За морем - Уильямс Беатрис (читаем книги онлайн .TXT) 📗
Отправила на почте письмо, начертанное мною по пути к Гавру, в котором скрупулезно выбирала каждое слово, не будучи до конца уверена, что мне вообще стоит его писать:
«Прошу Вас, не скорбите, не сокрушайтесь по Джулиану. Живой и здравствующий, он перенесся из этого кошмара военной поры в совсем иное время и место, где сумел оправдать все свои юношеские надежды, сделавшись самым замечательным и достойным человеком, какой только ступал по этой земле; где единственное, что омрачает его жизнь, — это осознание того, что Вам довелось по нему горевать; где, кроме всего прочего, он горячо и пылко любим, так, как никогда не был любим ни один мужчина в мире, мною,
Кейт Эшфорд».
На конверте с письмом я написала адрес: «Виконтессе Честертон. Саутфилд. Англия».
Целый день я совершенно беспристрастно пыталась решить, стоит ли мне жить дальше, не лучше просто покончить с собой. В том смысле, что я осталась одна, почти без средств к существованию в самый разгар Первой мировой войны, когда впереди не сулилось ничего, кроме «испанки», сумасшедшей гиперинфляции и Гитлера в недалекой перспективе. В чем был смысл моего нынешнего существования — когда со мной не стало ни Джулиана, ни нашего будущего ребенка? Когда всё, что я знала и любила, все, кто был мне дорог, еще попросту не явились на свет? Конечно, есть небольшой шанс, что Холландер по доброте душевной попытается вернуть меня назад. Но ведь в том мире тоже не будет Джулиана! Я сделаюсь его вдовой, скорбящей миссис Лоуренс, и буду жить в окружении осязаемых напоминаний о нем, день за днем потихоньку умирая в своем доме на Манхэттене. Постепенно превращаясь в затворившуюся от всего мира богатую кошатницу. Только и всего…
Но ведь Джулиан был бы вне себя от ярости, узнав, что я покончила с собой. Это было бы как раз презираемое им всей душой самопотворство, смахивавшее на поведение Гамильтона, — и полная противоположность тому, что он так любил и ценил во мне. Ведь он-то в минуты глубокого отчаяния все же не бросился с моста! Он сделал все, чтобы преуспеть в жизни. Конечно же, он знал, что рано или поздно меня встретит, но перспектива этой встречи в первые годы казалась еще такой далекой и туманной.
А значит, мне предстояло существовать дальше, найти себя в этой жизни. Попытаться как-то применить на пользу себя и свои знания. Возможно, двадцатые годы я проведу на Уолл-стрит, накапливая кругленькое состояние, а затем, в годы Великой депрессии и следующей войны, пущу его на пособия для безработных. Чем-то же надо занять мозги. В чем-то обрести смысл жизни. Чем-то возместить то, что ради дурацкой надуманной миссии покинула поверженное тело Джулиана, оставив лишь Холландера да Эндрю Поулсона проводить его на вечный покой, отстояв у его гроба.
Сейчас же все во мне как будто оцепенело, и мне это было даже на пользу. Я будто нарастила вокруг себя толстую непроницаемую защитную оболочку, так что боль саднила меня лишь на поверхности, не проникая глубоко вовнутрь.
Джулиана… больше… нет…
Нет даже нашего ребенка. Эта мысль до сих пор упрямо отталкивалась сознанием. Нельзя сказать, чтобы она отрицалась — мозг сухо признал случившийся факт, — просто эта информация не просачивалась глубоко, в безмолвное, опустошенное пространство моей души.
Даже теперь я еще не в полной мере ощущала окружающий меня мир. Я просто тихо сидела на деревянной скамье, бесстрастно взирая на взбудораженную портовую суету и спокойно дожидаясь, когда с часовой башни ударит одиннадцать и начнется посадка на борт трансатлантического лайнера «Коламбия» компании «Кунард-Лайн», который отвезет меня обратно домой, в Америку. В прошлый раз я пересекала Атлантику на частном самолете — теперь же возвращалась на небольшом стареньком корабле, отбороздившем свое еще в девятнадцатом веке и вытащенном из нафталиновых шариков исключительно из нужд военного времени. Как пригодная к делу посудина. Впрочем, с виду лайнер был очень даже мил. Хоть и выкрашенный для маскировки унылой серой краской, он чем-то к себе располагал. Как гордо сообщил мне человек в конторе «Кунарда», за «Коламбией» пока что числился рекорд скорейшего пересечения океана, по крайней мере пока в ближайшее время какой-нибудь германский лайнер не отнимет у нее пальму первенства.
