Девятнадцать минут - Пиколт Джоди Линн (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
– Э-э, приятно познакомиться. То есть, вы всех нас знаете, но не лично.
– Конечно. Напомните, пожалуйста, как вас зовут?
– Питер. Питер Грэнфорд.
Льюис открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом просто покачал головой.
– Что? – Парень наклонил голову. – Вы… Мне показалось, вы хотели сказать что-то важное.
Льюис смотрел на этого тезку своего сына, на то, как он стоит, ссутулившись, словно не заслуживал так много места в этом мире. Он ощутил знакомую боль, которая камнем падала на грудь каждый раз, когда он думал о Питере, о жизни, загубленной в тюрьме. Он жалел, что редко смотрел на Питера, когда у него была такая возможность, потому что теперь ему приходилось восстанавливать свои размытые воспоминания или – еще хуже – искать своего сына в лицах чужих людей.
Льюис порылся глубоко внутри и вытащил на свет улыбку которую берег специально для таких случаев, когда радоваться было совершенно нечему.
– Это было важно, – сказал он. – Вы напомнили мне человека, которого я когда-то знал.
Лейси потребовалось три недели, чтобы набраться смелости и войти в комнату Питера. Теперь же, когда приговор был вынесен, когда они знают, что Питер никогда не вернется домой не было больше причин делать из этой комнаты то, чем она оставалась на протяжении последних пяти месяцев – святилищем, островком надежды.
Лейси села на кровать Питера и прижалась лицом к его подушке. Она все еще хранила его запах, и Лейси подумала о том, сколько понадобится времени, чтобы он исчез. Она посмотрела на разбросанные книги на полках, те самые, которые не забрали полицейские. Она открыла ящик стола, тронула пальцем шелковистую поверхность книжной закладки, металлические челюсти степлера. Пустое брюшко пульта дистанционного управления от телевизора без батареек. Увеличительное стекло. Старый набор карточек с покемонами, набор для фокусов, флеш-карта на цепочке для ключей.
Лейси взяла коробку, принесенную из подвала, и осторожно сложила туда все предметы по одному. Это было похоже на головоломку: посмотри на то, что осталось, и попытайся восстановить мальчика.
Она сложила его плед, потом его простыни, затем сняла наволочку. Она вдруг вспомнила, как однажды за ужином Льюис рассказал, что за десять тысяч долларов можно снести дом. Подумать только: насколько меньше нужно усилий, чтобы что-то разрушить, чем что-то построить, – меньше чем за час комната выглядела так, словно Питер никогда здесь не жил.
Когда все вещи были аккуратно сложены, Лейси опять села на кровать и обвела взглядом пустые стены: краска была чуть ярче в тех местах, где висели постеры. Она погладила матрац, Питера и подумала, сколько еще лет она будет считать его матрацем Питера.
Говорят, что любовь сдвигает горы, что она способна изменить мир. что любовь – это все, что нужно человеку, но она бессильна в мелочах. Она не смогла спасти ни единого ребенка: ни тех, кто, ничего не подозревая, пришел в школу в тот день, ни Джози Корниер, ни, конечно же, Питера. Так в чем же секрет? Может быть, любовь нужно смешивать еще с чем-то? С удачей? С надеждой? С прощением?
Она вдруг вспомнила, что сказала Алекс Корниер во время суда: «Все существует до тех пор, пока кто-то об этом помнит».
Все будут помнить Питера за девятнадцать минут его жизни, но как насчет остальных девяти миллионов? Лейси придется стать хранительницей этих воспоминаний, потому что только таким образом эта часть Питера будет продолжать жить. На каждое воспоминание о нем, связанное с выстрелом или с криком боли, у нее найдется сотня других: маленький мальчик купается в бассейне, в первый раз едет на велосипеде, машет ей рукой с высокой горки на детской площадке. Поцелуй на ночь, нарисованная карандашами открытка на День матери или выключатель душа, реагирующий на голос. Она соберет вместе все мгновения, когда ее ребенок был таким же, как и любой другой. Она будет носить их с собой, словно нить драгоценного жемчуга, каждый день до конца своей жизни. Потому что если она их потеряет, тогда мальчик, которого она любила, вырастила и знала, действительно умрет.
