Анатомия одного развода - Базен Эрве (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Было бы странно, если бы случилось наоборот, — сухо ответила Алина. — Дети так потрясены.
Но тут же пожалев о своей резкости, Алина подошла к отцу и положила руку ему на плечо, а он нервно бросал в реку камушки, целясь в кувшинки. Этот патриарх, обычно столь уверенный в себе, горестно сетовал:
— Три дочки, и три неудачи! Ты в разводе, Жинетта помыкает своим ничтожеством, Анетта даже такого себе не нашла.
Что тут ответишь? Решив сделать выбор — терпеть, обуздывать или бежать, — дочки управляющего тем самым показали, что были явно не подготовлены к брачному равновесию.
Но Пе уже сменил тему:
— Правду говорит твоя мать? Ты хочешь опять переехать сюда к нам?
— Хотела бы, — уточнила мадам Ребюсто.
— Какая разница? — обрезал ее муж.
Пробный шар. Заполучить обратно хотя бы одну из дочек — а все они, как только исполнилось двадцать один, вырвались в Париж — такова была мечта матери. Видимо, родители уже обсуждали друг с другом эту тему. Впрочем, и Алина говорила о том же с Четверкой, которая не выразила особого энтузиазма.
— Мне это кажется сложным, — сказала Алина. — Как быть с лицеем? Как быть с жильем? Не могу же я поселиться у вас со всей своей детворой? Но главное, адвоката тревожит, как бы Луи не воспользовался этим для пересмотра вопроса об опеке, сославшись на то, что из-за большого расстояния он не сможет встречаться с детьми. Мне-то казалось, что скверный муж станет и плохим отцом, что его скоро утомят родительские обязанности. Ничего подобного! Вы даже представить себе не можете, до чего он изводит меня.
— Это доказывает, что Луи любит детей, — заметил мсье Ребюсто.
— Если он редко их видит, то ведь он сам так хотел, а если страдает от этого, то разве не заслужил? — злобно заметила Алина.
— Меня больше всего волнует мысль, что он может привезти их к этой девице, — сказала мадам Ребюсто.
Управляющий вдруг взволнованно вскочил с места.
— Что они знают о ней, скажите толком?
— Все, — ответила Алина. — Нужно же было поставить их в известность. Если все так пойдет, то через полгода она станет их мачехой.
— Нет, — отрубил мсье Ребюсто, — эта женщина никогда не будет их мачехой. Мачеха — это вторая жена вдовца. Но я надеюсь, ты деликатно рассказала им?
— Достаточно было дать им прочесть письмо Луи, — даже не сморгнув, сказала Алина.
— Письмо? И ты это сделала?
Мсье Ребюсто побагровел. Но Алина, чувствуя себя взрослой, принялась кричать:
— В конце концов, папа, то, что он мне писал, хотим мы того или нет, — правда!
Отец тяжело опустился на край стены.
— Конечно, правда! — пробормотал он. — Но дети имеют право, чтоб ее несколько приукрасили.
Вот и нравоучение в стиле: Послушай меня, моя девочка… Алина знала это вступление. Знала она и продолжение — поучительную тираду: Необходимо, чтобы ребенок сохранял хорошее мнение о своих родителях, даже если оно не соответствует истине; чтобы он никогда не участвовал в их распрях, чтобы питал одинаковую нежность к отцу и к матери, а те тоже должны бережно относиться друг к другу… Алина не могла к этому серьезно относиться. Одинаковую нежность! К виноватому и к невиновной. К тому, кто всегда отсутствует, и к той, что постоянно тут. Дочь искоса наблюдала за выражением лица своей матери, круглого, изборожденного морщинами, обрамленного жирными, гладко зачесанными за уши волосами, — ее чинно опущенные веки уже трепетали от вынужденного молчания. Этот шуанский святоша читает, следуя новым обычаям, Евангелие с амвона. Пусть так. Но как его понять, когда будучи непримиримым в своих воззрениях, он начинает толковать о христианском снисхождении к окаянному? За ошибку молодости, которую теперь не в моде считать ошибкой, разве его мало помучили?! Мужчина всегда старается щадить других мужчин — Алина твердо в этом уверена, тем более, что отец заключает:
— Только что я предложил детям написать ему общее письмо, чтобы несколько исправить то, что ты натворила. Хотя ты знаешь, как я отношусь к твоему мужу.
