Тайные виды на гору Фудзи + бонус-трек «Столыпин» - Пелевин Виктор Олегович (читать хорошую книгу .txt) 📗
Следующие три дня Таня провела, репетируя встречу.
Она понимала, конечно, что делать этого не стоит: в реальности все случится совсем по-другому, и ничего, кроме вреда, от подобных упражнений не будет. Но в душе играли такие увертюры и прелюдии, что слабый голос рассудка не был слышен на их фоне.
Почему-то Таня думала, что Федя набросится на нее, затащит в баню и сделает то, чего ему так хотелось тем мутным сентябрьским днем. Не зря же он взял с нее подписку.
В принципе она была не против. Ей даже начинало на полном серьезе казаться, что и тогда она была не против, и будь он чуть настойчивей, разговорчивей и веселее… Как пел тогда репродуктор: «Я не весталка, мой дорогой. Что же мне, жалко? Боже ты мой…»
Потом они будут долго приходить в себя, лежа в сене (почему-то казалось, что в бане догадаются постелить сена). Она снимет соломинку с лица Федора Семеновича (уже опять Феди) и скажет чуть грустно:
«Мы потеряли столько времени…»
Или что-нибудь похожее – нужные слова обязательно найдутся в такую минуту, обязательно.
Когда через три дня Дамиан позвонил, она совсем уже измоталась и хотела звонить ему сама.
– Завтра, – сказал он. – Я приеду в два часа тридцать минут. Пожалуйста, будьте к этому времени полностью готовы. Брать с собой ничего не надо – только оденьтесь заранее, чтобы нам не ждать. И вот еще – пожалуйста, минимум косметики. Я не говорю вообще без, потому что такого женщине не говорят, хе-хе, но постарайтесь, пожалуйста, чтобы невооруженным глазом ее не было заметно…
Таня вспомнила, что на картошке девчонки действительно почти не пользовались косметикой. Какая, однако, память у этого Феди.
Следующий день выдался солнечным. Но солнце не грело – изнанка осенней ясности была холодной, и куртка на ватине не помешала. Полотенце приятно стягивало тело, и даже непонятно было, почему мировые модельеры еще не взяли на вооружение такой дизайн.
Дамиан приехал за пятнадцать минут до срока, но она уже ждала его во дворе. За рулем сидел он сам. Больше никого в черном ленд крузере не было.
– Волнуетесь? – улыбнулся Дамиан, когда она села рядом. – Я вижу, что волнуетесь. И Федор Семенович, наверно, волнуется… Как же без этого, столько лет.
– Долго нам ехать?
– Часа полтора.
– В школе дольше было. Часа три почти. Сначала на электричке, потом на автобусе.
– Сейчас по гипотенузе поедем.
Таня сообразила, что Дамиан за секунду провел у себя в голове целый тригонометрический анализ. Это отчего-то ее поразило. Ну конечно, думала она, раньше ездили буквой «Г», поэтому так долго. Я всю жизнь по этой букве катаюсь, между прочим. А сейчас вот зато…
Да. Выходим на гипотенузу.
Это звучало гораздо круче, чем «выделенная линия» или даже «спецполоса». Гипотенузу вообще не рисуют на асфальте – сильные духом люди носят ее в себе и едут по ней незаметно для других, даже когда кажется, что они просто стоят в пробке…
Пробка была только одна, у кольцевой, и то небольшая. А когда выехали из города и набрали скорость, Таня занервничала так, что заснула – такое с ней иногда бывало от стресса.
– Таня, приехали.
Таня открыла глаза. Мир снова требовал ее присутствия.
Машина стояла среди старых деревьев, недалеко от пустого заколоченного дома. Впереди был припаркован черный мерседесовский микроавтобус.
Здесь было куда больше желтой листвы, чем в Москве, и многие деревья уже наполовину облетели. Людей видно не было – только возле микроавтобуса стояли два коротко стриженных парня в добротных костюмах и тихо переговаривались с осенью… Заметив у одного из них в ухе провод телесного цвета, Таня догадалась, что беседуют они все-таки не с природой.
Дамиан поднял телефон, издал в него несколько вопросительных междометий, крякнул, хохотнул, что-то выслушал и повернулся к Тане.
– Проснулись? Федор Семенович чуть задерживается. Нам сообщат. Да мы и сами увидим.
Прошла пара минут, и Таня услышала еле различимый треск вертолета. Он становился все громче, а потом Таня увидела в небе саму машину.
