Некто Финкельмайер - Розинер Феликс Яковлевич (книги без сокращений .txt) 📗
Ненец повернулся и пошел в чум, что означало приглашение продолжить разговор в тепле.
Через полчаса приезжий покинул чум и нетвердо направился обратно к поселку.
— Что к другу-то не ходил? — спросила на почте женщина.
— Один друг, два друг! — засмеялся человек. — Много время есть. Он подхватил свои чемоданы.
— А ты не из этих, нет? Ведь ты не из ненцев, а?
— Якут, якут! — веселым быстрым голосом ответил тот.
— А-а, — протянула женщина. — Ну давай тогда!
Когда он подходил с чемоданами к жилищу ненца, у чума стояли два крепких оленя. Поставив на землю свою ношу, он со знанием дела осмотрел оленей. Он остался доволен ими.
Вместе с хозяином принялся он укладывать в два тюка содержимое чемоданов. Но солидная доля того, что было принесено в них, — три больших темно-коричневых бутыли — предназначалась для ненца. Тот из каждой бутыли с трудом вынимал притертую пробку, опускал в горловину свой указательный палец, осматривал его, тщательно облизывал и удовлетворенно кивал головой.
Оба тюка наконец были уложены. Мужчины сели, гость достал копченую колбасу, хозяин велел жене дать им рыбы. Они выпили и поели молча. Потом приезжий стал облачаться в поданную ему кухлянку.
— Большой тут, — показал ненец на живот.
Гость не ответил. С какой-то минуты он помрачнел, пьяные глаза его блестели без прежней веселости.
— Трудно олень, — продолжал ненец. — Быстро-быстро нет.
— Утро самолет надо, — жестко сказал приезжий и подозрительно посмотрел на ненца.
— Быстро-быстро нет. Темно есть — дорога есть. Темно есть — дорога конец. Самолет солнце есть, самолет темно нет. Быстро-быстро олень нет.
Они вышли на воздух. Ненец ловко привязал тюки у боков одного из оленей, а на спине другого, ближе к лопаткам, укрепил ремнями небольшое седло. Грузно завалившись на оленя, толстый ездок затем выпрямился в седле, заставил оленя пройти несколько шагов и слез.
— Учуг хороший. Не лег учуг, — сказал он. И приказал ненцу: — Говори дорога.
Тот повернулся вокруг себя на месте, вытянул руку.
— Лед.
Там был север. Там был океан и вечный лед. Вытянул другую руку, показывая в направлении, почти противоположном.
— Вода.
— Река, — сказал приезжий.
— Вода-река, — повторил ненец. — Вода есть — дорога есть. Темно есть, дорога, дорога, есть вода, есть, — он показывал, что река все время будет слева от путника. — Близко-близко вода дорога. Солнце будет, самолет будет. Быстро-быстро нет.
Человек больше ничего не сказал. Он подхватил узкие кожаные поводки, свисавшие с оленьих шей, и двинулся к поселку. Ненец смотрел, как он удалялся и уводил его оленей.
— О-о! — крикнул ненец.
Человек оглянулся.
— Погода, однако! — Ненец взмахнул, указывая на северное небо.
Человек не ответил ему. Ненец немного подождал и вернулся в чум.
Над поселком уже стояла полная темнота. Улица не была освещена фонарями, лишь кое-где — у складских построек, у почты, над магазином горели тусклые лампочки. Человек провел оленей вдоль всей улицы и не встретил ни живой души. Он достиг уже бугра, на котором стояла одинокая изба, обогнул бугор неторопливо понизу и высмотрел место, где можно было привязать оленей к столбу, не опасаясь, что кто-то случайный позарится на оленей и поклажу. Тропинки наверх он искать не стал, а поднялся напрямую. От быстрого подъема у него появилась одышка и у задней стены избы он постоял, успокаивая стук своей крови. Яркий свет наклонно падал из окон. Пришлось отойти подальше, чтобы заглянуть в избу уже из темноты. Но земля полого уходила вниз, и даже с небольшого расстояния сквозь окна виделся лишь белый потолок и слепящая голая лампочка.
Он рискнул. Подошел к углу, ухватился за выступающий торец бревна и, вставив ногу во впадины нижних венцов избяного сруба, приподнял тяжелое тело. Держась одной рукой за сруб, дотянулся свободной до подоконника и, распластанный вдоль стены, как распятый, он заглянул в окно.
Четверо играли в карты. Они сидели вокруг ящика, поставленного торчком. Еще двое спали на койках, — один явно пьяный в одежде, другой — в майке, и его татуированное плечо туго лоснилось.
