Муравечество - Кауфман Чарли (читаем книги бесплатно txt) 📗

Давным-давно, много лет назад, жили-были обезьяна и шмель, лучшие друзья.

— Как ты можешь дружить со шмелем? — спросила антилопа. — Он же только и хочет, что жалить.

— Мы друзья, — ответила обезьяна. — Значит, меня он жалить не хочет.

— То есть ты с ним дружишь, только чтобы он тебя не жалил?

— Если вкратце, — сказала обезьяна.

— Похоже на обман, — сказала антилопа. — Может, это ты здесь злодейка, а не шмель.

— Я и не говорила, что он злодей. О злодеях речи вообще не шло.

— Может, это ты злодейка, — повторила антилопа с упрямо раскинутыми рогами.

— А разве я не рациональная эгоистка в духе Макса Штирнера?

— Да, — признала антилопа с новым и глубоким пониманием своей обезьяньей (но, к сожалению, не лучшей) подруги.

Возможно, шмель здесь — Инго.

Глава 78

Звучит музыка, отмечая новое сообщение, в этот раз как будто у меня в голове:

«Центры трудоустройства „Слэмми“: вливайтесь в нашу команду. От профессионалов пищевой индустрии до физиков — у „Слэмми“ найдется для вас подходящая профессия. Незачем обивать пороги; Молот „Слэмми“ обил их за вас! В пыль!»

Возможно, моя дружба с Инго эгоистична, зато — возможно — она сослужит добрую службу доброму миру. Уверен, я обязан продолжать погоню за памятью о фильме, как он вспоминался изначально. Я ищу местных гипнотизеров по своему телефону от «Слэмми». Во всей пещере есть только один, Кардинал Пещерри, и тот, похоже, специализируется на похудении. Я звоню.

— Кардинал Пещерри у аппарата.

Это женщина, что застает меня врасплох. Я предполагал, что любой, кто называет себя «Кардинал», — мужчина. Я чудовище.

— Э-э, здравствуйте.

— Да.

Звучит музыка. Мы оба замолкаем.

«Университет „Слэмми“: строим будущее, по одному разуму за раз. Молотом».

— Эм-м, да, мне нужен гипнотизер.

— Сколько надо вам скинуть?

— Вас скинуть?

Сбрасываю звонок. Набираю снова.

— Алло?

— Привет.

— Сколько кило вам надо скинуть?

— А! Нет, это не из-за веса. Чтобы вы знали, у меня оптимальный, боевой вес.

— А что тогда?

— У меня провал в памяти и нужна помощь.

Звучит музыка: «Космические корабли „Слэмми“: взлетите к потолку пещеры! Взгляните на Близнецов Гемини вблизи! В течение марта скидка 50%».

— Я в основном по весу.

— Да. Это я понял.

Звучит музыка: «Телефоны „Слэмми“: мы в „Слэмми“ не делаем „умные“ телефоны — мы делаем очень умные телефоны. Представляем „Гений“ от „Слэмми“: этот телефон будет таким инновационным, креативным и глубокомысленным, что вам самим уже необязательно. Также это первый телефон, который служит полностью функциональным дроном, его правосубъектность была утверждена Верховным судом Соединенных Штатов, и ко всему прочему он удостоился гранта Макартура за революционное исследование любопытного праздника Кайлпод туземного народа кодава».

— Если оплатите пакет по потере веса, я доброшу и консультацию о памяти. Но за дополнительную оплату.

— А можно просто консультацию о памяти?

— Никаких замен.

— Что?

— Никаких замен.

— Я и в первый раз слышал. Просто в шоке.

— Большинство людей просят о потере веса. У «Слэмми» не самая здоровая еда. Только не говорите им, что я это сказала.

— Ладно. Давайте и потерю веса, и консультацию о памяти.

— Отлично. Пожалуйста, не говорите «Слэмми», что я это сказала. Серьезно.

— Не буду.

— Спасибо. Я в Медицинском здании Восточного грота. Вы не пропустите. У него еще сверху огромный знак «Слэмми». Приносите список своих постыдных удовольствий.

— В смысле в еде?

— Да.

— Ладно.

Думаю, я не очень доверяю Пещерри. Еще я думаю: пломбир с арахисом, маринованная в маринаре картошка фри в ресторане «Орсо», кондитерский жир «Криско» прямо из банки. Пещерри будет чем заняться.

