Большая книга перемен - Слаповский Алексей Иванович (книги txt) 📗
– Не помню. А что, играет роль? Ну, пусть оштрафуют за незаконное хранение, я согласен.
– А где он?
– Сейчас.
Гера не ожидал, что получится так просто: Павел Витальевич встал, вышел из гостиной и через минуту вернулся с пистолетом. Это был подарочный пистолет, штучная модель с резной рукояткой, с золотым напылением, красовалось число пятьдесят и две лавровые ветки под этим числом.
– К юбилею подарили.
Гера достал целлофановый пакетик, надел перчатки, вынул сначала из пистолета обойму, поместил все это в пакет, аккуратно свернул.
– Надо было раньше нам это отдать, – сказал он.
– А какая разница?
– Вы понимаете, что Шора Каримович Ахатов стрелял из оружия, ему не принадлежащего, и что это осложняет дело?
– Так уж и осложняет! Я ему сунул пистолет в карман, напишите так. Это все решаемо, Герман Григорьевич, я вас уверяю. У вас просто опыта нет, а я знаю – это мелочи, пустяки. Главное – мы не хотим, чтобы еще кто-то пострадал. Можно сказать, мы этого не хотим в честь… Или как сказать… В память Даши. Она бы одобрила.
После этого Павел Витальевич выпил и вытер глаза.
– Простите, пожалуйста, – сказал Гера с подчеркнутой вежливостью (помня, что при разговоре присутствует третий человек – хотя он и без него вел бы себя так же), – но я не понимаю вот этих ваших формулировок: «мы хотим, мы не хотим». Это суд будет решать, что он хочет или не хочет. Вернее, что он должен сделать.
– Но мы-то с вами понимаем, что суду тоже лишний раз никого сажать не хочется.
– Первый раз слышу, чтобы нашим судам не хотелось никого сажать.
– А, вы либерал, да? Валера, ты посмотри, я не ошибся: он человек новой формации. Он до сути хочет докопаться.
– Просто вы все сводите к убийству. И к инциденту с Немчиновым. А я вижу моменты, которые позволяют мне выделить новое уголовное дело. И даже не одно. Несколько дел.
– Это какие?
– А такие.
И Гера неожиданно для себя (он не собирался этого делать) пересказал статью Немчинова – не всю, а те пункты, которые касались Костяковых.
– Газетная публикация, как вам известно, может служить поводом для возбуждения уголовного дела. По фактам мошенничества, использования служебного положения, шантажа, прямого грабежа, исчезновения людей, незаконного захвата предприятий, ухода от налогов, то есть по всему тому, из-за чего вы, ваш брат, да и другие тоже, должны давным-давно сидеть в тюрьме.
– В точку! – восхитился Павел Витальевич. – А если я тебе скажу, что у нас весь губернский аппарат в полном составе должен сидеть в тюрьме? А если я скажу тебе, что у нас вся страна в полном составе, исключая грудных младенцев, должна сидеть в тюрьме? Вот сейчас ты присутствуешь, например, при незаконном деянии: данный товарищ, мой лучший друг, являясь наркологом, в частном порядке находится здесь, лечит меня, я ему денег дам, а налогов он с них не заплатит. Ведь не заплатишь, Валера?
– Это другое дело, – сказал Гера.
– Да все то же! Поздно, ребята! Раньше надо было сажать, а теперь – мест не хватит! И кстати, не забивайте себе голову, Герман Григорьевич, статья вам основанием служить не может, было напечатано опровержение.
– Ваши братья его выбили из Немчинова. Насколько я понял, Максим руководил, а Петр воздействовал физически. Бил по голове. Кулаком.
– Да я его сам чуть не убил за это! В смысле – Петра. Неандерталец какой-то! Валера, честное слово, я когда узнал, у меня шок был! Я говорю, вы что, с ума сошли? Это же друг моих друзей, вы не могли по-человечески договориться? А вы его отпустили, кстати? – спросил он Геру.
– Да. И охранника вашего.
– Вот и правильно. Ну что, есть еще вопросы?
У Геры, может, еще и были вопросы, но ему расхотелось их задавать. Возникло ощущение бессмысленности всего, что он делает. Чего он хочет, если вдуматься? Кого-то обвинить? В чем? Зачем?
Гера отказался от очередного предложения выпить и ушел.
