Радуга тяготения - Пинчон Томас Рагглз (читаемые книги читать txt) 📗
На стуле со спинкой из прутьев, тихонько перебирая толстыми пальцами гитарные струны, сидит американский моряк, смахивающий на орангутанга. На три четверти и в духе «ебись оно все конем» он поет
Певец — матрос Будин с американского эсминца «Джон 3. Бяка», он же тот связник, с которым должен пересечься Зойре. «Бяка» стоит в Куксхафене, и Будин — в полусамоволке, позавчера вечером наехал в Берлин впервые после начала американской оккупации.
— Все так туго, чувак, — стонет он. — Потсдам — это же что-то невероятное. Помнишь, какой раньше была Вильгельмплац? Часы, вино, брюлики, фотики, героин, меха — все на свете. Да всем накластьбыло, да? Видел бы ты ее сейчас. Везде русские часовые. Здоровенные гады. И близко не подступишься.
— Там вроде что-то должно происходить? — грит Ленитроп. До него дошли толки. — Конференция, что ли.
— Решают, как поделить Германию, — грит Зойре. — Между всеми Державами. Надо немцев вызвать, керл, этомы веками делали.
— Теперь, чувак, туда и комар не проскочит. — Матрос Будин качает головой, одной рукой умело сворачивая косяк из папиросной бумажки, коей квадратик он перед этим с непроницаемым пижонством разорвал напополам.
— А, — улыбается Зойре, обнимая за плечи Ленитропа, — ну а если Ракетмен?
Будин глядит скептически:
— Это, что ли, Ракетмен?
— Более-менее, — грит Ленитроп, — только я не уверен, что мне в этот Потсдам прямо сейчас охота…
— Если б ты только знал! — восклицает Будин. — Слушай, ас, вот в эту самую минуту — дотуда и 15 миль не будет — там лежат шесть кило!чистейшего высококачественного непальского гашиша! Срастил через дружка на КБИ, государственные пломбы и прочее, сам в мае захоронил — так надежно, что без карты никто не найдет. Тебе надо только слётать, или как ты это делаешь, просто сгонять туда и забрать.
— И все.
— Килограмм — ваш, — предлагает Зойре.
— Со мной его пусть и кремируют. А русские соберутся вокруг печи и запаравозят.
— Быть может, — мимо скользит молодая женщина в черной кожаной сетке для волос, таких декаденток Ленитроп в жизни не видал, у глаз — флуоресцентные индиговые тени, — симпатичный америкос не поклонник зеленых батончиков «Херши», м-м? ха-ха-ха…
— Миллион марок, — вздыхает Зойре.
— Где вы возьмете…
Воздев шаловливый пальчик, подавшись вперед:
— Напечатаю.
Ну еще б не напечатал. Все вываливают из «Чикаго», полмили бредут по кучам щебня тропами, что вьются во тьме невидимо ни для кого, кроме Зойре, наконец — бездомный погреб с конторскими шкафчиками, кроватью, масляной лампой, печатным станком. Магда сворачивается калачиком у Ленитропа под боком, руки ее порхают над его стояком. У Труди развилась необъяснимая привязанность к Будину. Зойре заводит свой лязгающий маховик, и в поднос действительно слетают, трепеща, листы рейхсмарок — тысячи на тысячи.
— Все печатные формы подлинные, бумага тоже. Не хватает только чутка ряби на полях. У них был особый штемпельный пресс, его спереть никому не удалось.
— У, — грит Ленитроп.
— Да ладно тебе, — грит Будин. — Ракетмен, черти червивые. Больше тебе делать ничё и не захочется.
Они помогают подбить и выровнять листы, а Зойре рубит бумагу на банкноты длинным и блестящим резаком. Протягивает толстую пачку соток:
— Завтра уже и вернетесь. Ракетмену все по плечу.
День-другой спустя Ленитропу придет в голову, что именно в тот момент следовало сказать: «Но Ракетменом я стал всего каких-то два часа назад». Сейчас же его манит перспектива 2,2 фунтов гашиша и миллиона почти настоящих марок. От такого не отворачиваются — не улетают или что там еще можно сделать, верно же? Поэтому он берет пару тысяч авансом и весь остаток ночи проводит в обществе округлой и стонущей Магды на кровати Зойре, пока Труди с Будином забавляются в ванне, а сам Зойре ускользнул на какое-то иное задание в трехчасовую пустошь, что океанически стискивает пузырь их внутреннего пространства…
***
Зойре туда-сюда, кровеглазый и ворчливый, с клубящимся заварником чаю. Ленитроп в постели один. Костюм Ракетмена ждет на столе вместе с картой сокровищ Будина — ой. Ох, батюшки. Неужели и впрямь не увильнуть?
Снаружи птички насвистывают арпеджио — вверх по ступенькам, вдоль по утру. В отдалениях фырчат грузовики и джипы. Ленитроп сидит, пьет чай и отшкрябывает засохшую сперму от штанов, а Зойре тем временем толкует ему расклад. Пакет запрятан под декоративным кустом возле виллы по адресу Кайзерштрассе, 2, в Нойбабельсберге — прежней киностолице Германии. Это через Хафель от Потсдама. Похоже, благоразумнее будет избегать автобана «Авус».
— Попробуйте лучше прошмыгнуть мимо КПП сразу за Целендорфом. А в Нойбабельсберг лучше каналом.
— Это почему?
— Гражданских по Дороге для Шишек не пускают — вот по этой, она через реку ведет в Потсдам.
— Хватит, а? Мне тогда лодка понадобится.
— Ха! Вы еще хотите, чтобы немец импровизировал на ходу? Нет-нет — это проблема Ракетмена!ха-ха!
— Мннэхх. — Вилла, судя по всему, смотрит на Грибнитцзее. — А чего бы с той стороны не нагрянуть?
— Тогда придется плыть под парой мостов. С сильной охраной. Навесный огонь. Может — может, и минометы. Напротив Потсдама там очень узко. У вас ни шанса не будет. — О, германским юмором прекраснооткрывать утро. Зойре вручает Ленитропу предписание генерал-адъютантской службы, командировку и пропуск, отпечатанный по-английски и по-русски. — Человек, их подделавший, с начала Конференции въезжал по ним в Потсдам и выезжал раз десять. Вот как он в них верит. Пропуск на двух языках — специальный, только на Конференцию. Но не стоит особо ворон считать, вы не турист, просить автографы у знаменитостей не надо…
— Ну а скажите-ка, Эмиль, если у вас есть бумаги, да еще такие исправные, почему б вам самомуне съездить?
— Это не моя тема. Япредпочитаю сделки. У меня вот только пузырек с кислотой — и тот понарошку. Пиратствовать — это для Ракетменов.
