Книга и братство - Мердок Айрис (серия книг .txt) 📗
На следующий день у Тамар была назначена встреча со священником, которую она намеревалась, но забыла отменить. Она пришла на встречу и с тех пор приходила к нему регулярно. Отец Макалистер специализировался на безнадежных случаях. Что касается случая Тамар, то тут он, с уверенностью можно сказать, торжествовал. Глаза его сверкали, однако он был далек от того, чтобы недооценивать стоявшие перед ним трудности. Его родитель был католическим священником, мать принадлежала к методистской церкви. Отец Макалистер научился молиться тогда же, когда и говорить, и с высокодуховной риторикой Библии и Кранмеровой Книги общей молитвы был больше в ладах, чем с детскими стишками. Его Богом был Бог отца, но Христом — Христос матери. Он говорил на величественном и прекрасном языке строгого духовенства, но опалял огнем немедленного спасения. Эта удачная амальгама скрывала тайну отца Макалистера: к этому времени он уже перестал верить в Бога или в божественность Христа, но верил в молитву, в Христа как мистического Спасителя и в магическую силу, данную ему при посвящении в священники, силу спасать души и врачевать падших. В этом, тщательно взвесив, в чем нуждалась Тамар и ее интеллект, он получил ее согласие. Он старательно искал в ее отчаянии хоть крохотную искру надежды, из которой можно было бы разжечь пламя. Когда Тамар сказала, что она само зло, он воззвал к ее здравому смыслу, когда она заявила о неверии, объяснил, что такое вера, когда она сказала, что ненавидит Бога, заговорил о Христе, когда она отвергла божественность Христа, прочитал проповедь о власти Христа спасать. Взывал к духу и плоти. Сулил возрождение через покаяние и радость обновленной жизни. Призывал переделать себя в орудие служения людям. Использовал древнейший аргумент молитвенника (иногда именуемый онтологическим доказательством), который, в интерпретации отца Макалистера, гласил: если с чистым сердцем любишь Бога, тогда Бог существует, потому что Он должен существовать. В конце концов, то, чего жаждет лучшее, что есть в тебе, истинная твоя душа, должно быть реальным и не следует слишком беспокоиться о том, как оно называется. Тамар пристрастилась, как к наркотику, к этим аргументам, этой схватке, этому, так сказать, танцу со священником. Она предалась поединку с ним, как захватывающему делу. Ей казалось, так бывало с ней и во сне, что она движется по огромному дворцу, двери открываются и закрываются, комнаты, анфилады появляются и пропадают, и она не знает, куда идти, однако было куда идти, главное — продолжать двигаться вперед. Громадное количество разных вещей должны были соединиться воедино, должны, для нее, для Тамар, для ее спасения от отчаяния, деградации и смерти. Это напряженное, ненадежное, часто вызывающее слезы, долгое и изобретательное «соединение воедино» было, наверное, самое талантливое, что Тамар когда-либо делала. Она должна жить, должна исцелиться. Эта надежда, впервые появившись как рассудочная решимость, сосуществовала с былым отчаянием, которое теперь стало казаться потаканием собственной слабости, с ощущением, что она не заслуживает счастья и исцеления, что она обречена. Поначалу она, горько плача, вспоминала времена своей невинности, она гордилась этим и радовалась, когда ее называли ангелом и «милой девочкой», на которую «приятно посмотреть». Падение заставило ее с особым старанием избегать Джерарда, который немало поспособствовал созданию этого заблуждения. То, что она избегала Джерарда, испытывала к нему чуть ли не неприязнь, дало шанс Гидеону, поскольку он возник как единственный человек, с которым отец Макалистер мог осторожно объединить свои усилия. В Гидеоне он нашел энергичного, даже слишком, союзника; и как результат — появление Тамар и даже Вайолет на рождественских службах.