Лейси начала опять застилать кровать простыней. Она разровняла плед, подоткнула углы, взбила подушку. Она поставила книги обратно на полку, а игрушки, инструменты и прочие мелочи на ночной столик. В последнюю очередь она развернула длинные языки постеров и повесила их обратно на стены. Они внимательно следила, чтобы кнопки попали в те же дырочки, где были раньше. Чтобы больше ничего не испортить.
Ровно через месяц после вынесения приговора, когда свет был приглушен, а охранники в последний раз прошли по проходу между рядами камер, Питер наклонился и стащил с правой ноги носок. Он лег на бок на нижней койке лицом к стене Он сунул носок себе в рот и затолкал его как можно глубже.
Когда стало тяжело дышать, ему приснился сон. Ему был по-прежнему восемнадцать, но он шел в первый класс. Он не рюкзак и коробочку для завтраков. Оранжевый школьный автобус остановился и, вздохнув, разомкнул свои челюсти. Питер поднялся по ступенькам и направился в хвост автобуса, но на этот раз он был единственным пассажиром. Он прошел по проходу в самый конец, к аварийному выходу, поставил рядом с собой коробочку для завтраков и посмотрел в заднее окно. На улице было так светло, что ему показалось, будто само солнце преследует их по шоссе.
– Почти приехали, – сказал голос, и Питер оглянулся, чтобы посмотреть на водителя. Но, как и в салоне, за рулем никого не было.
Удивительно, но во сне Питеру было совсем не страшно. Почему-то он был уверен, что едет именно туда, куда нужно.
6 марта 2008 года
Школу Стерлинг Хай трудно было узнать. Появилась новая зеленая металлическая крыта, перед центральным входом росла трава, а за школой построили стеклянный вестибюль высотой в два этажа. Табличка на кирпичной стене возле центрального входа гласила: «Тихая Гавань».
Сегодня должна состояться траурная церемония, посвященная памяти тех, кто погиб здесь год назад. Поскольку Патрик принимал непосредственное участие в организации охраны во время мероприятия, он смог провести Алекс еще до начала.
В холле шкафчиков не было, только открытые полки, чтобы содержимое хорошо просматривалось. Ученики сидели в классах, и только несколько учителей прошли через вестибюль. На шее у них висели удостоверения, как и у детей. Алекс это было не совсем понятно – ведь угроза всегда была внутри, не извне» – но Патрик сказал, что это дает людям ощущение защищенности, а это уже половина дела.
Зазвонил ее мобильный телефон, и Патрик вздохнул.
– Я думал, что ты им сказала…
– Я сказала, – ответила Алекс. Она ответила, и секретарь из офиса публичных защитников округа Графтон начал выливать на нее поток проблем.
– Погодите, – прервала она его. – Разве вы забыли? Я сегодня не на работе.
Она опять начала работать государственным адвокатом. Джози обвинили в соучастии в совершении убийства второй степени, она признала свою вину и получила срок пять лет. После этого каждый раз, когда в ее суде в преступлении обвиняли ребенка, она не могла быть бесстрастной. Как судья, она учитывала все имеющиеся доказательства, но как мать, думала не о фактах, а только о чувствах. И возвращение на должность общественного защитника казалось не только естественным но и удобным. Во-первых, она понимала, что чувствуют ее клиенты. Она навещала их, когда ездила на свидание к своей дочери в женскую тюрьму. Обвиняемые любили ее, потому что она общалась с ними на равных и потому что сразу говорила правду о шансах на успех: если Алекс Корниер так сказала, значит, так и будет.
Патрик отвел ее туда, где раньше был задний вход в Стерлинг Хай. Вместо него здесь находился громадный вестибюль, занимавший территорию бывшего спортзала и раздевалки. Снаружи разбили игровое поле, где сейчас ребята играли в футбол на уроке физкультуры, обрадовавшись ранней весне и растаявшему снегу. Внутри поставили деревянные столы и стулья для учеников, где они могут пообщаться, перекусить или почитать. Несколько ребят там готовились к контрольной по геометрии. Их шепот, словно дым, поднимался к потолку: «касательная… параллельные… пересечение… вершина…»
