Возвращение домой (СИ) - Шахова Светлана (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT, FB2) 📗

В памяти бесконечно возникала белоснежная улыбка на красивом, смуглом лице Исмаила, протягивающего огромную гроздь винограда. Такое случилось с Дашей впервые. При этом воспоминании она чувствовала, как внутри, то нарастая, то утихая, разливается нечто тёплое и сладостное. Ощущение захватывало, невольно хотелось испытывать его вновь и вновь.

7

Отпуск родителей подходил к концу. И вот он – последний день южных каникул.

– После завтрака идём на пляж, вечером собираем чемоданы, а рано утром отправляемся на вокзал! – бодро огласил план действий отец, подхватил Дашу на руки, закружил.

К радости от игры с папой, которая всегда веселила и забавляла, сейчас примешалось неведомое, щемящее чувство тоски. Оттого смех не получился звонким…

На пляже по-прежнему было не протолкнуться. Даша решила наплаваться на год вперёд. В минуты передышки она смаковала истекающие сладким нектаром персики. Снова бежала в воду.

Наконец, решила заняться важным делом. Разложила на покрывале добытые со дна ракушки, принялась тщательно отбирать те, что планировала увезти с собой. Ненужные собрала в кулак, хотела закинуть в море.

Внимание привлекли мальчишки. Они невероятно шумели, играя на воде. Даша застыла в изумлении, когда в самом центре этой компании, среди галдящих голов и стремящихся за мячом рук, увидела знакомые черты.

Сомнений не осталось – это ОН. Вновь накрыла надежда на встречу, пусть даже последнюю.

Вечером паковали чемоданы. Из сада донёсся свист, напоминающий соловьиную трель. Сердечко у Даши затрепетало. Она высунулась в окно.

На скамейке сидел Исмаил и вдохновенно насвистывал, подражая птахе. Увидев Дашу, он расплылся в улыбке. Жестом показал в сторону летней кухни.

– Мамочка, можно немножко погулять в саду? Там хозяйские мальчишки и соседские ребята собираются.

– Конечно, милая. Но за калитку, чур, не выходить. А как позову, бегом домой.

Неслышно прикрыв за собой дверь, Даша помчалась по выложенной плиткой дорожке. Влетела в кухню.

Исмаил качался в кресле.

– Привет, Дашка! Садись напротив, – выпалил он и пустился рассказывать о приключениях, случившихся за то время, что они с Жориком провели у родственников.

Меняя интонации, размахивая руками, Исмаил в красках расписывал, как вместе со взрослыми покупали катер, как рыбачили, ночуя на острове, как наблюдали за стаями дельфинов в открытом море и плавали с черепахами.

Даша не сводила со своего кумира восторженного взгляда.

Волшебство чудесного вечера прервала неотвратимая реальность.

– Доченька! – позвала мама. – Пора спать. Завтра рано на поезд.

– Иду, – с сожалением отозвалась Даша и поднялась с кресла.

– Подожди минутку, – остановил Исмаил.

Из кухонного стола он вытащил огромную витую ракушку, протянул Даше.

– Это тебе. Сам достал. Со дна, – добавил с улыбкой.

Даша догадалась, что слукавил, но сейчас это не имело значения.

Руки на мгновенье соприкоснулись. Полумрак летней кухни скрыл румянец, вспыхнувший на лицах.

Даша уходила, бережно держа драгоценный подарок.

– Возвращайся! – донеслось вслед.

Она оглянулась, кивнула и скользнула в дом.

Чтобы избежать расспросов, спрятала ракушку в дорожную сумку, благо та стояла прямо у порога. Пошла занавешивать уличное окно.

У палисадника мелькнула тень. Через мгновение за штакетником выросла знакомая фигура. "Самвел?”

– Возвращайся! Пожалуйста, возвращайся! – громко прошептал знакомый голос, и фигура растворилась во мраке…

Поезд стремительно мчал семью домой. С верхней полки купе за меняющимися пейзажами наблюдала Даша. Она была прежней, но везла с собой новый багаж – душу, переполненную светлым чувством первой любви, трепетным переживанием настоящей дружбы и мечтой о новой встрече.

Галушина Лариса. Лиходей

…Сани-волокуши болтало и швыряло.

Вдруг лошадь круто повернула, сани накренились, глаза Миньке осыпало ледяным дождём, залепило… Минька не удержался и упал на дно, ударившись носом.