Вечером мама за ужином расспрашивала о работе, Гера отвечал неохотно:
– Да заурядное дело.
– Это хорошо, что заурядное. Успеешь еще прославиться. А сейчас тебе хватит того, что ты покажешь умение выполнять свою работу.
Наскоро доев, Гера скрылся в своей комнате, достал одну из фотографий Даши, лег на диван, смотрел. Это фотография стала его любимой: Даша глядит в объектив, то есть, кажется, на тебя, слегка улыбается и как будто что-то хочет сказать.
Гера пытался угадать – что?
Могла ли она сказать это ему, Гере?
Почему нет? Просто не успели встретиться.
Эти ни в чем не виноватые люди, Костяковы, сделали все – всей своей жизнью, – чтобы он не сумел, не успел встретиться с Дашей. То есть на самом деле они, конечно, виноваты, но не чувствуют за собой никакой вины, потому что не умеют этого. Это особая порода людей, существовавшая, наверное, всегда, но сейчас особо процветающая – люди, у которых чувство вины отсутствует напрочь, и Гере, взрослому человеку, давно бы понять, что это данность, но он злится, негодует, он готов обвинить и осудить их всех – но это, увы, не в его силах.
И все же это они ее убили.
61. ЧЖУН ФУ. Внутренняя правда
__________
__________
____ ____
____ ____
__________
__________
Начальство оценит вас по достоинству.
В то время, когда происходили все эти события, город навестил большой человек – Виктор Викторович Шестаков, у которого, как у языческого бога, было несколько тайных имен, самые ходовые – Земляк и Сват. Земляк – потому что выходец из Сарынска, бывший вице-губернатор, лет пятнадцать назад переместившийся в поднебесную Москву и занимающий там ключевые должности (сразу несколько). Сват – за то, что периодически выдвигал в Первопрестольную сарынцев, заслуживших его доверие и симпатию, чтобы иметь под рукой своих людей. Если кто из Сарынска попадал в высшие государственные сферы, можно было к гадалке не ходить, уверенно зная – это Сват хлопотал, рекомендовал, продвинул. То есть – сосватал.
Повестку дня знали все: утром Земляк прилетает, в одиннадцать часов в здании Правительства Сарынской области будет совещание с местной политической и экономической элитой, которое плавно перейдет во встречу с местным активом партии «Единая Россия», для чего не требовалось менять ни зал, ни присутствующих: это были одни и те же люди.
Потом, естественно, обед, а потом до вечернего возвратного самолета был прогал, который тревожил местных гостеприимных начальников: они не знали планов Земляка на эти несколько часов. Кто говорил, что он навестит родственников (и это бы хорошо), кто предполагал, что Земляк захочет заглянуть на какое-нибудь предприятие (не дай бог!) или решит проехаться по Сарынским дорогам, на ремонт которых в прошлом году были выделены основательные бюджетные средства (это совсем плохо), или пожелает искупаться на одном из сарынских пригородных пляжей (вообще катастрофа). Тут министр культуры вспомнил, что недавно закончили ремонт краеведческого музея, куда теперь никого не стыдно повести, надо Земляка туда аккуратно направить. На том и порешили.
Встреча партийно-хозяйственного актива, как говаривали в советскую старину, прошла довольно мирно: Земляк выслушал короткий доклад Сезонтьева, кого-то покритиковал, кого-то слегка похвалил, задал несколько нелицеприятных вопросов, но довольно мягко, с интонацией «смотрите тут у меня!». Потом рассказал, какие задачи ставят перед всеми президент и премьер-министр, перешел к насущным задачам партии, обмолвился о необходимости укрепления губернского аппарата новыми кадрами – тут все насторожились, это-то и было главным. Раз будут укреплять губернский аппарат, значит, кого-то из прежних передвинут. Кого в отставку, а кого и в Москву. Но кого? Все знали, что Земляк в приятельских отношениях и с Сезонтьевым, и с братьями Костяковыми, и вот тут-то возможны рокировки: Сезонтьева, к примеру, в Москву, а Павла или Максима в губернаторы. Или Сезонтьева оставят, а эмиссаром в Москву возьмут Павла. Или Максима, что даже вернее по многим соображениям, да у него и пост выше, хотя ясно, что Павел на своем скромном месте имеет больший реальный вес – в областном, однако, масштабе.