Взгляд, брошенный на него Алиной, казалось, не смутил его. Он поднялся, разминая ноги.
— Что же касается твоего возвращения сюда, я все же не советую тебе, несмотря на все наше желание. Конечно, тебя бы приняли неплохо…
— Но я чувствовала бы себя неловко, я это знаю, представь себе!
— Я пошел к теннисному корту, — сказал, уходя, Леон , Ребюсто.
Прошла минута. Три домашние утки, дружно переваливаясь, появились под мостиком. Немного поодаль, там, где Аргос, изгибаясь, меняет путь, проплыла, раздвигая носом водоросли, водяная крыса, а апрельское солнце появилось в небесной вышине, окруженное двойным нимбом. Увы! Мягкая прелесть природы не отразилась на обитателях этих мест. В городах, где все течет, все меняется, где люди вас почти не знают, так как встречают редко, соседи недолго злословят о неприятностях, случившихся в семье. А вот в деревне, где все дома, как и семьи, наперечет, развод, если даже в него не вмешиваются святоши, сразу бросается в глаза, как внезапно образовавшаяся брешь. Эта беда влечет за собой другие, на вас смотрят как на зачумленных. Мужчина может считать себя свободным, а женщина всегда будет выглядеть отвергнутой. Всем вокруг будет понятно, что есть в ней нечто такое, из-за чего она не смогла, не знала как, а может, и не захотела удержать мужа. Несчастье становится ее естественным состоянием, и она, словно частоколом, окружена всякими подозрениями, жалостью, неусыпным любопытством. Вчера Алина сама убедилась в этом, когда ей пришлось вместе с родными пройти по поселку: даже шествие безногих инвалидов не привлекло бы к себе столько взглядов. И в самых обычных приветствиях звучали унижающие нотки утешения… Но родители ошибались. Алина приехала в Шазе на рождество специально, чтобы отдалиться от Луи; потом она привезла сюда детей на вербное воскресенье, но вскоре должна была вернуться обратно, чтобы передать Четверку мужу, у которого им предстояло провести пасху. Алина вовсе и не собиралась, искать убежища в Шазе.
— Маркиз нас не предупреждал, но я не удивлюсь, если он сюда вдруг заедет, — сказала мадам Ребюсто.! Мама, конечно, не так уж хитра, но не лишена интуиции. Маркиз, вот именно! Еще одно основание оставаться здесь, в пригороде. Вот почему его преданный служащий, отправился прогуляться к теннисному корту. Пе управлял поместьем, владелец которого появлялся здесь не больше чем на два месяца в году, и мсье Ребюсто, таким образом, все остальное время царил над восемью фермами, владел всеми ключами, мог разрешать иногда своим внукам пользоваться кортом, бассейном, прудом, парком, однако весьма расторопно и учтиво убирал ребят из всех этих мест, если хозяйский «мерседес» вдруг появлялся на большой аллее. Да пусть они играют! — конечно, говорил отечески настроенный сеньор, который ребенком тоже бегал в этом парке с Алиной, а несколько позже, желая удостовериться в своих предположениях, засовывал руку к ней под свитер, правда, без грубой настойчивости. С высоты хозяйского величия мсье Ребюсто называли просто Леоном, а его жену — Софи; но их дочь — мадам Давермель: ведь, став снохой аптекаря, она, в сущности, поднялась еще на одну общественную ступеньку, на известный уровень, как целых восемнадцать лет гласила молва, и ей уже не нравилось, чтобы ее, как дочь Леона, звали просто Алиной. Однако теперь, с уходом Луи, она теряла и общественное положение. Но хватит расстраиваться! Надо воспользоваться отсутствием отца и вернуться к цели этой поездки.
— Мама, — с трудом призналась Алина, — у меня большие неприятности. После развода нам предстоит еще и раздел имущества.
— Что?! — мадам Ребюсто всплеснула руками. — У него не хватило благородства оставить все тебе?
— Он сказал, что с меня хватит и половины, и то это чересчур много, раз я ничего не принесла в приданое и ничего не заработала.
Поток слез. Сила Алины всегда была в умении рыдать по заказу и всех этим обезоруживать. Но чем могли сейчас помочь эти слезы, капавшие в песок?
