Хрупкая душа - Пиколт Джоди Линн (лучшие книги без регистрации TXT) 📗

Во многих штатах подобные иски запрещены. Нью-Гэмпшир в их число не входит. Круглые суммы не раз уже выплачивались матерям, чьи дети родились со спинномозговой грыжей или кистозным фиброзом, а однажды дело выиграли родители мальчика, чье генетическое расстройство на всю жизнь приковало его к инвалидному креслу и не позволило развиваться умственно (хотя эту болезнь раньше вообще не диагностировали,тем паче в утробе). В Нью-Гэмпшире родители должны заботиться о неполноценных детях до самой смерти, а не до совершеннолетия, что служило вполне достаточным основанием для возмещения ущерба. Судьба у Уиллоу О’Киф, конечно, незавидная, нелегко ей, должно быть, в этом гигантском гипсе, но она улыбалась и отвечала на вопросы, когда отец вышел из кабинета и Бобу удалось ее разговорить. Если говорить без экивоков, то она была слишком милой и умной девочкой, чтобы вызвать необходимую дозу жалости у присяжных.

— Если гинеколог Шарлотты О’Киф не соблюдала врачебных стандартов, — сказал Боб, — то мы обязаныпривлечь ее к ответственности, чтобы впредь это не повторялось.

Я закатила глаза.

— Нельзя давить на совесть, когда речь идет о нескольких миллионах долларов, Боб. Это скользкая дорожка: если гинеколог решит, что детям с хрупкими костями не место в этом мире, что начнется дальше? Пренатальный тест покажет низкий уровень интеллекта — и нужно будет выскребать зародыша, из которого не вырастет гарвардский студент?

Он похлопал меня по спине.

— Знаешь, мне приятно иметь дело с энтузиастами. Когда люди начинают говорить, что наука заполонила нашу жизнь, я лично радуюсь, что о биоэтике никто не знал во время эпидемий полиомиелита, туберкулеза и желтой лихорадки. — Мы уже готовы были разойтись по кабинетам, но тут он меня остановил. — Ты неонацистка, Марин?

—  Что?

— Так я и думал. Но если бы тебе пришлось защищать интересы неонациста в суде, ты бы смогла исполнить свой профессиональный долг, пусть даже и находишь убеждения клиента омерзительными?

— Конечно. Это вопрос для первокурсника юрфака, — не задумываясь, выпалила я. — Но это же совсем другая ситуация.

Боб покачал головой.

— В том-то и дело, Марин, что точно такая же.

Дождавшись, пока он закроет дверь, я наконец перевела дыхание, сбросила туфли на каблуках и уселась за стол. Наша секретарша Брайони оставила мне аккуратную стопку свежей почты, перетянутую резинкой. Я неторопливо перебирала конверты, сортируя их по отдельным для каждого дела кучкам, пока не наткнулась на незнакомый адрес отправителя.

Месяц назад, уволив частного детектива, я послала в окружной суд Хиллсбороу запрос на свое постановление об удочерении. За десять долларов у них можно получить копию оригинального документа. Вооружившись этой копией и названием больницы, где я родилась (Святого Джозефа, город Нашуа), я собиралась хорошенько побегать по кабинетам и вынюхать хотя бы имя своей биологической матери. Я надеялась, что какой-нибудь незадачливый стажер забудет замазать «корректором» имя, данное мне при рождении. Однако мне досталась некая Мэйси Донован, работавшая в окружном суде с тех времен, как на Земле вымерли динозавры, и это ее послание я держала сейчас в трясущихся руках.

Я перечитала текст еще раз. И еще. Уставилась на подпись судьи — какой-то Альфред, фамилии не разобрать. За десять долларов мне подкинули сенсацию:

1. Я женского пола.

2. Меня зовут Марин Элизабет Гейтс.

