Время Волка - Волкодав Юлия (читаем книги онлайн TXT, FB2) 📗
– Он за мной пришёл, – подала голос Катька. – А заика на него набросился.
Ребята засмеялись, слишком уж неправдоподобно звучало это, в общем-то, недалёкое от истины объяснение.
– Ладно, всё, расходитесь, – махнул рукой Курочкин. – Выясняйте отношения за пределами школы, пожалуйста! Лёня! Береги руки, через два дня концерт!
– Да-а по-ошли вы со сво-оим ко-онцертом! – прошипел Лёня, вырвался из объятий все ещё державшего его пацана и вылетел из репетиционного зала.
– И не ходи за мной, заика! – уже в спину ему крикнула Катька. – Надоел хуже горькой редьки!
После этого была легендарная попойка с Борей в бамбуковых зарослях, с последующим купанием в ледяном море и блаженное забытьё на старом топчане у печки.
Лёнька проспал школу и провалялся до обеда, пока со смены не пришла Серафима Ивановна.
– Ты чего дома? – с порога поинтересовалась она, окидывая внука цепким взглядом.
– У нас се-егодня че-етыре уро-ока то-олько, – не моргнув глазом, соврал Лёня.
– А с руками что?
Бабушка полоскалась в умывальнике и переодевалась в домашнее, не прекращая допрос.
– Да та-ак, упа-ал неуда-ачно.
– Удачнее надо падать, – припечатала Серафима Ивановна с некоторым одобрением в голосе. – А к носу надо было лёд приложить или просто холодную тряпку. Так синяк будет неделю сходить.
Лёнька про себя чертыхнулся. Торопясь к приходу бабушки привести в порядок постель и распотрошить портфель, создавая видимость посещения школы, он совсем забыл посмотреться в зеркало.
Он надеялся, что бабушка сразу ляжет спать после дежурства, но она затеяла ставить тесто.
– Капуста пропадает, пирожки хочу сделать, – пояснила она. – Если нечем заняться, иди вон капусту шинкуй.
Лёня взялся за капусту. Помогать по хозяйству ему нравилось, особенно когда дело касалось готовки. Он с удовольствием мог и картошки начистить, и даже нажарить, если бабушка уходила на сутки.
Лёня увлечённо шинковал капусту большим, остро заточенным тесаком, концентрируясь только на том, чтобы не попасть по пальцу. Вот отличное занятие. И, главное, можно молчать.
– А, кстати, тебе разве на репетицию не надо? – вдруг спохватилась бабушка, накрывая таз с тестом чистым полотенцем.
– Не-е на-адо, – буркнул Лёня.
– У вас же вроде концерт на днях?
– Бе-ез ме-еня обойду-утся.
– Так!
Бабушка решительно отставила таз, вытерла руки о передник и села напротив Лёни.
– Рассказывай!
Но ничего рассказывать он не хотел. Уж тем более не собирался посвящать бабушку в перипетии своих отношений с Катькой. Если они вообще были, эти отношения. Сейчас ему казалось, что он всё выдумал – и дружбу, и её внимание. Как она там сказала? Зануда, задохлик и заика? Однако бабушка ждала ответа.
– Я бро-ошу му-узыкалку.
– Причина?
– Не хо-очу бо-ольше. Надое-ело.
Бабушка задумчиво на него посмотрела, дотянулась до папирос, лежавших на краю стола, закурила. Она курила со времён войны, принципиально «Беломор», ничуть не стесняясь ребёнка.
– Понимаешь, в чём дело, Лёня, – спокойно проговорила она. – Ты ведь не просто способный к музыке. У тебя талант. И поэтому бросить ты не можешь.
– Мо-огу. О-очень да-аже про-осто.
– Не можешь. Видела я твоего Илью Степановича на той неделе, на улице встретились. И он давай мне рассказывать, какой дар тебе дан свыше и как это замечательно. Так вот, дурак твой Илья Степанович. Сам дурак и тебе эту дурь передаёт. Талант – это никакой не дар, Лёня. Талант – это кредит, который человек, его получивший, потом всю жизнь отдаёт с процентами. Тебе вот нравится готовить, да?
Лёня кивнул.
– Но ты можешь этого и не делать. Если я тебя не попрошу, ты не будешь готовить, вовсе забудешь про это занятие. А не играть ты не сможешь, потому что к музыке у тебя талант, а не способность. Не ходи в школу, если не хочешь. Но тогда и к инструменту не подходи. И пианино давай продадим. Потому что если ты не доучишься, то это не игра, а халтура получается. Представь, что я бы не доучилась в мединституте и пошла бы людей оперировать. Допустил бы кто такое? Нет. Так что не хочешь – не учись. Но чтобы за пианино я тебя тогда не видела.
