внезапных разоблачений…
Может быть, достаточно слушать свидетелей? Ведь, кажется, уже ясно, что нового ничего от них не услышишь, что невозможно, при всей некоторой подмоченности самих свидетелей (все-таки большинство из них принимало участие в жизни Народного Храма, пусть с самыми благородными намерениями, но принимало, стало быть, очень строго говоря, несут эти свидетели свою порцию ответственности за происходившие в коммуне безобразия). Отрицать, что созданное Джонсом замкнутое общество было настолько отвратительно, что наконец и погибло страшной смертью; что в этой секте мы находим и всеведущего отца-учителя, который думает за всех и чье слово, чья воля есть абсолютный закон для остальных членов общества, осчастливленных мудрым руководством этого божества; что Джонс окружил себя послушными исполнителями его воли, причем попал и в обратную от них зависимость; что он и созданный им аппарат управления стремился стать посредником во всех решительно взаимоотношениях членов созданной им коммуны, прежде всего, в сексуальных взаимоотношениях; что члены коммуны были лишены свободной личной жизни в сексуальной сфере, в то время как Джонс имел право не только регулировать эту сферу жизни своих подданных, но и физически обладать как любой женщиной, так и любым мужчиной из их числа; что здоровье Джонса было подорвано, а психика очевидно сдвинута, отчего логично предположить, что сам он либо был болен психически, либо не избегал наркотиков; что в его коммуне имелось оружие, направленное, в первую очередь, не против внешних агрессоров (их не было), а против самих же подданных; что он широко практиковал физический террор, избиения, крайние оскорбления и унижения по отношению не только ко всем, кто вступал против него, но и ко всем вообще коммунарам, — на всякий случай; что он прибегал для сохранения своей власти ко всем мыслимым и немыслимым средствам — начиная с задушевных бесед и материальной и моральной помощи и кончая «исцелениями», отбиранием средств к существованию, шантажом, запугиванием, провокациями, задержанием заложников; что он, наконец, подтвердил самые худшие относительно себя подозрения массовыми убийствами и самоубийствами…
