Дэниел Мартин - Фаулз Джон Роберт (читать книги полные txt) 📗
В сущности, он не столько думал обо всем этом, сколько чувствовал: чувствовал, как переплетаются цветные пряди, идущие и от последних двенадцати часов, и от далеко за ними лежащего прошлого, создавая странную амальгаму из дождя и пейзажей, разнообразного прошлого, плодородия и женственности земли, женских фигур… и может быть, может быть, все это исходило от единственного, вымоченного дождем надгробного камня – памятника его матери, которой он не знал, на который он недолго глядел этим утром; и уж наверняка это могло исходить от того позеленевшего старого мудреца в бронзе, на которого Дэн мельком бросил любопытный взгляд, проезжая накануне через Дорчестер.
Но сам я, в неумолимой ипостаси первого лица, в тот момент вовсе ни из чего не исходил, потому что гораздо более прозаическая женская фигура возникла вдруг у задней двери автомобиля и тихонько постукивала в стекло. Фиби принесла с собой прозу реальной жизни. Шансов, что Джейн согласится, было так мало, что мне наверняка не придется прибегать ко лжи во спасение.
Тем не менее, доставив Фиби с ее корзинками домой, я немедленно отправился звонить Роз, чтобы застать ее на работе. Я знал, она работает в том отделе Би-би-си, что в Кенсингтон-Хаусе. Мне повезло. Роз разыскали, и – да, она сможет сейчас поговорить. Как прошли выходные? Я коротко отчитался и тут же взял быка за рога.
– Роз, я только что усадил твою мамашу в поезд в состоянии довольно-таки обескураженном. Мне надо съездить в Египет на несколько дней – из-за сценария, и я нахально предложил ей отправиться со мной и совершить семидневное путешествие по Нилу. Она рассказала мне о разрыве. Мне дали понять, что я не должен был делать таких аморальных предложений. Хотя я очень старался убедительно доказать, что ничего такого не делаю.
Я очень боялся, что ответом будет смущенное молчание, такая же обескураженность. Но ответ последовал с ободряющей быстротой.
– Ох, вот глупая женщина!
– Но ведь это недешево.
– Она не так уж стеснена в средствах.
– А что скажут люди?
– Я знаю, кого она имеет в виду. Злосчастных оксфордских дружков из левых кружков.
– Боюсь, она беспокоится из-за Пола.
– Давно пора беспокоиться о нем поменьше. В любом случае с ним я сама вполне управлюсь.
– Я не хочу давить на нее, Роз. Но чувствую, что это пошло бы ей на пользу. Может быть, ее просто надо чуть-чуть подтолкнуть?
– Не беспокойтесь. Я ее так подтолкну! И вы это здорово придумали – спасибо вам. Это как раз то, что ей нужно.
– Если бы только ты дала ей самой заговорить на эту тему. Мне не хотелось бы, чтобы она почувствовала… Ну, сама понимаешь.
– Еще бы.
– Займет дней десять, от силы две недели. Она сможет остановиться во Флоренции и навестить твою сестру, если захочет.
Роз с минуту ничего не говорила.
– Волшебники-крестные.
– Сознающие свою вину.
– Если она откажется, я предложу себя в заместительницы.
– Мне очень пригодился бы опытный ассистент-исследователь.
– А вы и вправду уверены, что хотите путешествовать с такой старой занудой, как Джейн? От меня было бы гораздо больше пользы.
Мы потратили еще пару-тройку фраз на предательское подначивание; потом я перешел к деталям поездки, и к тому моменту, как Роз повесила трубку, Джейн уже ехала со мной… под дулом пистолета, если понадобится.
Я знал, в попытке обеспечить помощь Роз были элементы риска – это могло заставить Джейн открыть дочери кое-что, что было ей неизвестно, и тем придать отказу большую эмоциональную убедительность. Она ведь тоже строила свою жизнь на твердом фундаменте из былых ошибок и неверных решений, так что избавление от них могло представляться опасным; и я догадывался, что по-прежнему кажусь (хотя моя невиновность и признавалась в разговорах лицом к лицу) причиной несчастной случайности, приведшей к далеко идущим последствиям… словно ошибка на карте, которую не за что винить, поскольку порождена она невежеством картографа, но все равно повинная в том, к чему это привело. Такие обвинения могут приобрести невероятную важность в подсознательной структуре умственной жизни, и возможно, именно это и отягощало Джейн больше всего. Поехать со мной означало бы притворяться – хотя бы отчасти. Впрочем, то же самое должно было бы удержать ее от того, чтобы выложить всю правду Роз и ослабить доводы в пользу отказа.
