Муравечество - Кауфман Чарли (читаем книги бесплатно txt) 📗

Глава 71

Я чувствую невероятный шок. Мы врезались в воду на конечной скорости? Уверен, это Галилей рассчитал конечную скорость. Точно не знаю. Кажется, мы врезались со скоростью свыше сотни миль в час. Кажется, я где-то читал, что если прыгнуть с моста «Золотые ворота», то поверхность воды покажется цементом. Кажется, читал. Это же случилось и с нами? Но я же явно не мертв, ведь будь я мертв, я бы этого не думал. Тогда что? Я вдруг стал как миллион Хелен Келлер сразу. Даже триллион. Ни зрения, ни слуха, ни осязания. У Хелен Келлер было осязание? Кажется, нет, но проверить я не могу. Несколько раз тыкаю языком в губу. Ни вкуса. Ни запаха. В точности как Хелен Келлер. Может, это смерть. Может, вот так проходит вечность. Я пытаюсь встать и обнаруживаю, что все еще сплетен с кем-то другим.

Тогда я просыпаюсь на земле, с восстановленными чувствами, вместе с псом — слепым мертвым остовом без барабанных перепонок. Вокруг точно так же горит огонь. Ну, не точно так же, раз мы на сыроватом берегу озера, но неслабо. Здесь в изобилии водятся олени и очень красиво. Конечно, они все горят и издают перепуганное карканье (олени каркают? Жаль, мой айфон переварили, а то бы я проверил), и от этого в моем удовольствии остается некое послевкусие, но я правда восхищаюсь тем, что они не предаются жалости к себе.

Стоп, а как я вижу?

Я бреду через огонь, который сжигает все, включая время, включая пространство, включая меня. И перерождаюсь из пепла вновь и вновь, в духе какого-то ницшеанского вечного возращения / мифа о фениксе / летних повторных трансляций. Конечно, потому-то я и вижу. Я бреду, вокруг всё в огне, как было и как будет. Вечное «здесь и сейчас». «Всегда» из аборигенского времени сновидений. После, кажется, целых дней, или минут, или десятилетий я слышу, как в динамиках грохочет голос Марджори: «В „Слэмми“ мы убрали огонь из возгораний. Наши огнестойкие охлаждающие жилеты подарят максимум комфорта в любом холокосте. И они доступны в модных расцветках: „морская пена“, „ягодная“ и „полуночное солнце“!»

Скоро я сгораю и регенерирую, подобно фениксу, уже довольно регулярно — может, раз в час. Потом гораздо чаще, скажем, раз в минуту. Теперь раз в секунду. Теперь я сгораю и регенерирую, подобно фениксу, двадцать четыре раза в секунду. Это начинает сказываться на настроении.

Я всегда новый. Я всегда своя следующая версия. Тот ли я, кто написал разгромную рецензию на «Синекдоху, Нью-Йорк», где назвал Чарли Кауфмана жалким нарциссом масштаба Адольфа Гитлера или, если честно, несравнимо выше, и миру повезло, что он не имеет реальной власти? Не знаю. Это было десять тысяч жизней назад. Сегодня я читаю эти слова на внутренней стенке черепа — и они даже не в моем стиле. Можно ли быть настолько молодым? Правда, надо сказать, с посылом я все еще согласен. Но кажется, будто я читаю слова единомышленника, попутчика. Может, не чувствую этого с той же страстью, но все еще согласен со своей оценкой этого ничтожного…

Я падаю. Здесь черным-черно, так что я не представляю, когда или на что приземлюсь. Считаю до девяти Миссисипи, когда достигаю дна. Приземляюсь на голову. Согласно моим расчетам, я упал на 296 метров, развив скорость в 177 километров в час. Я должен быть мертв, но я жив. Череп должно было размозжить, как размозженную скорлупу. Я его ощупываю. Не размозжен. Что это за место, где не действуют законы физики? Я нащупываю выход или, вернее, путь наверх. Похоже, я в колодце или каком-то сеноте, если не ошибаюсь в названии. Вылезаю, продолжаю идти, продолжаю гореть, продолжаю регенерировать. После каждого перерождения попадаю для того, чтобы привести себя в порядок, в один из тысяч вездесущих и удачно расположенных «Представительских туалетов класса люкс» от «Слэмми», кажется, давших буйный рост по всей стране. Должен сказать, люксовые придорожные туалеты — это гениальная идея. Вот почему «Слэмми» так давно считается самой инновационной компанией. Хотелось бы мне придумать такую идею. К счастью для меня, каждый раз после регенерации я нахожу новенькую трехдолларовую купюру от «Слэмми» — ровно ту сумму, что требуется на входе в стабильно ухоженный туалет. И очень радует, что никогда нет очереди, ведь все остальные, кажется, умерли.

