Сын цирка - Ирвинг Джон (мир бесплатных книг txt) 📗
Как опытный учитель английского языка, миссионер стал обсуждать правильность употребления слов и грамматических конструкций в заметке Ему очень не понравился глагол «скрылись».
— «Скрываться» — очень популярное здесь слово, — объяснил ему Фарук.
— Иногда сама полиция скрывается, — заметил Ганеша.
— Что он сказал? — переспросил миссионер.
— Когда случается преступление, часто скрывается сама полиция. Они переживают, что не могут предотвратить преступления или не могут поймать преступника, поэтому полицейские сами скрываются, — объяснил Фарук.
При этом он подумал, что такой образ действии не характерен для детектива Патела. Как сообщил ему Джон, заместитель комиссара полиции намеревался провести с ним целый день в номере отеля «Оберой», отрабатывая тактику втирания в доверие к Рахулу. Доктора обидело и то, что ему не предложили поучаствовать в этом мероприятии, и то, что они не захотели подождать его возвращения из цирка. Ведь потребуется сочинить и отобрать возможные реплики, которыми будут обмениваться Джон и Рахул. Хотя сочинение диалогов и не было ежедневной работой доктора, но все же составляло его хобби.
— Правильно ли я понял вашу мысль? — спросил Мартин Миллс. — Иногда, когда совершается преступление, скрываются и преступники и сама полиция, — произнес миссионер.
— Именно так, — откликнулся Дарувалла.
Фарук не чувствовал уверенности в том, что позаимствовал слово «скрываться» из лексикона детектива Патела. Сценариста распирала гордость творца. В новом сценарии он только что приложил газету «Таймс оф Индиа». Созданный им персонаж по имени мистер Мартин всегда читал вслух что-то очень глупое для придуманных им детей. Фарук подумал, что жизнь, пожалуй, всегда подражает искусству.
— Вот очень честное мнение, — объявил миссионер, который дошел до раздела «Мнения читателей», печатавшего письма в газету «Таймс оф Индиа».
— Послушайте вот это. «Нашу культуру нужно менять. Культуре надо учить еще в начальной школе, обучая мальчиков не писать на улице», — прочитал миссионер.
— Другими словами, ловите их, пока они еще маленькие, — заметил Дарувалла.
Ганеша сказал что-то, отчего Мадху засмеялась.
— Что он сказал? — заинтересовался Мартин.
— Он сказал, что нет никакого другого места, чтобы пописать, кроме открытого воздуха, — ответил Дарувалла.
После этого Мадху прошептала что-то Ганеше, с чем тот явно согласился.
— А что теперь сказала девочка? — спросил миссионер.
— Она сказала, что предпочитает писать в припаркованных машинах, и особенно нравится ей делать это ночью, — добросовестно пересказал доктор слова Мадху.
Когда они подъехали к отелю «Тадж Махал», рот у нее был полностью заполнен соком бетеля. Капли кроваво-красной слюны стекали с уголков губ.
— Не вздумай жевать бетель в отеле! — предупредил доктор.
Девчонка выплюнула пережеванное месиво на переднее колесо такси Вайнода. И карлик и сикх-привратник с отвращением наблюдали, как пятно расплывалось на подъездной дорожке к входу в отель
— В цирке тебе тоже не разрешат есть паан, — напомнил доктор девочке.
— Мы пока еще не в цирке, — с недовольным видом заметила маленькая шлюха.
Подъезд к отелю был сплошь забит различными такси и дорогими автомобилями. Мальчишка-калека что-то сказал девочке, которая от этого развеселилась.
— Что он сказал? — не унимался миссионер.
— Он сказал, что здесь много машин, в которые можно пописать, — ответил Дарувалла.
Затем Фарук услышал, как Мадху сказала Ганеше, что уже была в такой же дорогой машине, наподобие тех, что стояли у отеля. Ее слова не казались пустой похвальбой. Фарук подавил в себе желание перевести иезуиту и эту информацию. Хотя доктору нравилось шокировать Мартина Миллса, ему показалось, что уточнение того, чем занималась девочка-проститутка в такой роскошной машине, будет излишне похотливым.
— А что сказала Мадху9 — спросил иезуит доктора.
— Она сказала, что лучше для этих целей пользоваться дамский туалетом, — соврал Дарувалла.
— Молодец, девочка! — похвалил Мартин будущую артистку цирка.