Я же тем временем нашел убежище в Китченере: перечитал то, что было написано до сегодняшнего дня, выдернул одну из черновых сцен и переписал ее начисто; разглядел возможность использовать обратные кадры внутри одной из ретроспекций и еще одну ретроспекцию внутри этих обратных кадров: прием китайской шкатулки, но с большими возможностями. Потом заставил себя решить проблему – как втиснуть Керзона и Индию – семилетний период! – в двадцать минут экранного времени. Восемь часов спустя, около полуночи, проблема все еще не была решена, но я уже знал, на чем следует сосредоточить силы. В Индии Керзон и Китченер были словно два носорога; непомерные, маниакальные личные амбиции каждого удовлетворялись путем двурушничества по отношению друг к другу, в постоянных столкновениях. Показать драматические удары мощных рогов друг о друга не представляло трудности; гораздо труднее было передать то, с каким рвением оба нажимали на правительственные пружины на родине. Однако к тому времени, как я улегся в постель, мне казалось, что я нашел выход. Время от времени я подумывал о том, что же происходит сейчас в квартире у Роз, и вполуха прислушивался, не зазвонит ли телефон. Но на самом деле звонка я не ждал, уверенный, что мои собственные уловки, сочетавшие в себе и хитрость и прямоту, не возымели успеха и что Джейн – не тот человек, чтобы следовать чужой воле, пусть даже и воле собственной дочери.
Прежде чем мне удалось разгадать эту тайну, возникла новая. Телефон все-таки зазвонил, правда, в семь часов на следующее утро, во вторник. Я спал, но Фиби уже встала, так что взяла трубку и разбудила меня. Звонила Дженни. Ее второй «вклад» пришел в Лондон дня три-четыре назад, мы успели его обсудить. Сейчас она была в Бель-Эре, в «Хижине», собиралась лечь спать. Как и Роз, она хотела знать, как прошли выходные, каково это – снова вернуться в Торнкум, который теперь час, какая у нас погода… я начал подозревать, что за всем этим кроется что-то совершенно иное. Наступило молчание.
– Что-нибудь не так?
– Да.
Снова – молчание.
– Дженни?
– Если бы ты не ответил, я вылетела бы в Лондон первым же самолетом.
– Господи, да что же произошло?
– Не знаю, как и сказать.
– Что-нибудь на студии?
– Нет, дело в нас. Не в работе.
– Ты должна мне все сказать.
– Я что-то написала.
Я облегченно вздохнул, даже улыбнулся про себя.
– А я уж подумал, что речь по меньшей мере идет об оргии в Малибу.
– О Боже! Почему ты так сказал?
– Да ладно тебе! Ты прекрасно пишешь. Мне нравится. И я не обижаюсь на сермяжную правду.
– Ну на этот раз это вовсе не про тебя. И это все неправда. Ты не должен верить ни одному слову.
– Тогда в чем дело?
– Я отправила письма сегодня утром. Писала все выходные. – И добавила с силой: – Обещай, что не поверишь!
Чувствуя себя неловко, Дэн глянул в сторону кухни. Дверь была приоткрыта, и радио, которое обычно слушала Фиби, не было включено.
– Я верю всему, что ты пишешь. Снова воцарилось молчание.
– Ты не понимаешь. И не дразнись.
– Ну тогда я не верю ни одному написанному тобой слову.
– Я хочу, чтобы ты сжег его, не распечатав. – Я промолчал. – У меня сейчас лунный период. Я немного не в себе. Пытаюсь уговорить себя, что ты мне не нужен.
– Может, все-таки что-то на работе не в порядке?
– Пожалуйста, обещай его сжечь. Не распечатав. Наконец что-то в ее голосе, в частых паузах, смене интонаций заставило меня догадаться.
– Ты что, накурилась, Дженни?
– Я чувствую себя такой несчастной.
– Но ведь это не поможет.
– Знаю. – Она помолчала. – Это все выдумки. Я все сочинила.