«Когда времени больше нет, любая еда — быстрая. „Слэмми“ на завтрак, обед и ужин; теперь все едино».

Каким-то образом я прибываю через дым, огонь и вышеупомянутые тысячи перерождений к зеву огромной пещеры. Это поистине зев — пасть со слегка вытянутыми губами, словно она безмолвно насвистывает похоронный марш Шопена под руководством Элгара или украшает лик колоссального каменного Дональда Транка. Уверен, сюда вело бесконечное число маршрутов — точно так же, как в любое место ведет бесконечное число маршрутов. Правда в том, что любой маршрут приведет в любое желанное место, но некоторые маршруты прямые и требуют меньше энергии. Некоторые столь мучительны, что практически невозможны, хотя при бесконечном количестве времени и энергии на деле вполне возможны и они. Куда проще попасть в завтра, чем во вчера, но уверен, что — по крайней мере, в нынешней инкарнации мира — возможно и то и другое.

Неужели эта пещера — в Олеаре Деборд, той самой горе, что я некогда любил? Если так, она изменилась. Больше я ее не узнаю.

Вхожу я с трепетом — не только из-за омерзительного анусоподобного вида отверстия или опасения, что меня отвергнет бывшая возлюбленная, но и потому, что в детстве я случайно узнал о платоновской аллегории пещеры и пришел в ужас из-за мысли, что, возможно, я тоже узник, отвернувшийся от истины. Это одна из множества причин, почему, когда я впервые знакомлюсь с человеком или предметом, всегда оборачиваюсь. Я целиком предан полному пониманию всего и вся во всей полноте. Целиком. В голову приходит, что, по размышлении, может показаться достаточно ироничным то, как я нашел свое призвание в буквальном просмотре теней на стене (или, так сказать, экране), и не сходя с места я решаю, что впредь с этого момента, если мир вернется в узнаваемый вид, добавлю в свой процесс критики восьмой шаг: буду отворачиваться от киноэкрана и глядеть прямо в проектор.

Но пока что, хоть и испуганный, я чувствую потребность пройти через эти немые, свистящие, транковские губы в темный зев. Почему? Кто знает? Возможно, потому, что устал от этого нескончаемого цикла сгорания и перерождения. Впечатляет, спору нет, и я чувствую себя везунчиком, но сказать, что это подкашивает мораль, — ничего не сказать. Теперь я почти все время чувствую себя как при гриппе — и сложно не считать сопутствующим фактором то, что я все время горю. Внутри пещеры, в теории, хотя бы попрохладнее. Так что я рискую и вхожу.

Вау, ну и темнота. Я в панике выскакиваю и довольно неохотно сгораю. Снова переродившись и умывшись в ближайшем «Представительском туалете класса люкс» от «Слэмми», я сооружаю горящий факел из горящего факела, найденного на заброшенной и объятой пламенем факельной фабрике по соседству. В общем, сооружаю без труда. Когда вхожу вновь, в голове возникает мысль, что, возможно, внутри есть что-то страшное и это как раз оно, а не просто темнота, обратило бывшего меня в поспешное бегство. И все же я вхожу.

— Эй? — кричу я.

Мое «эй» возвращается минимум тридцать раз. Должно быть, это огромное место, либо стены здесь из высокоотражающего камня. Возможно, известняк. Или игнац. Игнац — это камень? Или, может, пещера просто наполнена дружелюбными Незримыми людьми с голосами, похожими на мой, и все со мной здороваются. Маловероятно, но нужно узнать. Мне довольно одиноко. Я спрашиваю в лоб:

— Вы кто?

Ко мне возвращается приблизительно тридцать «вы кто?». Возможно, не лучший вопрос, ведь можно представить, что это они спрашивают, кто я, или даже не хотят отвечать первыми. И, конечно, будь это эхо, результат стал бы тем же. Хотя надо сказать, как минимум в нескольких откликах «вы» как будто произнесли с ударением, что указывает на присутствие в пещере около тридцати Незримых людей. Может, отчасти это эхо, а отчасти — Незримые. Поделим пополам и скажем, что пятнадцать того и пятнадцать других. Я решаю попробовать еще разок.