Кольт полковника Резерфорда - Шепард Люциус (онлайн книга без TXT) 📗

Это замечание вызвало у мисс Сноу нервный смешок.

– ... я взглянула на вас другими глазами. Однако меня тревожит одна вещь. Вы ищете своего героя, Лоретта, и, сдается мне, нацелились в этом смысле на Джимми.

Улыбка погасла на лице мисс Сноу.

– Нет, я вас прекрасно понимаю, – продолжила Рита. – Было время, я занималась такими же поисками, но героический сукин сын так и не появился на моем горизонте.

Двое мужчин средних лет вышли из расположенной неподалеку парикмахерской и двинулись в их сторону. Симпатяга продавец вступил с ними в беседу, называя обоих по именам и интересуясь, как идут дела.

– Насчет меня вы, безусловно, ошибаетесь, – с вежливой категоричностью произнесла мисс Сноу, как бы не желая обидеть собеседницу, но, считая необходимым сразу расставить точки над «i».

– Поверьте, милочка, я в состоянии видеть вещи, о которых вы даже не догадываетесь. Проблема совсем не в вас. Возможно, Джимми окажется именно тем героем, которого вы ищете. Но он не ваш герой. Чувствуете разницу?

Мисс Сноу также поставила чашку на прилавок.

– Мне пора домой.

– Не сердитесь. Я это не к тому, что хочу защитить свою территорию от соперниц. Это вообще не мой стиль.

– Тогда о чем весь этот разговор? – Сухо поинтересовалась мисс Сноу; эта фраза и сама интонация была как два дюйма острой стали, на мгновение показавшихся из безобидных с виду, красивых и мягких ножен.

– Все, что вам нужно, – это продать кольт, – сказала Рита. – Как получите свои деньги, уезжайте в Сиэтл и не пытайтесь влезть в эту историю глубже, чем следует.

– Это звучит так, словно вы мне угрожаете, – сказала мисс Сноу.

Черный «файерберд» вырулил на улицу с заправочной станции и погнал с места в карьер, нещадно паля резину. Проезжая мимо них, сидевший рядом с водителем лохматый юнец высунул голову из машины и проорал что-то насчет «траханья во все дырки». Эта глупая выходка заметно встревожила мисс Сноу.

– Я вас всего лишь предупреждаю, – сказала Рита. – Речь идет не обо мне. Речь идет о вас. Джимми на вас вроде как запал, а вы... вы женщина уязвимая и легко ранимая. – Она фыркнула. – Ненавижу эти слюнявые словечки в духе Опры Уинфри [8], но здесь точнее не скажешь. Вы легко ранимы, и ваша связь с Джимми может обернуться психическими травмами для вас обоих. Я от этого, понятно, не в восторге, но поднимать волну не собираюсь, будьте спокойны. А к вам только одна просьба: держите мои слова в уме на тот случай, если дело начнет заходить далеко.

Мисс Сноу плотно сжала губы и промокнула их бумажной салфеткой.

– Я вам очень признательна за то, что вы сделали там, – она качнула головой в сторону супермаркета, – но никак не пойму, к чему вы клоните.

– И не пытайтесь понять, – сказала Рита. – Вы слишком многого не знаете. Просто будьте осторожны.

Мисс Сноу глядела на нее из-под полуопущенных век. Продавец спросил, не хотят ли они повторить; Рита сказала: «Нет».

– Мне пора домой, – вновь сказала мисс Сноу, но не двинулась с места. – Значит, все идет нормально? Я имею в виду – с пистолетом?

– Я же сказала, дело на мази. – Рита дотронулась до ее сумки. – На вашем месте я бы распаковала товар и выбросила обертки до того, как садиться в машину. От греха подальше.

«Файерберд» вернулся и затормозил перед кофейней, подрагивая сверкающим на солнце телом. Водитель показал женщинам язык, проделав им серию псевдоэротических манипуляций под одобрительный хохот пассажира. Рита невольно позавидовала школьникам: они были счастливы в своем безбрежном идиотизме и не сомневались, что сохранят это чудесное ощущение на всю оставшуюся жизнь, избегнув неурядиц и головных болей большого мира. Мисс Сноу повернулась к машине спиной и начала нервно теребить ремешок своей сумки.

