Опасные приключения Мигеля Литтина в Чили - Маркес Габриэль Гарсиа (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
— С холодной водой будем бриться или горячей?
Дрожащей рукой он едва удерживал бритву.
— Горячей, конечно.
— Вот ведь незадача, кабальеро, горячей воды нет, только холодная — зато чистейшая водица.
В итоге я вернулся в первую парикмахерскую с общим залом, и поскольку в глаголах уже не путался, меня сразу обслужили — с условием, что заодно и подстригут. Получив согласие, молодой человек и девушка встрепенулись и начали самую настоящую церемонию. Девушка обернула мне шею полотенцем и вымыла голову холодной водой (горячей у них тоже не было), спросила, какую мне стрижку — номер три, номер четыре или номер пять, и борюсь ли я как-нибудь с залысинами. Я ни о чем не волновался, пока она вдруг не замерла, вытирая мне лицо, и не пробормотала изумленно: «Ну надо же!» Я вскинулся: «Что такое?» Она озадачилась не меньше меня.
— У вас брови депилированные!
Недовольный этим открытием, я решил спрятаться за грубой шуткой и, растягивая слова, произнес:
— А что, «голубые» уже не люди?
Покраснев до корней волос, девушка замотала головой. Мной занялся парикмахер и, несмотря на точность моих указаний, подстриг короче требуемого, по-другому зачесал волосы — в конечном итоге превратив меня обратно в Мигеля Литтина. Неудивительно, ведь гример в Париже намеренно зачесывал волосы против роста, а консепсьонский парикмахер просто вернул все как было. Не беда, воссоздать фальшивую личину я и сам смогу. Так я и поступил, скрепя сердце и наступая на горло желанию побыть самим собой в этом далеком туманном городе, где меня уж точно никто не узнает. Когда молодой человек закончил стрижку, девушка проводила меня в дальний зальчик и осторожно, словно делая что-то запретное, включила электробритву в розетку. К счастью, на этот раз горячая вода не понадобилась.
Рай и ад
Франки уже успел взять напрокат машину. Мы позавтракали в кафетерии, выпив по чашке холодного кофе (у них тоже не было горячей воды) и направились к угольным шахтам «Лоты-Швагера» по мосту через Био-Био, самую могучую чилийскую реку, чьи воды цвета жидкого металла почти сливались с туманом. В прошлом веке шахты и шахтерскую жизнь во всех подробностях описал чилийский писатель Бальдомеро Лильо, и его хроники до сих пор не утратили злободневности. Мы словно перенеслись в Уэльс столетней давности — пропитанный угольной пылью туман и нечеловеческие, как до промышленной революции, условия работы.
На дороге нас ждали три полицейских кордона. Самый трудный, как мы и предполагали, первый, поэтому на вопрос, какова цель нашего визита в «Лоту-Швагер», мы выдвинули всю имеющуюся словесную артиллерию. Сам поразился собственному красноречию.
Ответил, что мы хотели бы осмотреть парк, который признан одним из самых красивых в обеих Америках и славится своими древними гигантскими араукариями, а также многочисленными скульптурами, вокруг которых гуляют павлины и черные лебеди. Мы собираемся снимать в парке рекламный фильм, призванный прославить на весь мир «Араукарию», новые духи, названные в честь этих идиллических аллей.
Ни один чилийский полицейский не способен устоять перед такими пространными объяснениями, тем более когда в них превозносится красота родной земли. Нам пожелали доброго пути и обещали предупредить о нашем проезде второй кордон. Там у нас документов уже не спрашивали, зато досмотрели машину и багаж. Единственное, за что они уцепились — это камера «Супер-8» (даром что любительская), поскольку у нас не нашлось разрешения на съемку в шахтах. Мы заверили, что нас интересует только высокогорный парк со статуями и лебедями, а для пущего эффекта я решил добавить с ноткой аристократического презрения:
— До бедняков нам нет дела.
Внимательно осматривающий вещи полицейский ответил, не глядя на меня:
— У нас здесь все бедняки.
