Средний пол - Евгенидис Джеффри (читаем книги онлайн txt) 📗
А потом через три месяца после моего исчезновения Тесси перестала ощущать сигналы, поступавшие по нашей духовной пуповине. Она лежала в постели, когда легкое подрагивание в области пупка вдруг прекратилось. Она резко села и приложила руку к животу.
— Я больше ее не чувствую! — вскрикнула она.
— Что?
— Пуповина оборвалась! Кто-то оборвал пуповину!
Мильтон попытался ее успокоить, но безрезультатно. И с этого момента моя мать уверилась в том, что со мной произошло нечто ужасное.
И тогда гармония их страданий разрушилась. И чем больше Мильтон надеялся на лучшее, тем в большее отчаяние погружалась Тесси. Они начали ссориться. Иногда Мильтону удавалось подчинить Тесси своему оптимизму, и в течение нескольких дней она жила надеждой. В конце концов, уговаривала она себя, они ничего не знали наверняка. Но это состояние быстро проходило. Оставаясь в одиночестве, Тесси напряженно пыталась ощутить какие-либо признаки жизни в пуповине, но ей это не удавалось.
К этому времени я отсутствовал уже четыре месяца. Наступил январь 1975 года. К моему пятнадцатилетию я так и не был найден. И вот в воскресное утро, когда Тесси молилась в церкви за мое возвращение, в доме раздался телефонный звонок. Мильтон снял трубку.
— Алло!
Сначала он услышал только тишину, если не считать звуков радио, включенного, возможно, в соседней комнате. А потом раздался приглушенный голос:
— Я уверен, вы скучаете по своей дочери, Мильтон.
— Кто это?
— Ведь дочь — это замечательно.
— Кто это? — переспросил Мильтон, но в трубке раздались гудки.
Мильтон не стал рассказывать Тесси о звонке, решив, что это была злая шутка какого-нибудь ублюдка или уволенного служащего. Экономика в 1975 году переживала спад, и Мильтону пришлось закрыть несколько своих заведений. Однако в следующее воскресенье телефон зазвонил снова. На этот раз Мильтон схватил трубку после первого же звонка.
— Алло!
— Доброе утро, Мильтон. Я бы хотел задать вам один вопрос. Знаете какой?
— Или вы скажете, кто вы, или я повешу трубку!
— Сомневаюсь. Я для вас единственная возможность получить обратно дочь.
И тогда Мильтон сделал то, что было ему свойственно. Он тяжело сглотнул, набычился и приготовился к неизбежному.
— Ладно, — ответил он. — Я слушаю вас.
Но трубку снова повесили.
«Давным-давно в Древней Греции был волшебный источник…» — кажется, теперь я могу повторить этот текст, даже если меня разбудят. Впрочем, я и так постоянно находился в полусне, учитывая выкуриваемые косяки и реки «Аверны». Потом наступил День благодарения, а за ним Рождество. В канун Нового года Боб Престо закатил шикарный прием. Мы с Зорой пили шампанское, а когда наступило время моего выхода, я погрузился в резервуар. Я был пьян и поэтому сделал то, чего никогда раньше не делал, — открыл под водой глаза. Я увидел лица зрителей и понял, что на них не написано брезгливости. В ту ночь мое выступление возымело на меня терапевтическое действие. Судорожные узлы внутри Гермафродита начали расслабляться, освобождая его от напряжения, пережитого в школьной раздевалке. Меня начал покидать стыд за свое тело. Ощущение того, что я — чудовище, отступило. А вместе с исчезновением стыда и ненависти к себе стала затягиваться и другая рана — Гермафродит начал забывать о Смутном Объекте.
В эти недели в Сан-Франциско я читал все, что мне давала Зора. Я узнал о том, какие у нас, гермафродитов, бывают разновидности. Я прочитал о гиперадренокортизме, феминизированных яичках и крипторхизме, которым страдал я. Я прочитал о синдроме Кляйнфельтера, при котором лишняя Х-хромосома придает человеку черты евнуха и определяет его дурной характер. Хотя меня больше интересовали исторические данные, нежели медицинские. Карл Генрих Ульрихс, писавший в Германии в 1860 году, говорил о третьем поле. Он сам называл себя уранистом и утверждал, что у него женская душа в мужском теле. Во многих культурах речь шла не о двух полах, а о трех. И именно третий всегда был одарен таинственными способностями.
