Жил-был мент. Записки сыскаря - Раковский Игорь (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
Смуров умирал. Конкретно. На диване. Сердце не, не болело. Дышать было фигово. Воздуха не хватало. Смуров по сторонам таращился. На стенки, зелёной краской покрытые, на стол старенький, стеклом покрытый, а под стеклом фотки уродов всяких и ориентировки важные, ну и телефонные номера, по которым если что, коряво, в спешке записанные на обрывках бумажек. Графин высился и стакан гранёный, последний для всяких нужд, типа попить разное, в основном плодово-выгодное. Потому как дёшево и сердито. Не, ну не надо про голову утром рассказывать, сами знаем. Сейф, да сейф, ну это ящик такой железный, что под ним и за батареей парового отопления, не всем известно. А если не дай Бог прокурорским известно станет, так с Колей Пожарником в Тагиле встреча, типа «И ТЫ Здесь!» это так, как два пальца об стену Краснопресненской пересылки. Тьфу-тьфу.
Смуров руку левую до пола опустил и картину вспомнил, ну там в ванне один покойник французкий лежал. Хорошая картина. Жизненная.
Дверь в кабинет открылась
— Ты, что умер что ли! — заорал зам по розыска Палыч. — Там, ****ь, твои недоноски школу подожгли!!!
Смуров засопел, сунул ноги в свои боты, 42 растоптанный, взял папку под мышку, глотнул тёплой воды и пошёл в дежурку клянчить машину. Смерть почесала в затылке, плюнула и, громыхнув костями, растёрла плевок и пошла в дом престарелых, косясь на автомобилистов.
Жара
Смуров жару тяжело переносил. Окна были открыты, по ночной Пироговке неслись с диким воем троллейбусы. На Новодевичьих прудах орали то ли лебеди, то ли молодежь. Уныло постукивая, брёл одиноко товарняк по Окружной железной дороге. В каменном мешке двора кто-то рвал струны и голосил с блатной хрипоцой:
— Ах, гостиница, ты моя гостиница,
Я присяду, ты подвинешься…
Сигаретный табак горчил, драл горло. Дым синим облаком бродил по комнате и вдруг улетучивался в окно, зависал над Большой Пироговской, а потом пропадал в мареве запахов из булочной, там пекли ночью хлеб. Запах из булочной шел сытный и духмяный. Смуров заснул. Сон его был короткий, снилось ему одно и то же: что патроны кончились. Ногти на пальцах были содраны, сочившаяся кровь была солёная, ветер-афганец нёс пыль, в глазах стояли слезы, затвор калаша задорно звякнул. Патроны кончились.
Смуров тупо во сне думал, что делать. В бок врезался камень. Было больно, но боль отвлекала от апатии. Руки нащупали эфку, руки были потные, Смуров боялся, что не удержит гранату и она скатится по склону. Он облизал указательный палец, ухмыльнулся и рванул кольцо.
— *** вам всем, — злорадно подумал он.
Мир померк. В бок шарахнуло так, что Смуров понял, что он живой.
— Ты чё орешь, бля, соседей перебудишь!
Смуров повернул голову и опустил руку вдоль туловища. Рука нащупала спичечный коробок, врезавшийся в его бок. Простыня, влажная и вонючая, сползла с его липкого тела.
Ленивое московское солнце осветило комнату, похожую на пенал. Женщина с копной крашеных пергидролью волос жадно пила пиво, сидя на широком подоконнике, завернувшись в простыню.
Смуров пошарил под подушкой. Ксива и оперативная кобура были на месте. Жизнь входила в привычную колею.
— Сортир прямо, налево, — произнесла женщина.
Смуров благодарно кивнул.
Потом было метро, привычная толчея вечно спешащих. Скрипящий паркет в коридорах, лестничные пролёты, забранные мелкоячеистой сеткой. Оперативка с сигаретным дымом. Рука начальника, бывшего матроса с татуировкой, изображающей якорь, поглаживающая бумагу, на которой вверху было красиво написано «Агентурное сообщение», а дальше коряво, и глухой голос тихо прозвучал в гулком кабинете.
— Так, значит, раскрытие.
Смуров пожал плечами. Сквозь пыльное окно кабинета начальника был виден угол здания ИВС с намордниками. В обед они выехали на задержание.