Когда Мадху раздвинула губы, чтобы ему улыбнуться, ее зубы, ярко блестевшие от паана, создавали впечатление, будто десны у девочки кровоточат. Доктор надеялся, что ему лишь показалось в улыбке девочки нечто непристойное. Но в холле отеля Фаруку не понравился взгляд, которым швейцар проводил Мадху. Этот сикх как будто знал, что девочка принадлежит к той категории женщин, которым запрещалось появляться в отеле «Тадж Махал». Как бы Дипа не распорядилась одеть ее под девочку, Мадху совершенно не походила на подростка.
Ганеша сразу же задрожал от прохладного воздуха кондиционеров. Калека выглядел озабоченным, будто опасался, что сикх-швейцар выбросит его за дверь. Отель «Тадж Махал» отнюдь не был местом для пребывания там попрошайки и девочки-проститутки. Доктор подумал, как он ошибся, приведя их сюда.
— Мы только выпьем чаю и будем постоянно наводить справки о времени вылета самолета, — сказал Фарук детям и миссионеру.
На Мартина произвело сильное впечатление богатое убранство холла, как и на Мадху и Ганешу. Доктор за несколько минут договорился с заместителем управляющего о специальном их обслуживании, однако в это время какие-то менее значительные должностные липа отеля уже попросили иезуита и детей покинуть помещение. Не успели замять это недоразумение, как в холле появился Вайнод, несущий бумажный пакет с гавайской рубашкой. Карлик с готовностью и без всяких комментариев играл в ту игру, которую он считал болезнью Инспектора Дхара. Он признавал, что известный актер являлся иезуитским миссионером, готовившимся стать священником.
Доктор сам хотел отдать Мартину Миллсу гавайскую рубашку, однако он забыл пакет в такси карлика. Хотя не каждому таксисту разрешалось входить в холл отеля «Тадж Махал», но Вайнода знали как личного шофера Инспектора Дхара.
Когда Фарук вручил гавайскую рубашку Мартину Миллсу, миссионер растрогался.
— О, как это замечательно! У меня раньше была точно такая же рубашка! — воскликнул фанатик.
— На самом деле это именно та рубашка, которая у вас была, — признался Фарук.
— Нет, нет. Мою рубашку украли. Ее взяла одна проститутка, — прошептал Мартин.
— Эта проститутка возвратила ее обратно, — тоже прошептал Дарувалла.
— Неужели? О, это замечательно! Она раскаялась? — спросил иезуит.
— Не она, а он. Нет, думаю, он не раскаялся.
— Что вы подразумеваете под словом о н? — спросил миссионер.
— То, что проститутка оказалась не женщиной, а мужчиной, евнухом-трансвеститом. Все они были мужчинами. А точнее, они чем-то напоминают мужчин, — пояснил доктор.
— Что вы имеете в виду, говоря, что они «напоминают мужчин»? — спросил будущий священник.
— Их называют хиджрами и они лишены мужских половых органов, — прошептал доктор.
Как типичный хирург, Фарук любил описывать операции в конкретных деталях, включая и обработку раны горячим маслом, не говоря уже о том, какую часть анатомического строения женщины напоминал вздувшийся шрам после его заживления.
Когда миссионер возвратился из мужского туалета, он был в гавайской рубашке, чьи яркие цвета резко контрастировали с его бледной кожей. Фарук предположил, что сейчас в бумажном пакете находилась та рубашка, в которой до этого ходил миссионер и о которой бедный Мартин так переживал.
— Очень хорошо, что мы забираем детей из этого города, — сказал с мрачным видом фанатик.
Фарук еще раз с радостью ощутил, что жизнь повторяет искусство. Хоть бы этот дурак заткнулся, тогда бы сценарист за него произнес все то, о чем он собирался оповестить их. Вряд ли они смогут провести весь день в отеле, дети уже проявляли нетерпение. Мадху могла предложить одиноким мужчинам отеля переспать с ней, а мальчишка-калека не удержится, чтобы что-нибудь не украсть. Скорей всего, его соблазнят серебряные безделушки из сувенирного киоска.
Дарувалле было боязно оставлять детей на попечение Миллса, пока он звонил секретарю Ранджиту по поводу пришедших для него сообщений. Правда, он не ожидал никаких известий. По субботам обычно ничего не происходило, кроме случаев, требовавших срочного хирургического вмешательства, а сейчас доктор все равно не мог отправиться на вызов.