Сумерки раскинули над городом свой дымчатый покров – так истлевшие кружева покрывают скелет безвременно отдавшей Богу душу и погребенной в подвенечном наряде невесты. Джимми катил по скоростной автостраде вглубь Каскадных гор мимо гранитных скал и поросших елями холмов с проплешинами поселков на склонах. Справа от трассы тянулась долина мутно-зеленой реки, на юге и на востоке, в стороне от гор, бледнело бездонное небо. Он ехал не торопясь, приемник выдавал одну за другой трескучие рок-мелодии восьмидесятых; на очередном подъеме его обогнал восьмиосный длинномер, причем обгон растянулся настолько, что Джимми успел по нескольку раз прочесть все, даже самые мелкие, надписи на борту и задней двери грузовика. Легковушки же пролетали со свистом и исчезали вдали, как будто были выходцами из другого измерения с гораздо более стремительным течением времени.

Джимми думал о своей истории и о том, что Рита посоветовала в ней изменить, когда нынче днем вернулась на выставку. «Пусть Сьюзен будет более сильной, – сказала она, – пусть проявит характер, а так мне все ее страдания до лампочки». Резон в ее словах был, но Джимми не хотелось делать героиню слишком сильной. Сам факт, что она выдержала столь долгое одиночное заключение в доме-тюрьме полковника, – разве это не свидетельство ее силы? Он представил Сьюзен сидящей за столом в ее спальне: вооружившись испано-английским словарем, она переводила стихи, написанные для нее Луисом. Только что переведенные строки заставили ее грезить наяву:

Она вспомнила, как этим утром занималась любовью с Луисом, и попыталась оценить глубину и силу своих тогдашних физических ощущений. Несколькими месяцами ранее ей и в голову не пришло бы ничего подобного – это были мысли, не подобающие леди, и временами они заставляли ее краснеть от стыда, но она предавалась им с упоением, вновь и вновь воскрешая в памяти все детали свидания. Она вспоминала его лицо, склонившееся к ней в желтых лучах восходящего солнца; в его чертах – неистовое напряжение страсти, его волосы – поток черной лавы, а каждое движение его тела откликается в ней вспышкой горячего, болезненно-острого наслаждения. Но и эти воспоминания не могли противостоять депрессии, державшей ее в плену не менее прочно, чем ограда полковничьей усадьбы. «Почему я не могу ничего предпринять?» – в который раз спрашивала она себя. Обращаясь мыслями к Луису, думая о тех радостях, которые несет союз с ним, – не только о радостях любовных ласк, но и о новом мире взаимопонимания и общих интересов, мире веселящейся ночной Гаваны и роскошных пляжей острова Пинос, – она была готова уступить его настойчивым просьбам. Однако стоило ей сместить фокус мысленного взора чуть влево или вправо от светлой перспективы, как этот взор упирался в железные стены, ограничивавшие ее свободу действий. Были ли эти стены так уж непреодолимы? Неужели отец, узнав всю правду о ее мучениях, будет настаивать на сохранении брака? Возможно, он найдет способ избежать полного разорения семьи и в случае разрыва с полковником. А Луис... Сьюзен не сомневалась в том, что он выдержит любые испытания, какие только сможет породить мстительный ум ее супруга. Луис был не из тех, кто пасует перед трудностями. В таком случае, почему бы не сделать решительный шаг? Измученная этими вопросами, которые, казалось, возводили вокруг нее еще одно кольцо незримых тюремных стен, она опустила голову на руки и долгое время оставалась в такой позе, медленно погружаясь в мир полусонной тишины и покоя, который нарушался только беспрерывным, назойливым мельтешением мыслей. Жаль, что ей некому доверить свою тайну, подумала она. Возможно, объективный взгляд со стороны помог бы ей разобраться в себе и принять правильное решение.

Образ ее кузена Аарона возник как будто сам собой, всплыл из глубин памяти случайно, вне связи с ходом ее рассуждений. С Аароном она когда-то могла говорить откровенно, однако в последние годы перед ее замужеством их отношения осложнились. Дело в том, что по мере ее взросления Аарон стал смотреть на кузину другими глазами. При встречах его поцелуи становились все менее родственными, он дольше обычного задерживал ее руку в своей, а однажды вечером, когда они вдвоем гуляли по дорожкам сада, признался ей в любви. Это признание, в котором звучали мольба, отчаяние и надежда, явилось для Сьюзен полной неожиданностью. Опомнившись от первого потрясения, она взяла с кузена слово никогда впредь не заговаривать с ней на эту тему. И хотя ее дружеские чувства к Аарону заставили Сьюзен придать отказу форму ласкового вразумления, их отношения после этого утратили былую простоту и доверительность. Вскоре он перебрался в Нью-Йорк, а накануне ее свадьбы коротким письмом сообщил, что неотложные дела не позволяют ему присутствовать на церемонии.