Так что у меня впереди была возможность пережить собственный «Титаник» и однажды вечером после ужина изобразить на носу лайнера Кейт Уинслет. И попытаться почувствовать хоть что-нибудь еще, помимо этой страшной внутренней оцепенелости…
— Здравствуйте, мисс! — резанул по ушам чей-то звонкий голос, заставив меня сильно вздрогнуть.
— Здравствуйте, мисс! Вы англичанка? — Тощий и босой мальчонка лет, может быть, восьми таращился на меня с голодной надеждой в глазах. Неужто настолько очевидно, что я не француженка? — Позвольте, я отнесу ваш чемодан, ладно? Всего десять сантимов, мисс.
— Oui, merci. Я путешествую на «Коламбии». Знаешь этот корабль?
— Oui, конечно, мисс. Вы же со мной пойдете, да?
Часы как раз начали отбивать одиннадцать, и я поднялась со скамьи, вручив мальчишке свой скромный чемоданчик. С собой у меня была лишь пара пижам, смена белья да красивое новенькое платье, которое я купила для моего последнего вечера с Джулианом, приобретя заодно кое-какие туалетные принадлежности за неимением моей любимой «Ньютроджины». Не так-то густо, чтобы начать новую жизнь.
Мальчонка ухватил меня ладошкой за руку и повел вперед, в сторону лайнера, стоявшего в паре сотен ярдов впереди. В это время только что прибывший военный транспортник высаживал на берег пассажиров, и они нестройной толпой брели по пирсу, распевая что-то веселое и разухабистое, — бесконечный поток цвета хаки, увешанный вещмешками и касками, ощетинившийся винтовками… Я вся настолько сфокусировалась на Джулиане, на том, как бы его уберечь, что совсем не успела проникнуться мыслью, что шел 1916 год, и я невольно оказалась настоящим свидетелем того, как разворачивалась история той войны.
Эти люди, эти медсестры, эти недавние мирные горожане — все были вовлечены в войну. «Может, мне все же стоит остаться?» — внезапно мелькнуло в голове. Я могла бы записаться в Красный Крест или еще в какую-нибудь добровольную организацию. Могла бы водить санитарную машину, как Хемингуэй, или пойти в сестры милосердия. Могла бы где-то пригодиться.
Я остановилась в пятидесяти ярдах от трапа во второй класс, где уже начала собираться толпа, желавшая поскорей попасть на борт. В основном здесь были женщины, некоторые с детьми. Один прелестный малыш с золотисто-соломенными кудряшками весело резвился, пытаясь убежать от матери, — именно таким я всегда и представляла Джулиана в детстве. Были несколько мужчин в гражданском — на фоне столь милитаризованного пейзажа их невзрачные костюмы выглядели несколько экзотично. Те немногие мужчины без военной формы, что мне встретились за минувшие две недели, явно были просто негодны к воинской службе. Так что эти, решила я, наверняка американцы, возвращающиеся в Нью-Йорк. Ведь Соединенные Штаты вступят в войну только в следующем году.
Мальчонка недоуменно повернулся ко мне:
— Почему стоим, мисс?
— Дай-ка я малость подумаю, — ответила я и сжала пальцами виски.
Может, мне все же лучше остаться? Может, я смогу принести куда больше пользы именно здесь и именно сейчас? Определенно, в войну пригодятся лишние руки. Я уже чуточку знаю французский, могу выучить и получше.
Мальчишка снова потянул меня за руку:
— Пошли, мисс. Уже садятся на корабль. Вы опоздаете, мисс.
— Нет, погоди… Attendez, s’il vous plaît.[67]
Я застыла на причале, глядя на движущуюся мимо меня толпу, на смеющихся и весело болтающих людей, осторожно поднимающихся по трапу всего в ста шагах от меня.
Так Америка или Франция? Нью-Йорк или Париж?
Мне никак было не решить. Я чувствовала себя как оглушенная тяжелым ударом.
Неожиданно заревел громкий протяжный корабельный гудок, показавшийся мне бесконечным. Мальчонка уставился на меня большими удивленными глазами. Потом у меня вдруг заложило в ушах, и я снова стремительно закружилась, проносясь сквозь леденящую пустоту… И дальше — ничто.