С другой стороны, чего я ожидала? Открытки от мамы и приглашения на семейное торжество? Вздохнув, я открыла шкаф и положила постановление в папку с пометкой «Личное». Затем вынула новую папку и подписала корешок «О’Киф». «Ошибочное рождение», — пробормотала я вслух, чтобы просто проверить слова на вкус. Неудивительно, что они горчили, как кофейные зерна. Я попыталась сосредоточиться на деле, тонко намекающем, что некоторым детям лучше вообще не рождаться на свет, и мысленно поблагодарила свою биологическую мать за то, что она придерживалась иных взглядов.

Пайпер

Формально я была твоей крестной. Это, наверное, означало, что я несу ответственность за твое религиозное воспитание, что само по себе смешно: в церковь я отродясь не ходила (из здорового страха воспламенить крышу), тогда как твоя мать старалась не пропускать ни одной воскресной мессы. Я себя представляла скорее феей-крестной из сказки. Той, которая однажды превратит тебя в принцессу, не прибегая к помощи мышей в кукольных костюмчиках.

Потому я редко навещала вас с пустыми руками. Шарлотта говорила, что я тебя балую, но я ведь не увешивала тебя бриллиантами и не дарила ключей от «хаммера». Я приносила наборы для фокусов, шоколадки и детские видеокассеты, которые Эмма уже переросла. Даже когда приходилось ехать прямиком из больницы, я что-нибудь придумывала по пути — например, завязывала резиновую перчатку, как воздушный шарик, в форме животного. Прихватывала из операционной сеточку для волос. «Когда ты притащишь ей влагалищный расширитель, — говорила Шарлотта, — я официально отлучу тебя от нашего дома».

— Привет! — крикнула я, войдя. Если честно, я уже и не помню, когда последний раз стучала. — Пять минут, — объявила я в спину Эмме, несущейся по ступенькам навстречу Амелии. — Даже куртку не снимай.

Я прошла по коридору в гостиную, где ты лежала на диване, закованная в гипс, и читала книжку.

— Пайпер! — радостно воскликнула ты.

Иногда, глядя на тебя, я перестаю замечать вывихи твоих костей или твой неестественно малый рост, всегда идущий в комплекте с ОП. Вместо этого я вспоминаю, как твоя мама плакала, рассказывая, что и в этом месяце ей не удалось забеременеть.

Вспоминаю, как она вынула у меня из ушей стетоскоп, чтобы тоже послушать биение твоего сердца, напоминавшее шелест крылышек колибри.

Я присела рядом и достала из кармана традиционный подарок. На сей раз это был надувной мяч для пляжных игр — поверь, в середине февраля найти его было непросто.

— Мы так и не дошли до пляжа, — сказала ты. — Я упала.

— Но это не просто надувной мяч! — возразила я и принялась дуть, пока он не стал походить на девятимесячный живот беременной женщины. Тогда я запихнула его тебе между колен, прислонив к твердому гипсу, и постучала ладонью по верхушке. — Это барабан! Там-там, если быть точной.

Ты, рассмеявшись, тоже принялась барабанить. На звук прибежала Шарлотта.

— Ужасно выглядишь, — сказала я. — Когда ты последний раз спала?

— Боже мой, Пайпер! Я тоже очень рада тебя видеть.

— Амелия готова?

— К чему?

— Как к чему? У них тренировка по фигурному катанию.

Она шлепнула еебя по лбу.

— Вылетело из головы! Амелия! — закричала она и объяснила мне: — Мы только вернулись от адвоката.

— И как всё прошло? Шон по-прежнему рвет и мечет и готов засудить весь мир?

Не ответив, она лишь похлопала мяч рукою. Ей не нравилось, когда я высмеивала Шона. Твоя мама была моей лучшей подругой, а вот папа сводил с ума. Если уж он что-то задумал, то хоть ты дерись — он с места не двинется. Окружающий мир Шон представлял исключительно черно-белым, а меня, наверное, можно отнести к тем людям, которые ценят яркие пятна.