Вечером Смуров выпил пива, потом водки, закусил пельменями и поплёлся домой к жене, на ходу придумывая историю про суточное дежурство.
Снег пошёл
Смуров вытащил из печатной машинки листы. Внутри машинки печально звякнул невидимый колокольчик. Царапнул внизу листов свою подпись. Зам по розыску размашисто подписал «Утверждаю». В канцелярии поставили штампик и забрали второй экземпляр. Первый экземпляр Смуров положил в папку. Справка по итогам года была готова.
Детских преступлений по 50-му отделению милиции города Москвы числилось 14, что превышало рост преступности на одну единицу. За это Смуров завтра получит выговор с занесением. А на следующий год, если будет жив и здоров, то сократит количество детских преступлений на одно и получит премию. Или сохранит 14 и не получит ничего, что тоже хорошо, потому как не допустил роста детской преступности. Эта игра повторялась из года в год и была привычна до оскомины.
Палыч, зам по розыску 50-го покрутил головой, закурил и мечтательно сказал Смурову
— Эх, нам бы ещё кражу гос.имущества раскрыть какую-нибудь под конец года.
Старший сыщик по недоноскам Валера Смуров хмыкнул и вышел из конторы.
Погода была слякотная, вместо снега шёл мелкий сиротский дождик. Сыщик представил, как он будет тащится до трамвая, который ходил в это время в час по чайной ложке, а потом пилить на метро. И ноги понесли Смурова в магазин «Овощи», что был напротив конторы. В магазине сиротливая очередь струилась за мандаринами, тут же взвешивали картошку, свёклу и заскорузлую морковку. В кабинете заведующей было тепло. Ёлочка в углу сверкала шарами, разноцветные лампочки хитро подмигивали. Шампанское было вкусным, кружило голову и щипало нёбо. Смуров закусывал шоколадкой, покуривал, шутил и подмигивал. Заведующая магазином добродушно посмеивалась и смотрела на сыщика с надеждой и ожиданием.
Дома у заведующей магазином было уютно, пахло кофе. Они разделись, как семейная пара, простыни были прохладными. Потом они тихо лежали, смотрели, как в сумерках шевелятся от лёгкого сквозняка шторы, пили кофе с коньяком. Коньяк был маслянист, пахуч и тяжело перекатывался на дне бокалов.
— Твой сын? — сыщик кивнул на портрет щербатого пацана, с прищуром смотревшего на мир.
— Он у родителей. Каникулы.
— А у меня дочь.
— Поженим?
И они засмеялись. Они трепались про работу. Смуров жаловался, что начальство мордует с долбаным процентом раскрываемости и что много нельзя, а мало ещё хуже. Заведущая жаловалась, что все хотят дефицит, и приходится крутится между ОБХСС и нужными людьми, которых пруд пруди, и вот в магазине, что на Онежской, очумевшая молодая директриса пожар устроила, а ветеранские пайки до пожара вывезла и ими втихую торгует. Уже и недостачи покрыла, и у начальства в фаворе, и пожарная инспекция написала, что возгорание от короткого замыкания. Всё шито крыто, хоть и шито белыми нитками.
Утром был горячий душ, крепкий чай, бутерброды. Поцелуй на прощанье. Смуров тщательно стёр губную помаду и побежал в контору.
— Палыч! — заорал он с порога. — Раскрытие хотел, так оно будет.
— Ты чего небритый такой? — невпопад спросил зам по розыску.
К обеду дежурный следак закончил работу. Сунул в карман апельсин, а в портфель — тщательно завёрнутую в газеты тушку горбуши. И на прощанье напомнил про акт на уничтожение продуктов.
Палыч весело тюкал по клавишам видавшей виды пишущей машинки, переделывая справку о кражах государственного имущества.
Вечером в кабинете Смурова зазвонил телефон:
— Ну и сука ты, Валера, — только и сказала заведующая овощным магазином.
Смуров не стал оправдываться, а просто положил
трубку.
Природа смилостивилась. Похолодало. Выпал снег. Старший сыщик по недоноскам трясся в трамвае и думал, что кто-то велел слить информацию розыску, а не ОБХСС. Интриганы хреновы…
Дома было привычно скучно и тепло. Смуров заснул под бубнёж диктора программы «Время», рассказывающего о добром, светлом и хорошем.
В никуда