Досмотр их удовлетворил. Через полчаса, преодолев крутой узкий карниз, мы уже без проволочек прошли третий контрольный пункт и въехали в парк. Упоительный уголок, созданный знаменитым виноделом Матиасом Коусиньо для своей возлюбленной. Чтобы порадовать ее, он привез сюда красивейшие деревья со всех концов Чили. Привез диковинных зверей, статуи богинь, символизирующих разные состояния души — веселье, грусть, ностальгию, любовь. В глубине парка раскинулся сказочный дворец, с террас которого виден Тихий океан до противоположного края света.
Мы пробыли в парке все утро, ведя предварительную натурную съемку камерой «Супер-8», чтобы подготовить почву для съемочной группы с официальным разрешением. На первых же кадрах к нам подошел смотритель и сообщил, что тут запрещено снимать даже обычным фотоаппаратом. Мы повторили ему легенду про рекламный фильм, который прославит парк на весь мир, но смотритель не мог нарушить приказ. Однако предложил проводить нас вниз, к шахтам, чтобы мы попросили разрешение на съемку у начальства.
— Больше мы пока снимать не собирались, — ответил я. — Но если вам так будет спокойнее, то можете походить с нами.
Он согласился, и мы пошли по парку вместе с ним. Он был молодой и какой-то грустный. Франки поддерживал беседу, а я со своим хилым уругвайским акцентом предпочитал помалкивать. В какой-то момент смотрителю захотелось покурить, и мы отдали ему все наши сигареты. После этого он оставил нас одних, и мы отсняли все, что хотели. Не только наверху, в парке, но и внизу, в шахтах. Разметили точки съемки, углы, планы, расстояния на всем пространстве огромного парка, а потом переместились вниз, где ютятся в нищете шахтеры и рыбаки. Неприглядная действительность, в которую сложно поверить, но она тем не менее существует.
Бар, где ночуют чайки
Когда мы спустились, было уже за полдень. С причала отправлялись по своему ежедневному маршруту через бушующее море с высокими черными волнами баркасы на соседний остров Святой Марии. В них грузились целыми семьями, со скарбом, припасами и домашней живностью.
Угольные шахты — это глубокие тоннели, пробитые в морском дне, где от зари до зари трудятся в тяжелейших условиях тысячи рабочих. Снаружи, у входа в тоннели, сотни женщин и мужчин с детьми роются в земле, словно кроты, перебирая угольный шлак. Наверху, в тенистом парке, воздух чист и прозрачен. Внизу дышат туманом пополам с угольной пылью, вызывающей хрипы и оседающей в бронхах. Сверху море кажется невыразимо прекрасным. Внизу оно бурное, штормовое.
Эти шахты стали для Сальвадора Альенде оплотом в политической и духовной борьбе. В 1958 году здесь состоялась демонстрация, впоследствии названная «угольным маршем», когда шахтеры темной безмолвной толпой перешли мост через Био-Био и вступили в Консепсьон с плакатами и флагами, серьезно обеспокоив правительство своим решительным настроем. Это событие чилийский режиссер Серхио Браво отразил в фильме «Народные знамена» (Banderas del Pueblo), входящем в число самых острых документальных лент чилийского кино. Альенде тоже был здесь, с шахтерами, и, мне кажется, именно этот марш обеспечил ему прочную народную поддержку. Впоследствии, уже будучи президентом, в одной из своих первых поездок он направился сюда, беседовать с шахтерами на Пласа-де-Лота.
Я состоял тогда в его комитете. В тот день он (человек, который гордился не утраченным в свои шестьдесят юношеским задором) поразил меня прилюдным признанием: «Моя молодость уже позади, я почти старик». Простые шахтеры, перемазанные сажей, угрюмые, уставшие от бесконечных невыполнимых обещаний, открыли ему душу и стали оплотом его победы. Вступив на президентский пост, он начал с того, что выполнил обещание, данное в тот день шахтерам «Лоты-Швагера», — национализировал шахты. Пиночет первым делом вернул их обратно в частную собственность, как и многое другое — кладбища, поезда, порты и даже утилизацию отходов.
Отработав съемочную программу в шахтах (без дальнейших препятствий со стороны военных и гражданских властей), в четыре часа мы возвратились в Консепсьон через Талькауано. Дорога была запружена шахтерами, идущими домой в тумане и волочащими тележки с углем, выбранным из отвалов шлака. Призрачные худые мужчины, жилистые упрямые женщины, навьюченные мешками, — словно порождения кошмара, возникающие из ниоткуда в свете фар.
