Деньги - Эмис Мартин (книги онлайн полные версии .txt) 📗
— Не переживай, — сказала она вчера ночью в двадцатый раз; я уже растекся по кровати, как слезинка весом в центнер, ни одного живого места, сплошная соляная глыба.
— Да ну? — выдавил я хрипло, неразборчиво. Тогда она обняла меня и своим горячим шепотом сказала все, что было в человеческих силах сказать. — Да ну? — повторил я. Кажется, у меня и животное начало дает сбой. Даже как животное я в полном ауте. — Черт побери, — прохрипел я, — на хрена я тебе такой сдался?
«Господа, книги выставлены на продажу. Здесь их не читают. Читают не здесь. Возьмите домой и ознакомьтесь».
Так что я стою в порноцентре, ищу улики. Листаю глянцевый, со свежим типографским запахом, видеокаталог. Бабуси и внучки, испражнения, каменный мешок и кандалы, собаки и свиньи. О мир, о деньги. Наверно, есть люди, которым все это нравится. Спрос и предложение, рыночные силы. Тут, на Земле, скопился весьма разношерстный сброд, ни одной совпадающей челюсти или отпечатков пальцев. Кого тут только ни встретишь. Хлам и срам, причем ни капли стыда, ну ни капельки. Все полны решимости следовать своей натуре, и это неизбежно. Баб достало сидеть под нами, мужиками. Голубым и розовым надоело смущаться перед натуралами. У черных вот уже где сидит вся эта белая власть. Уличные преступники предпочли бы заниматься своим делом без вмешательства полиции, которая все время пытается, подумать только, арестовать их и засадить в тюрягу, ну это уж вообще. Нынче даже педофил — адепт насилия в столь чистом виде, ему, видишь ли, годятся только дети, — осмеливается показать свое замаскированное лицо; он тоже хочет немного уважения. Включите свет. Кому какое дело. Я обвожу взглядом этот магазин для остро нуждающихся: журнальные стенды, отдельные кабины, пролетариат при метле или дубинке, навьюченный деньгами. Я чувствую свою уникальность, нервничаю и в любой момент готов сорваться с резьбы — но остальные-то забежали отовариться в обеденный перерыв, быстренько удовлетворить свои запросы. То, что мне нужно, — да я терпеть этого не могу. То, что мне нужно, давным-давно сделало ручкой тому, что мне нравится, и разошлись они, как в море корабли, и я грустно, беспомощно смотрю вслед. Я стыжусь и горжусь. Стыжусь своей натуры. Тоже мне, нашел чего стыдиться.
Я снова занялся онанизмом. Посмотрели бы вы на меня. Я опять среди вас, среди большинства. Привет, давно не виделись. Вот мы валяемся пузом кверху и наяриваем что есть сил, как перекособоченный гитарист у Пикассо. Смех, да и только — но что я могу поделать? Сами знаете, как это бывает с уличными женщинами в жарких городах, в бетонных джунглях. Не в том даже дело, что погода выманивает их на улицу. Дело в том, что погода раздевает их почти догола. В рыкающем безумии августовского Манхэттена, в знойно-обморочном строе улиц женщины демонстрируют дополнительную женственность, декольте ползет вниз, а подол юбки вверх, плюс весь этот аромат, сладкая прозрачность, пьянящий осадок. Мужчины имеют бледный вид и передвигаются лихорадочно, ползком. Даже Филдингу не по себе.
— Проныра, это просто засада, — говорит он. — Рыпаться без толку, давай лучше вливайся.
Он все время предлагает удариться в какой-нибудь экзотический загул, исследовать венерианские бордели, заказать баб по телефону, по почте, наложенным платежом. С его языка слетают: эта телка, та цыпочка, эти пташки, те киски, а танцовщицы, стриптизерши, массажистки и суфражистки так и мельтешат. Если я не ослышался, он даже говорил, что может устроить уик-энд на Лонг-Айленде с Хуанитой дель Пабло и Дианой Пролетарией. Но я не нуждаюсь в этих формальных искушениях. Все происходит и так.
Я не преувеличиваю. И откуда что берется. Такое ощущение, что, ни с того, ни с сего, половина девиц в Нью-Йорке вознамерились забраться ко мне в штаны; и что они, спрашивается, там нашли, кроме старых, с растянутой резинкой трусов. Может, дело в успехе? В деньгах? Или это шаг на следующую ступеньку, отраженный свет Мартины Твен? В «Шангри-ла» старлетки не дают мне проходу, буквально осаждают, в буфете, в игротеке.
Так прямо и подваливают в тропическом наряде и предлагают срочную деловую встречу, на их территории или на моей. Или сижу в баре, пью светлое пиво и пытаюсь понять, где я мог так лопухнуться, а на соседний табурет забирается фигуристая телка и для поддержания равновесия — цап меня за бедро!
— Не предложите даме выпить? — спрашивает она. — Такая жажда...
А недавно вечером, честное слово, иду это я по Сорок третьей, никого не трогаю, а на пути у меня стоит, раздвинув ноги, нью-йорская женщина и, когда я делаю обходной маневр, запросто роняет платок. В холле «Эшбери» меня поджидают сладострастные записки. В холле «Эшбери» меня поджидают сладострастные бабы. Что вам надо? Спрашиваю я.
— Нельзя ли обсудить это у вас в номере? Очень хотелось бы обсудить это у вас в номере.
Я поскорее отваживаю их, так как мне страшно и стремно. Бухло, серьезное бухло представляется манящим как никогда. Но я обхожусь вином и транквилизаторами. Во всем этом половом ажиотаже и авитаминозе я ищу улики. И порой думаю: это я. Я и есть улика.
Худшую новость я приберег напоследок. Кажется — Господи Боже, только этого еще не хватало, — мне кажется, что я начинаю испытывать, ну, особенные чувства к Гопстеру... Угу. Дожили, называется. Пару дней назад я отвез его в «Шангри-ла» и купил ему в кафе ленч. Он долго шевелил желваками над меню, а потом затеял жалостную свару с патлатым официантом, пытаясь заказать свой салат без ничего. Как выяснилось методом последовательных приближений, бедный парнишка едва умеет читать! Яедва не рухнул с копыт долой от нежности и смущения, а заодно отметил, как восхитительно бугрятся, бунтуют и буйствуют мышцы у него на шее. Теперь, когда секретарша или телефонистка говорит «Это Давид Гопстер», то взор мой затуманивается, а в горле першит, будто на линии какая-нибудь призовая телка. Был момент, когда я втюрился, без ума втюрился в девятилетнюю дочку Алека Ллуэллина, крошку Мандолину, малютку Мандо. Влечение было определенно эротическим (мне нравились ее прикосновения), и все классические симптомы налицо (один ее недобрый взгляд, и все, кранты, можно вешаться), — но никоим образом не сексуальным, отнюдь, даже в заводе. Может, и с Гопстером что-нибудь похожее. Иногда я говорю себе: расслабься, он просто похож на тебя, каким ты когда-то был. Иногда, невзирая на всю лихорадочность и сумятицу, я пробую свыкаться с мыслью, что, может быть, влюбился в Филдинга Гудни с первого взгляда. Что же делать, что делать? Видно, придется терпеть. Надеяться на лучшее и, готовясь к худшему, молиться, чтоб оно оказалось не самым худшим. Ничего, прорвемся.
