Из чего только сделаны мальчики. Из чего только сделаны девочки (антология) - Фрай Макс
Антонина Ивановна думает, что Янка боится жизни, чувствует все вокруг непрочным, хрупким и временным, вот и боится пошевелиться, чтобы не сломать ненароком.
Все наоборот. Нет ничего постоянней и надежнее, нет ничего более вечного, чем она сама. Ничто не вместит прожитый день лучше, чем случайно подхваченная мелочь, ненужная безделушка, а в сумке много места, да и карманы бездонные. Янка плывет через свою жизнь прозрачной спокойной рыбкой и ничего особенного не делает, потому что никуда не торопится.
Иногда она замечает, как меняются чужие лица, как на пустырях растут новые дома, как лавочки перекрашивают из голубого в зеленый цвет, и вспоминает, что смерти нет; и плывет себе дальше, прозрачная рыбка, веселое дневное привидение, самая счастливая девочка на Земле.
Оксана
Из цикла "Книга живых и мертвых"
Цветные фотографии Оксана забирает в «Кодаке», а черно-белые сама печатает в ванной. Ей нравится скатерть, которой занавешивается дурацкое окошко из ванной в кухню, и старое одеяло, которым надо заткнуть щель под дверью, и красная лампочка, и папины заслуженные кюветы в трещинах и рыжих пятнах.
Показывать фотографии папе – то еще удовольствие. Много ли толку рассказывать, что вот эта девушка с мертвыми глазами и чувственным ртом – школьница и ходит в церковь, а вот эта, с внимательным острым взглядом и высоким лбом, - дурочка из понаехавших, рязанская клуша, пэтэушница. А эта трепетная Суламифь, вцепившаяся нежными пальчиками в бронзовый кувшин, - и не Суламифь вовсе, ее зовут Айдан, она уборщица в соседнем доме.
- Смотри, - говорит Оксана, - это Люба.
На фотографии девочка-подросток с недобрым и ярким лицом.
- Правда, красавица?
Папа равнодушно скользит взглядом по черно-белому глянцу и говорит: ты не хуже.
Он всегда так говорит.
Дочь занимается глупостями, вот что написано у него на лице. Виданное ли дело, изводить время на красивых теток в эффектных позах, с них и мыльницы было бы довольно.
Он глядит на свежеотпечатанное фото Оксаны – та сидит на подоконнике в белой майке и широких штанах, грустная, руки у нее не женские – жилистые и крепкие, стрижка глупая, а подбородок тяжелый и резкий, мальчишеский. Как бы у нее спросить, думает он, неужели напрямую: «Девочка моя, ты часом не того… не по бабам?»
Непохожа на мать, и хорошо. Мать в ее возрасте была тонкая, вся будто вытянутая вверх, нежная, - вон висит фотография, где она в майской лесной дымке, укрывшись среди голых веток, прижимает к губам прошлогодние ольховые сережки. Что-то случилось с нею потом, что-то не удержалось на месте, поплыло, растворилось, превратило ее в невзрачную тетку. С Оксаной ничего не случится, она и в старости будет такая, как сейчас.
Сомнения рассеиваются, когда Оксана приводит домой Володю, такого же высокого, угловатого, с крепкими и длинными руками. Папа понимает: это любовь. Это она, дурочка, из кожи вон лезет, пытаясь быть похожей на Володю, как сестра-близнец. Отсюда и стрижка эта, и майка, и гантели по утрам.
Володя снимает натюрморты, он медлителен и флегматичен. Покупает на вернисаже любопытное старье и придирчиво выбирает фрукты в ларьках. Оксана все сует ему под нос своих цветных и черно-белых девочек, все рассказывает про них, сверкая глазами, а Володя глядит вскользь и тоже говорит: ты не хуже. От этого у папы просто камень с сердца падает.
Когда все только начиналось, Оксана с некоторой гордостью считала себя существом меркантильным и циничным. Красивые женщины любят себя, иначе быть не может. Они будут хорошо платить за фотосессии. Но практика, практика и еще раз практика, нужна твердая рука и узнаваемый стиль, нужно хорошее портфолио, в конце концов.
А потом, однажды, пытаясь поймать теплый блик на загорелой коже незнакомой красивой девочки, почувствовала, как сжимается горло от восторга и нежности, будто бы сама своими руками слепила ее из глины, вдохнула душу и выпустила на свет; так Господь любит своих детей, с таким же очумелым восторгом глядит на них сверху.