«Вывалюсь! – испугался Минька. – Ой, матушка моя! А-а-а!»

Он слепо замахал руками, ища, за что бы уцепиться… Наконец что-то нащупал и вцепился со всей мочи.

Тем временем тятя хлестал и подгонял Каурку, словно гнались за ним все демоны мира. Лошадь фыркала. Копыта стучали. Комья снега летели со всех сторон и колотили Миньку по спине.

Ему ничего не оставалось делать, кроме как цепляться за дно саней, лежать неподвижно и ждать, когда всё закончится.

«Тук-тук-тук!» – стучали копыта в Минькиных ушах.

«Скрип-скрип-пип-ип» – вторили им сани.

«Бум!» – Ком снега, тяжёлый ком, ударил Миньку по спине.

Сани стали подпрыгивать на кочках, будто качели. У Миньки закружилась голова.

– Матушка моя! Ой, миленькая..! – беззвучно причитал он. – Спаси!

Но к его удаче, удары кнута стали реже. Каурка перешла на шаг, а потом и вовсе остановилась.

Стало совсем тихо.

Минька подождал немного и поднялся. Он с трудом отцепил руки и протёр залеплённые снежной пылью глаза.

Тятя вытянул шею и напряженно вглядывался назад, откуда они приехали. Его рука была поднята в готовности обрушить кнут на лошадиный круп.

Минька тоже развернулся…

 Эта история началась неделю назад.

В избе за занавеской кричала матушка. Давно наступила ночь. Младшие – Далька и Лёнушка – уже заснули, а Минька не спал, слушал и смотрел.

Их, детей, Миньку и двух его сестёр, с приходом морозов не выпускали из избы на волю: не было на их малый рост тёплой одежды. Вот и жили они тихонечко на печи вместе с баушкой.

Но в ту ночь Минька не мог уснуть.

Матушка всё кричала и плакала за тряпкой. Над ней хлопотали баушка и соседка Лександровна. Лександровна считалась в их деревне доктором и однажды вылечила Миньку от лихорадки после купания в речке.

Баушка то и дело выскакивала из избы за разной надобностью: приносила то воду в ведре, то тряпки, то ещё что-нибудь. Холодный воздух из открытой двери обдувал Миньку. От притока воздуха свечи мерцали, а тени прыгали, как живые: от печи, от головы Миньки, от посуды на полках… Пахло супом и травами.

Через время у матушки народился новый ребенок, и крики прекратились.

Минька наконец заснул. Баушка тоже прилегла на лавку.

А утром она не поднялась, с этой лавки. Напрасно баушку тормошили. Лицо её перекосило, глаза пусто и блёкло смотрели в потолок, а руки, сухие и почерневшие, свисали вниз, как верёвки.

Матушка обмазывала баушку маслом с жиром, поила снадобьём, что принесла Лександровна. Снадобье стекало по безжизненным губам бабки. Минька подтирал тёмно-жёлтые лужицы под лавкой и беззвучно плакал.

Лександровна забегала каждый день: слушала баушку в груди, заглядывала ей в рот. Она качала головой, показывала на нее пальцем и что-то горячо говорила матушке.

– Рано, – отмахивалась та.

Лександровна не отступала:

– Я ничего не могу поделать! Поздно будет!

– Нет, – сердилась мать. – Пожалуйста, не надо. Поднимется она! – и плакала.

Но баушка не поднялась. Она не отвечала и не ела. Смотрела пустыми глазами в потолок и хрипела по ночам.

Теперь Миньке вняли в обязанность менять сено в мешках. Каждый день Минька вытряхивал вонючее сырое сено из специально сшитых холщовых мешков и наполнял их свежим сеном. Мешок поменьше он клал в люльку под новорожденную девочку, а мешок побольше – под спину и ноги бабушки.

Далька пыталась помочь. Да не было от неё никакой пользы. Она только мешала. Чаще всего Далька сидела на полу подле лавки и держала баушкину руку. Но рука была совсем сухая и не двигалась. Далька тихо напевала колыбельную, бормотала что-то на своём языке – ещё говорить толком не выучилась, дурёха

В какой-то день соседка Лександровна привела старосту деревни. Минька запомнил старосту, как остроносого мужчину в богатой пушистой шубе.

С приходом гостя матушка сорвала пелёнки с верёвки, что тянулась из угла в угол через всю избу, и закинула тряпки в угол. Она бросилась к печке и достала горшок с травяным настоем, смахнула со стола крошки, но староста остановил её: