Андреевский кавалер - Козлов Вильям Федорович (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Иван Васильевич продолжал путь мимо дома дальше, навстречу ему, шлепая босыми ногами по белым вытершимся доскам настила, бежал мальчишка в синей майке поверх коротких, вздутых на коленках штанов. Он хотел было соскочить с тротуара на булыжную мостовую, уступая дорогу, но «полицай» ловко ухватил его за подол майки.
– Пусти, дяденька, я к мамке… – заскулил мальчишка.
– Хочешь галету? – спросил Кузнецов, озираясь по сторонам, но близко никого не было. – Кто в этом доме живет?
– Маруська Бубенцова, – протянул мальчишка, ощупывая глазами его карманы. – Она в этом… казино официанткой работает… Правда, галету дашь?
– Даже две, – пообещал Иван Васильевич. – А кто еще в доме?
– Одна Маруська. Матка ейная ушла жить к знакомым…
– Всех тут знаешь? Как звать-то тебя?
– Вадик…
– Вадик? Надо же… Что ж Маруська Бубенцова так-таки одна живет в таком большом доме?
– Вечером тут патефон играет, тетки с фрицами, то есть с вашими офицерами, танцуют. Вон видите, скворечник на сарае весь в дырках? Дак это офицеры из наганов палили.
– И каждый вечер гуляют?
– Не-е, больше в субботу и воскресенье.
– Ну беги к своей мамке, Вадик. – Иван Васильевич протянул ему две немецкие галеты.
… Дождавшись темноты, Кузнецов легко перемахнул невысокий, забор – он уже знал, что собаки во дворе нет, – обошел дом кругом. По огороду можно было выйти к пожарному депо. Судя по всему там никто не дежурил – дверь на замке. От пожарки мостовая вела на окраину городка, где смутно темнела громада элеватора. Вернувшись к дому, Иван Васильевич тронул ручку двери – как он и ожидал, она была изнутри закрыта. Тусклый свет керосиновой лампы пробирался лишь в одно занавешенное окошко. В узкую щель Кузнецов разглядел большую комнату, оклеенную зелеными обоями, патефон на тумбочке, стол с бутылками и открытыми консервными банками. На спинке стула небрежно был брошен черный мундир с портупеей. Виднелась белая полуоткрытая дверь в другую комнату.
Вскоре свет погас, и весь дом погрузился в тишину. Иван Васильевич, присев на штабель досок, задумался. В дом ему без шума, пожалуй, не пробраться. Все окна на задвижках, даже форточки плотно закрыты. Разве что через печную трубу?..
Еще позавчера он был в партизанском отряде… После ликвидации немецкой базы в Андреевке отряду было приказано немедленно оставить эту местность и идти на соединение с отрядом, действующим в другом районе. Этот переход потребует немало времени, а Кузнецову нужно было срочно возвращаться на Большую землю.
С провалом операции по взрыву особняка явки были утрачены, и он решил действовать самостоятельно.
В районном городке, близ которого базировался полк «юнкерсов», Кузнецов находился всего несколько часов. Семенюк подробно рассказал ему про охрану аэродрома, близ которого находился склад с горючим, который они так и не успели взорвать. И вот Иван Васильевич готовился осуществить свой тщательно продуманный план. Но для этого ему необходимы были эсэсовская форма и надежные документы, с которыми он мог бы проникнуть на аэродром, ну а там как повезет…
Громко топая, он поднялся на крыльцо и решительно забарабанил кулаками в дверь.
– Какого черта? – послышался недовольный голос. Иван Васильевич представил себе, как эсэсовец впотьмах натягивает на себя мундир. Интересно, оружие взял?
– Господин офицер, вас срочно вызывают в комендатуру. Убит бургомистр! – отрывисто пролаял по-немецки Кузнецов и весь сжался в комок, приготовившись к встрече.
– Это ты, Вилли? – Шаги за дверью приблизились. Дверь распахнулась, и в черном проеме показался высокий босой эсэсовец в накинутом наспех мундире.
– Кто убит, Вилли? – Он пристально вглядывался в Кузнецова. – Мой бог, это не Вилли!
– На том свете разберешься, – пробормотал Кузнецов.
Удар отработан, и смерть должна быть мгновенной. Приняв в объятия навалившееся на него тяжелое тело, опустил его на крыльцо, стащил мундир и встретился взглядом с молодой женщиной, стоявшей в длинной ночной сорочке на том самом месте, где только что стоял эсэсовец.
– Ни звука! – шепотом предупредил Иван Васильевич.
Он втащил убитого в коридор.
– Туда ему, мерзавцу, и дорога… – спокойно сказала женщина. В сумраке трудно было разглядеть ее лицо.
– Надо бы и тебя, сучку… – вырвалось у Кузнецова. – Эх ты, Маруся Бубенцова! Да как же ты в глаза-то посмотришь людям, когда этих гадов попрут из России?
– А нечего было их пускать сюда, – не смущаясь ответила та. – Сами ушли, а теперь нас стыдите? А где они, наши парни? Нет их… – Она повернулась и ушла в спальню.
Он сбросил с себя верхнюю одежду и переоделся в черный мундир. Когда послышался за окном шум мотора, а по окнам мазнул свет автомобильных фар, в одном сапоге вскочил со стула и выглянул на улицу. Легковая машина проехала мимо. Задние фонари у нее не горели.
Кузнецов облегченно вздохнул, натянул другой сапог. Вечером, когда он шел вслед за эсэсовцем, то прикидывал, не будут ли жать его сапоги. И вот оказались в самый раз. И форма вроде сидит нормально. Лунный свет высветил на столе хлеб, закуску. Только сейчас Иван Васильевич почувствовал, что зверски хочет есть. Ведь с самого утра крошки во рту не было. Он уселся за стол, пододвинул к себе банку с сардинами, но аппетит вдруг пропал, когда вспомнил, что убитый им фашист, может, тыкал вилкой в эту самую банку.
Он резко встал из-за стола, чуть не опрокинув стул. Хозяйка в темном платье появилась на пороге. Она смотрела на него темными провалами глазниц, правая рука ее теребила ворот, будто ей было душно.
– Бери и меня с собой. Не пропадать же мне тут совсем…
Кузнецов подошел к ней и долгую минуту пристально смотрел на женщину.
На высокой белой шее темнела ямка, как раз на том самом месте, где сходятся ключицы. Обычно в подобной ситуации любая женщина потеряла бы голову, а она – нет. Держится на удивление смело.
– Ты еще можешь изменить свою жизнь, Маруся Бубенцова, – медленно обронил он. – И думаю, многое тебе простится, если ты поможешь нам.
– Кому вам-то? Я даже не знаю, как тебя звать.
– Этого и не надо… А помощь от тебя вот какая может потребоваться: живи, как жила… – Он перешел на немецкий: – Их язык-то знаешь?
– Знаю, – быстро ответила она. – Я до войны училась в институте иностранных языков. Могу и по-английски.
– Хорошо, – кивнул Кузнецов. – Слушай в казино, о чем болтают офицеры, и мотай на… – Он усмехнулся: – Неудачное сравнение… В общем, все важное, что касается их секретов, передвижений, запоминай.
– И кому это нужно?
– Родине, Маруся, Родине, – сказал Иван Васильевич. – Ты ведь не веришь, что они пришли сюда навечно?
– Я их ненавижу, – вырвалось у нее. – Моя подруга попала в дом терпимости. – Она блеснула на него глазами. – Думаешь, это лучше? Ни одной смазливой девушки не пропустят мимо… Я ведь не сразу стала такой: пряталась на хуторах, лицо сажей мазала, да что говорить! Куда от них скроешься? Нашли… Ну а потом было уже на все наплевать. Так и живу: день да ночь – сутки прочь.
– Стыдно, – резко сказал Кузнецов. – Люди гибнут, у вас на площади комсомолку повесили, а ты говоришь «наплевать». Конечно, спать с их офицерами безопаснее!
– Так что, может, лучше повеситься? – с вызовом спросила она.
– Глупости, – оборвал Кузнецов. – Слушай меня внимательно, к тебе придет человек и назовет пароль. – Он дважды тихо повторил пароль. – Ему все и расскажешь, что узнаешь от офицеров. Ну а выдашь…
Она поспешно сделала протестующий жест рукой.
– Выдашь – тогда не взыщи, Маруся Бубенцова, – жестко закончил он. – Не взыщи.
Она проводила его до двери, брезгливо перешагнула через полуголого эсэсовца.
– А этим-то что сказать?
– То и скажи, что было, – ответил он. – Только обрисуй меня по-другому: мол, маленький, чернявый, грозился, мол, и тебя убить, да на тебя… заразу пулю пожалел.
– В комендатуру идти?
– Как рассветет, так и ступай, – сказал он.