В определенном смысле капитуляция казалась почти неизбежной. Когда с тобой произошло столько всего явного, столько сделано ради тебя и для тебя, можно ли не признавать реальность первопричины? Эти формальности важны как символы и заявления и обещания. Эта принадлежность будет выражением подлинной неволи и подлинной свободы. Пришла пора принять подданство, приобщиться к таинству. Тамар действовала под влиянием чувства благодарности своему ментору за его старания, как и собственной великодушной беззаботности, которая, как иногда ей думалось, была новой, возможно, более приемлемой формой отчаяния. Почему нет? Разве она не пришла к вере в магию? Ей хотелось даже быть заклейменной, как отошедшей от тех, чьим мнением когда-то так дорожила, перешедшей в другой дом, другой мир, что они осудили бы в свойственных им выражениях, которые теперь казались ей пустыми и банальными. Перед ней открылась дорога, и она должна был а двигаться по ней вперед, пока что она еще не была в безопасности. Обряд крещения и конфирмации состоялся в один и тот же день. Необходимы были крестная мать и крестный отец. Крестную мать Тамар нашла, это была мисс Лакхерст, ее школьная учительница, теперь на пенсии. Отец Макалистер наскоро нашел и представил ей в качестве крестного отца молодого немногословного викария. Сразу после церемонии она приняла причастие. Магия, к воздействию которой она теперь была готова, проявила свою силу. К Тамар вернулся сон, ее дыхание стало спокойным, взгляд ясным. Вид у нее стал «цветущим», о чем упомянул Джерард, и безмятежным, что побудило его сказать, что она не переживает из-за смерти Дженкина. Она научилась молиться. Священник много говорил ей о молитве, что это просто состояние покоя, внимательного ожидания, когда душа откроется для присутствия Бога. Тамар чувствовала, что душа ее открывается и нечто заполняет ее.
Тамар прекрасно сознавала, что хитроумна, и даже готова была обвинять себя в «мошенничестве». Однажды она призналась в этом своему ментору, и тот сказал: «Дитя мое, ты не можешь мошенничать — здесь, и только здесь, ты не можешь мошенничать. Желание, когда оно от чистого сердца, и желаемое суть одно». Сказал: это истина, в которой нужно жить. Тамар делала все возможное для того, чтобы жить в ней, сначала просто стараясь избавиться от ада, а позже практикуясь в том, что казалось совершенно новой формой спокойствия. Отец Макалистер был достаточно смел, чтобы говорить о неоспоримой перемене, произошедшей в ней. Тамар была не столь уверена. Было ли это чудо религиозного свойства или просто психологического? Священник уверил, что всякие сомнения тут нелепы. В старого Бога и в старого Христа Тамар не могла верить. Действительно ли она верит в нового Бога и нового Христа? Может, она в самом деле из тех «молодых», чье есть «новое откровение», новое, поскольку откровение обновляется каждый век? Много ли таких людей, подобных ей, или она одна со своим безумным священником? Она «присоединилась», потому что ее учитель хотел, чтобы она «принадлежала» к церкви. В пустом храме в Ислингтоне ее лицо окропили водой, в переполненном, в Примроуз-Хилл, ее головы коснулась ладонь епископа. Теперь она «пребывала в церкви», но, так сказать, внутренней, наедине с Богом. Она не захотела присоединяться к группе по изучению христианских положений. Она прекрасно сознавала безмерную тактичность своего учителя и то, что он жертвовал своим выходным, чтобы беседовать с ней, и наслаждалась каждой минутой их разговора. Больше того, проводя с ним выходные, она временами чувствовала возникающее между ними единение. Она была с ним, погружаясь в себя, думая о себе, усваивая религиозную мифологию, когда открывала прежде ей неведомые области своей души. Она, говоря его словами, «познавала собственного Христа». Если Христос спасает, значит, Христос существует, говорил он. Вот что такое воскресение и жизнь. Раздумья Тамар над этой тайной не привели ее в смятение, больше того, она жаждала углубиться в них. Безусловно, религия опиралась на нечто реальное; она позволяла себе до поры до времени не задумываться над этим. Совершала длительные прогулки по Лондону, сидела в церквях. Послушно читала Библию, Кьеркегора, Хуана де ла Круса, Юлиану Норвичскую. Она чувствовала себя просветленной, невесомой и опустошенной, будто в самом деле жила на облатках и глоточках сладкого красного вина. В то время, как предостерегал ментор, ее нес вихрь духовной бури, который однажды уляжется, и точно так же настанет момент, когда ее встречи со священником должны будут стать куда более редкими и куда менее насыщенными. Тогда, как знала Тамар, ей придется пройти проверку, насколько она «соответствует» и способна ли «жить ежедневно» тем, что спасло ее от смерти и ада.