И однажды холодным дождливым вечером я решил попробовать. Зора куда-то ушла. Это было воскресенье, и мы не работали. Я сел в полулотос на пол и закрыл глаза. Сосредоточившись в молитвенном состоянии, я стал ждать, когда моя душа покинет тело. Я пытался впасть в транс или превратиться в животное. Я прилагал к этому все усилия, но у меня ничего не получалось. Похоже, у меня не было особых способностей, и я не годился в Тиресии.
В связи с этим мне вспоминается один вечер в конце января. Было уже за полночь. В резервуаре была Кармен. Мы с Зорой сидели в гримерке, поддерживая традиции — термос и конопля. Зоре в русалочьем костюме было трудно передвигаться, поэтому она с видом рыбьей одалиски возлежала на кушетке. Со свисающего с валика хвоста стекала вода. Сверху на ней была надета футболка с изображением Эмили Дикинсон.
Звуки из резервуара транслировались в гримерку. Боб Престо произносил свой монолог: «Дамы и господа, готовы ли вы к поистине потрясающему зрелищу?…» Мы с Зорой безмолвно произносили за ним следующий текст: «Готовы ли вы вынести шок высокого напряжения?»
— Мне здесь надоело, — промолвила Зора.
— Может, уйдем?
— Да, пора.
— И что мы будем делать?
— Заниматься банковскими закладными.
Из резервуара донесся всплеск. «А где же сегодня угорь Элли? Кажется, он прячется, дамы и господа. Может, он умер? Может, его выловили рыбаки? Может, его выставили на продажу на Рыбачьей ярмарке?»
— Боб считает себя страшно остроумным человеком, — заметила Зора.
«Нет, не волнуйтесь, дамы и господа, Элли нас не разочарует. Вот он! Смотрите на ее электрического угря!»
Из динамика раздается странный звук — стук двери, а вслед за ним крик Боба Престо: «Эй! Что за черт! Сюда нельзя!»
И радио замолкает.
За восемь лет до этого полиция устроила рейд в детройтском баре, где незаконно торговали спиртным, теперь то же самое происходило в «Шестидесятниках». Все было довольно спокойно. Посетители быстро покинули кабинки и выскочили на улицу. Нас проводили вниз к остальным девушкам.
— Ну привет, — произнес подошедший ко мне офицер. — И сколько же нам лет?
В участке мне позволили сделать один телефонный звонок. И я, наконец сломавшись, набрал домашний номер.
К телефону подошел брат.
— Это я, — сказал я. — Калл. — И прежде чем Пункт Одиннадцать успел что-либо мне ответить, я вывалил на него всё. Я сообщил ему, где я и что произошло. — Только не говори маме с папой, — добавил я.
— Я не смогу сказать папе, — ответил Пункт Одиннадцать. — Я уже не смогу это сделать. — И далее с какими-то вопросительными интонациями, словно сам не мог поверить в то, о чем говорил, он сообщил мне, что Мильтон погиб в автомобильной катастрофе.
ПОЛЕТ
Выполняя обязанности помощника атташе по культуре, я отправился на открытие выставки Уорхола в Новой национальной галерее. Войдя в знаменитое здание Мис ван дер Рое, я миновал не менее знаменитые изображения на шелке великого художника. Новая национальная галерея — замечательный музей, но у него есть один недостаток — в нем негде вешать произведения искусства. Впрочем, мне до этого дела не было. Я смотрел сквозь стеклянные стены на Берлин и чувствовал себя страшно глупо. Неужели я считал, что на открытие выставки соберутся художники? Публика состояла из спонсоров, журналистов, критиков и социальных деятелей.
Взяв у проходившего мимо официанта бокал вина, я опустился в одно из хромированных кресел, которые стояли по периметру зала и также были изготовлены по проекту ван дер Рое. Повсюду стояли авторские копии, но все выглядело натуральным и потертым, с коричневыми проплешинами на углах. Я закурил сигару и попытался расслабиться.
Толпа гудя кружила вокруг «Мао» и «Мэрилин». Высокий потолок придавал гулкость звукам. Мимо скользили худые мужчины с бритыми головами и проплывали седовласые женщины с желтыми зубами, одетые в натуральные шелка. Из окна была видна Государственная библиотека. Новая Потсдамская площадь походила на аллею в Ванкувере. В отдалении прожектора освещали скелеты подъемных кранов. Снизу раздавался шум машин. Я затянулся, прищурился и увидел в стекле свое отражение.