Никем не замеченный, бесшумно ступил на землю. Постоял неподвижно с минуту и быстро спустился туда, где оставил оленей. Пришлось отпустить ремень, чтобы добраться до стеклянных фляжек в глубине тюка. Он достал две, спрятал их под кухлянкой и снова вскарабкался наверх, к избе.
Стук в дверь оторвал картежников от игры. Они повернули головы и уставились на вошедшего.
— Е-ти-е в ро-от! — протянул удивленно кто-то.
Человек оглядывал их узкими глазками и молчал.
— Ты, хер моржовый, тебе чего?
Он стоял неподвижно и думал, не уйти ли.
— Жопа толстая. Хочет, чтоб мы его сделали.
— А че?
— Не, блядь. Они все воняют, ненцы. Ну их.
— А он ненец?
— Кухлянка ихняя.
— Ну ты, жопа, чего пришел?
Он шагнул к их ящику и, глядя зло, протянул бумажку.
— Его надо, — сказал он и стал терпеливо ждать.
Они склонили головы, сдвинулись головами, губы у них шевелились. Они читали.
— Он самый, — буркнул один из них.
— За каким тебе хером?
Он не отвечал еще. Он знал, как он им ответит, но пока не отвечал.
Кто-то подпаливал его бумажку, тыча в нее папироской.
— Ты, чучмек! А хо-хо не хо-хо? Не скажешь, зачем он тебе, и мы не скажем. И штаны сымем, бля, понял? Ну-ка, иди ближе.
Он не пошел ближе, а мгновенно вернулся к дверям.
— Спирт. — Он сказал это магическое слово, и все вокруг него выжидающе замерло. — Четыре стакана спирт. Два спят, хорошо спят, — быстро говорил он. — Один идет, говорит, где найти надо; три место сидят. Вернулся четыре стакана спирт. Чистый однако.
— Врешь, сука? — Они готовы были кинуться на него, но им уже хотелось верить, они —
— Три место сидят! — громко остановил он их. — Один идет. Ты! — Он ткнул в того, кто казался ему безобиднее остальных.
— Ну, бля-а-а!.. — протянул тот и стал неохотно подниматься.
— Вали, вали! — подтолкнули его, хлопнули по спине, ударили по затылку, выкинули к дверям. — Смотри, не донесешь, бля!
Торопливо спустились с бугра.
— Че показывать, че показывать, — возбужденно бормотал провожатый, — ща покажу. Ну, бля, омманешь! А где у тебя? Спирт?
— Взять надо. Вещи. Двое пойдем будем.
Они немного прошли вдоль реки, потом провожатый свернул к самому берегу.
— Смотри! Вон там он.
Чтобы убедиться, что ошибки нет, подошли поближе. Река, а вернее широкое, невидимое пространство залива лежало перед ними. Среди кромешной тьмы квадратик света стоял, как будто висел в пустоте, и в нем, за тонкими перекрестьями рамы, видны были двое — друг против друга, локти на стол, глаза в глаза, и — разговор между ними.
— Вон тот. В ночь работает.
— Ночь работает. Утро домой уходит? Ночь не уходит?
— Ты что, блядь? Сказал — дежурит! Ему, бля, делов: вышел, позыркал, обратно сиди. Ну-у?
Угрожающее «ну-у?» относилось к спирту.
— Дом пойдем.
Он торопливо поднимался, почти бежал назад. Провожатый вполголоса матерился. У самого бугра лицом к лицу остановились.
— Неправда сказал, — хихикнул человек. — Взять не надо. Тут есть.
— Че-во-о? — взревел малый, не понимая сказанного.
— Спирт, спирт, — прозвучало успокоительно. — Есть у меня. Один бери. Четыреста. Две бери. Четыреста.
Обе фляжки перекочевали из рук в руки.
— Девяносто? — счастливо спросил парень. Он не верил великой радости, крышка проворачивалась, тихонько обзванивая резьбу.
— Девяносто. Пей.
Тот глотнул. Застонал и со стоном, с рычанием бросился вверх к дому. Сапоги стукнули в ступеньки, вырвался свет из дверей, хлопнуло, — все стихло.
Он спешил. Он чуть не уткнулся в оленьи морды, развязал поводки и зашагал, обходя снова темный бугор и держась реки поближе, чтобы не пропустить место.
Навстречу ударило ветром — порывами, раз и другой. Задувало со льда, с севера. Ненец сказал, погода будет однако. Ветер — хорошо. Мало слышно. Олени идут, мало слышно. Ветер идет. Холод идет, зима идет. Зверь будет. Охота. Зверь будет. Деньги. Спирт будет. Женщина еду готовит.