— Вы не голодны, — говорит она гипнотизерским голосом, которым говорят гипнотизеры.

— Ну, по дороге сюда я съел «Слэммуррито», — говорю я.

— Но даже если бы не.

— Ладно.

— Отныне вы не станете использовать еду в качестве замены любви.

— Вы о том, как я просверлил дырку в дыне и занимался с ней сексом? Потому что это было только один раз. И вообще, откуда вы об этом знаете?

«Производственные камеры производят послушных граждан. „Слэмми“. Ждем вас во фруктовом отделе!»

— Это что, реально такой слоган?

— Он новый; пока только для пробных рынков.

— Ладно. Так что, можно уже перейти к памяти?

— Ладно.

Кардинал Пещерри снимает с полки книжку под названием «Кстати, напомнило: искусство вспоминать забытое с помощью постгипнотического внушения». Какое-то время листает. Я смотрю на часы.

— Так, — говорит она наконец. — Значит, вот как это, кажется, работает: я создам в вас постгипнотическое внушение, которое раскроет вашу восприимчивость к флешбэкам через взаимодействие с окружением.

— Ладно, — говорю я.

— «Фибула-Тибула, — зачитывает она какое-то заклинание из книги. — Помни Аламо, Помни „Мэн“^[196], / Помни чистить зубы, помни про тлен, / Найдешь ты вокруг все ответы вполне, / В пещере смотри и в себя, и вовне».

— И все?

Она на всякий случай перечитывает.

— А, стоп! — Она делает пасс рукой. — Да, теперь все.

Я сомневаюсь, потому что это больше похоже на заклинание, чем на гипноз, но наше время вышло, и после расчета она провожает меня на выход.

Эй, я не просто мальчик на побегушках, ребят

Режиссер Джадд Апатоу принимает мир таким, какой он есть, а не каким хочет его видеть. Вот почему он остается одним из самых важных уцелевших голосов кинематографа. Сморщенная от ожога рука и проломленный сталактитом череп нисколько не повредили его выдающемуся творчеству и не затупили колкие, но все же мягкие остроты. Сюжет здесь, хоть он и очаровательный и вдохновляющий, не так уж и важен (как и во всех вещах Апатоу). Главное на экране — человечность. Когда мальчик на побегушках команды «Слэмми» — умственно отсталый, который мечтает (довольно логично) стать умственно отсталым комиком, — рассказывает свою первую шутку центровому Джонсу (сыгран неподражаемым афроамериканским актером Теренсом П. Салливаном П. Джексоном П. Дидди), а Джонс реагирует с необузданным смехом, публика внезапно понимает, что наши различия только поверхностны. В конце концов, все мы люди, все живем в пещере и все жаждем человеческого контакта. Речь, которую дает здесь Джонс, потрясла меня до глубины души: «Слушай, Барри, мы с тобой не так уж отличаемся. Оба хотим оставить свой след. Я — кидая мяч, ты — в умственно отсталой комедии. Но мне нравятся твои шутки, а тебе нравится, как я закидываю мяч. И знаешь что? Вместе мы изменим эту пещеру». Или момент, когда тренер Джонсон (кто по обаятельной привычке не прочь тайком забить косячок-другой за сталагмитом) узнаёт, что у его жены, с которой он провел в браке двадцать лет, смертельная болезнь, но скрывает свои страдания, чтобы не испортить день рождения главного баскетболиста Дэррила, но он живет в интернате свидетелей Иеговы (Норртернате^[197]), где не празднуют дни рождения, так что парни скидываются на торт, берут уроки пения и исполняют невероятную многоголосую версию «С днем рожденья тебя». Или когда Чиркаш, школьный лузер, наконец набирается смелости пригласить Мелани, самую умную девушку в школе, на зимние танцы, а она отказывается, а потом переживает и соглашается, а потом ее сбивает машина. Отчаяние на лице Чиркаша достойно Фальконетти и приводит, возможно, к величайшему сюжетному повороту в истории кино, когда Чиркаш осознаёт, что теперь именно ему предстоит довести до конца исследования Мелани и излечить СПИД. А сцена, где Чиркаш спорит с родителями о своем имени, отсылает нас к лучшим бергмановским диалогам:

— Почему вы вообще назвали меня Чиркашом?

— Так звали твоего дедушку. И если устраивало его, то устроит и тебя.