Лёня только плечами пожал. У него не было ни малейшего желания садиться за инструмент. Он вообще видеть не хотел ни пианино, ни ноты, ни двери музыкальной школы. К тому же и разбитые руки саднили.
Вечер того дня запомнился ему особенно хорошо. В доме пахло капустными пирожками. Бабушка уже спала в своём закутке, а Лёнька слонялся по комнате, не зная чем себя занять. На улице шёл дождь, типичный сочинский осенний дождь, от которого невозможно укрыться под зонтиком, и даже резиновые сапоги до колен не помогут. Можно только пересидеть его дома, желательно привалившись к печке. Вроде бы и не холодно, но промозгло, сырость пробирает до костей, и если дождь идёт не первый день, а неделю, хочется удавиться от тоски. Лёня сгрыз два пирожка, хотя был сыт. Попробовал читать, но даже любимые «Мушкетёры» не полезли. Включил телевизор, но в дождь и без того слабый сигнал телеантенны постоянно пропадал, и кроме помех он ничего не увидел. В конце концов он всё-таки сел за пианино. Крышку открывать не стал, достал чистую тетрадку и от скуки начал по памяти расписывать партитуру популярной песенки «Бэсаме мучо», которую они слушали у Борьки дома на патефоне. Борька с недавних пор свёл какое-то секретное знакомство, благодаря которому ему удавалось находить совершенно уникальные «заморские» пластинки. Пластинки эти попадали к Борьке на время, с возвратом, поэтому он слёзно просил Лёньку разложить «классную мелодию» на ноты. Лёньке, замотанному концертом, было как-то недосуг, а теперь вот появилось время. Хорошо было бы, конечно, снимать по слуху, но не бежать же сейчас, под дождём и на ночь глядя, к Борьке. Да он и отдал уже, наверное, пластинку.
В одном месте Лёнька засомневался, открыл крышку пианино, начал подбирать. Бабушку он разбудить не боялся, если та заснула, можно было не то что на пианино, на трёх тромбонах играть, она не проснётся.
– Ты что такое играешь?
Лёнька вздрогнул, обернулся. Олеся по-соседски приходила к ним не стучась, а двери у них никогда и не запирались.
– Да-а во-от, Бо-орька про-осил пе-есенку подообрать.
Он сыграл с самого начала, подпевая себе. Из слов он знал только рефрен «Бэсаме, бэсаме мучо», поэтому остальное заменил на «ля-ля-ля», но Олеся пришла в восторг.
– Здорово, Лёня! Это же здорово! А ты можешь послезавтра в клубе на танцах её сыграть? Все в шоке будут!
Пока что в шоке был Лёня. Он знал, что Олеся бегает в клуб на танцы в надежде встретить, как она говорила, «женское счастье». Что под ним подразумевалось, Лёня не понимал, но в клуб пару раз просился. Олеся всегда отказывалась брать его с собой с формулировкой «нос ещё не дорос». А теперь пожалуйста!
– А ты ещё что-нибудь такое знаешь? – не отставала Олеся. – Живенькое, модное?
Лёня пожал плечами.
– За-автра схо-ожу к Бо-орьке, по-оищем ещё.
В музыкалку он всё-таки вернулся. И концерт к седьмому ноября отыграл, упорно делая вид, что не замечает Катьки. И закончил последний класс, хотя и без былого энтузиазма. Куда больше теперь его увлекала современная музыка, которую он неожиданно с помощью Бори для себя открыл. Успех на танцах в клубе у него был грандиозный – он раз десять сыграл «Бэсаме мучо» и раз двадцать «Во Стамбуле-Константинополе», ритмичную, зажигательную песенку в стиле рок-н-ролл, под которую бешено скакали взрослые парни и девушки, осыпая смущающегося, хмурого пианиста бесконечными комплиментами. Бабушка за всеми этими событиями наблюдала молча, но когда он принёс ей диплом об окончании музыкалки с бесконечными пятёрками и аттестат зрелости с бесконечными трояками, поинтересовалась:
– И что ты намереваешься делать дальше?
Лёня пожал плечами. Он уже присмотрел себе занятие – в одном из прибрежных кафе требовался тапёр, и его брали с огромным удовольствием. Но стоит ли говорить об этом бабушке, он пока не решил. А через несколько дней приехал отец.