Это было страшно. Это было невыносимо радостно. Чтобы никто не догадался, Оксана презрительно щурилась, делала безразличное лицо и говорила: я продаю свой влюбленный взгляд, это мой стиль, да, это пошло, чего вы хотите, мне за это платят.
Девушку Веру она просто-напросто украла. Подглядывала, как серьезный юноша фотографировал ее лежащей в кленовых листьях – до тошноты банально. Как он поправлял ей волосы и перекладывал ее тонкую белую руку, будто неживую. Проследила Веру до дома, встретила утром, подошла и познакомилась.
Ездили под Тверь в заброшенную деревню; Вера ходила босая по заросшему пепелищу, Оксана снимала, неудобно примостившись на уцелевшем крыльце. Ходили за город, где товарная узкоколейка; Вера в красном платье прижималась щекой к ржавому вагону и глядела мимо объектива.
Одно было плохо: Вере совершенно не нравились эти фотографии.
Чтобы Веру не упустить, Оксана иногда снимала ее в студии – с зачесанными набок волосами, подкрашенными губами и в цветастой блузке с глубоким вырезом. Сидящей на стуле с широко расставленными ногами, обтянутыми черными колготками. Стоящей у стены в неестественной, вычурной позе. Это Вере нравилось, за это она благодарила и чмокала в щечку, глупо хихикала и говорила: а я все же ничего, скажи, Оксан?
- Это Вера, - говорит Оксана, выкладывая фотографии на кухне перед папой и Володей. Она совершеннейшая идиотка, хотя так сразу и не подумаешь. Красивая, правда?
- Правда, - говорит папа и надевает очки, чтобы разглядеть получше.
- Правда, - говорит Володя.
Оксана наливает себе суп и быстро ест, обжигаясь, кроша в руке черный хлеб, переводя недоуменный взгляд с Володи на папу, не понимая, откуда взялось чувство, будто ее предали.
Вера Кузмицкая
Игра на выбывание
На улице падает мохнатый снег и наслаивается на наличнике рамы в пористый валик — такой ровный, что так и хочется проткнуть чистое стекло пальцем и нарисовать в нем пошляцкое сердечко. Вот сейчас я сделаю последний глоток, махну рукой в сторону бара, и он подсядет ко мне с каким-нибудь идиотским вопросом:
а) не помешаю?
б) почему такая красивая девушка одна?
в) позволите вас угостить?
г) как вас зовут?
д) тут так скучно, давайте я вас Украду?
Нежное подчеркнуть.
Валяйте, скажу я, вне зависимости от заданного вопроса, и посмотрю, скажем, в стакан, а он будет топтаться возле стула, прикидывая, прошел ли в чертвертьфинал. потом все-таки сядет, подзовет официанта (вариант вэ, молодец, + 1 очко за каждый правильный ответ) и спросит у меня, что я буду (- 1 очко), предложит
а) виски (+ 1 очко)
б) мартини (+ 1 очко)
в) мартини с водкой (+ 1 очко)
г) все остальное, включая претензиозный глинтвейн, кофе и потанцуем под армстронга (-2 очка).
Я люблю эту игру.
Кстати, любите ли вы армстронга? (- 1 очко — господи, почему кстати?); я тоже, чем вы занимаетесь? (- 1 очко); хороший вечер. по-моему (молодец, +1 очко за паузу и каждый честный ответ).
Вы смотрели "Чучу"? спрошу я, это очень важный вопрос, он стоит 7 очков.
а) да (+ 7 очков)
б) все остальное, включая попытки Вспомнить и просьбы Дать Диск (-1; можно бросать трехочковый).
У вас красивые глаза (в пуле в этом месте пьяно кричат "подставы не бьют"!; - 1 очко).
Ну зато у него красивые глаза, хорошее пальто, длинные пальцы и, кажется, он года два жил с нервной сухопарой особой, которая целыми днями ходила по его дому в маске из клубники и говорила ему — лаааапа, ну не дуйся на меня, думаю я, подсчитывая очки, - 3, он спрашивает — вас подвезти?
— I think this is the beginning of a beautiful friendship, — говорит он, прогревая мотор (+1 очко).
— Нет, я не смотрел "Касабланку", — говорит он, трогаясь с места. — я слышал это в каком-то фильме Кустурицы. Ну, и сколько у меня там уже?