Это был небольшой темно-синий аппарат, не наш, а какой-то иностранный. То ли «Еврокоптер», то ли «Белл» – из тех, что в Москве можно взять в аренду. Вертолет сделал в небе круг, пошел на посадку и приземлился где-то недалеко, метрах в трехстах.
– Прибыл, – прошептал Дамиан.
Прошло еще двадцать минут, и его телефон зазвонил.
– Понял, – сказал он в трубку и повернулся к Тане. – Ну что, Таня. Ваш выход.
Таня запаниковала.
– Может, я…
Дамиан взял ее руку и сильно сжал двумя своими.
– Идите прямо по этой дорожке и никуда не сворачивайте. Банька через двести метров. Федор Семенович уже там. Никто, кроме него, вас не увидит. Все будет хорошо. Поверьте в свою звезду.
– Да, да, – прошептала Таня, подтерла быструю слезинку (и правда хорошо, что не накрасилась), вылезла из машины – и пошла вперед.
Ей казалось, что Дамиан и охранники глядят ей в спину: она чувствовала почти физическое давление наведенных на нее глаз. Но когда через минуту ходьбы она обернулась, оказалось, что микроавтобус с охраной и машина Дамиана давно скрылись за деревьями. Спокойно, Таня, прошептала она, не надо себя заводить.
Она глубоко вдохнула и огляделась.
Ну да, вот тут жили мальчики – в тех вон домиках. А нашего корпуса, большого, уже нет. Банька была вон там. И сейчас там же, вон она. Только рядом еще две будки поставили из фанеры… Или это сторожки какие-то? Неважно, видно, что пустые – даже стекол нет. Господи, какое все стало старое. Неужели я тоже такая? А где же Федя?
Она пошла вперед, уже медленно, заранее растягивая лицо в улыбку. Когда до бани осталось метров тридцать или сорок, она увидела рукомойники, которых там раньше не было. А потом увидела и Федю.
Он стоял между баней и одной из фанерных сторожек спиной к ней. На нем был синий слесарный халат, точь-в-точь такой же, как тогда на картошке. На его босых ногах краснели пластиковые шлепанцы, тоже в точности такие же.
Были и перемены. На его затылке гордо блестела карамельного цвета лысина, которую Таня немедленно окрестила про себя средиземноморской (русские лысины бледны и малоурожайны).
Таня подумала, что Федя, наверно, мерзнет в одном халате без штанов. Потом отметила, что он стоит в том же месте, где ждал ее много лет назад. Мало того, она приближалась к нему с той же стороны, что тогда. Если можно было перемотать время назад, то это почти получилось: с такой точностью, кажется, не реконструировали даже пушкинскую дуэль.
Таня поняла, что следует сделать. Она остановилась, сняла сапоги, потом рейтузы с курткой, аккуратно сложила все на землю – и, оставшись в одном полотенце, сомнамбулически пошла к Феде. Когда до него осталось всего несколько шагов, он услышал шорох ее ног в сухой листве и обернулся.
Она увидела его глаза в широких модных очках со вздернутыми вверх краями и сразу все поняла. Но инерция заставила ее сделать еще два шага, и только потом она остановилась.
Внимательно глядя на нее, Федор Семенович сжал в кулаках синие слесарные лацканы – тем же памятным Тане движением. А затем решительно развел полы халата в стороны.
Он был совершенно гол под халатом.
Ему определенно не хватало физических нагрузок, но загар был безупречен. На его чреслах белела широкая полоса от длинных семейных плавок (хвастаться, если честно, ему было нечем). Он держал полы халата разведенными еще несколько секунд, а потом запахнул его, шмыгнул носом, повернулся на сто восемьдесят градусов и пошел прочь.
Только когда Федор Семенович скрылся за кустами, Тане стало ясно, что он не вернется.
Она симметрично развернулась и пошла в другую сторону прямо как была, в одном полотенце: возвращаться к Дамиану и охране было немыслимо. Впереди не осталось ни домов, ни дорог – только безлюдное поле. За ним начинался лес.
«Ничего, – думала Таня, чувствуя, как на глаза наворачиваются неостановимые слезы, – как-нибудь доберусь до станции. Переживем. А то нам жизнь до этого хуев не показывала… Хоть бы он наебнулся на своем вертолете, говно загорелое. Правильно на картошке девки говорили – мужики сволочи, а счастье в труде…»
