Я — твоё солнце - Павленко Мари (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt, .fb2) 📗
Мадам Шмино открыла портфель и достала оттуда кипу папок и пенал.
— А каковы были ваши школьные успехи до недавнего времени?
— Довольно неплохие.
Она кивнула.
— У вас сейчас какие-то проблемы?
Я не смогла сдержаться и покраснела.
— Нет…
Лазерные пистолеты.
— Мадемуазель Дантес, мне кажется, что вам сложно упорядочить свои мысли. Вы перескакиваете с одного на другое. Попробуйте с сегодняшнего дня придерживаться следующей формулы, когда будете писать очередное сочинение: тезис, антитезис, синтез.
Наверное, я была похожа на дохлую форель, потому что она пояснила:
— Аргументы за, против и объединить, мой генерал.
— Хорошо…
— Тезис — это ваша основная мысль. Вы её аргументируете, приводите примеры, доказательства, на которых строится ваше рассуждение. Вы можете развить несколько идей, но не больше четырёх. Антитезис — это работа с противоположной точкой зрения по такому же принципу. И наконец, синтез. Попытайтесь найти золотую середину. А в самом начале сочинения возьмите на себя заботу написать небольшое вступление. В конце — заключение. Десять строк, не больше. Этот приём довольно схематичный и базовый, но верный. Когда вы поймёте, как выстраивать собственную мысль, сможете отойти от первоначальной модели.
Шум в коридоре нарастал, и чья-то голова выглянула из-за двери. Таня.
— Можно войти?
— Нет, подождите пару минут.
Таня бросила на меня ядовитый взгляд.
— И закройте за собой дверь.
Мадам Шмино повернулась ко мне.
— Вы поняли, мадемуазель Дантес?
— Кажется. Надеюсь.
— Я дам вам задание на каникулы. Придерживайтесь этого плана. Потом обсудим, если потребуется.
Я стояла как вкопанная.
— Ну же, теперь можете идти к одноклассникам!
Тезис, антитезис, синтез.
В коридоре, окружённая гамом тысячи голосов, меня поджидала Таня, скрестив руки на груди. Она смерила меня взглядом с высоты своих десятисантиметровых каблуков:
— Как дела, подхалимка?
Виктор сидел далеко и барабанил по клавиатуре телефона.
Не обращай внимания. Ни на кого.
Тезис, антитезис, синтез.
Тезис: у моей матери интрижка с владельцем или работником именитой галереи. Антитезис: мама скучает до посинения, умирает от одиночества и мечтает купить дорогущую картину, пока отец резвится с секс-бомбой. Синтез: дела у мамы плохи.
Глава десятая
Дебора оберегает свою свободу, как редкую жемчужину, однако всё это начинает уже надоедать
Первая среда каникул: я сделала всю домашку, набросала черновик сочинения по философии и почти дочитала первый том «Отверженных».
За-ши-бись ве-се-ло
Элоиза исчезла с радаров: я уже семьдесят три раза пыталась написать ей сообщение, но каждый раз стирала. Вчера я бросила эту затею. В конце концов, мне не в чем себя обвинять: это она меня обидела. Она знала, как я в ней нуждалась. Ненавижу её.
До сих пор в ней нуждаюсь.
Ненавижу себя.
Джамаль уехал в Ливан с тётей и шлёт мне фотографии Баальбека, мороженого с кусочками молочного шоколада, синего моря и ультрасовременных зданий.
Виктор уехал в Лилль к Адель.
Жену Виктора Гюго тоже звали Адель.
Я это так, к слову.
Изидор завёл привычку скрестись у меня под дверью, как только я просыпаюсь. Как он это чует? Стоит мне приоткрыть один глаз, как он мчится со своей гнилой вонью из пасти.
А в качестве бонуса к этим временам, когда настроение ниже плинтуса, прилагается дождь, который не перестаёт уже трое суток — даже погода так себе. Укутавшись в плащ, я выхожу из дома, только чтобы выгулять мерзкого пса, раствориться в серости окружающего мира и просто постоять столбом в лягушачьих сапогах. Единственные две пары приличной обуви убраны на верх книжных полок в моей комнате — подальше от клыков.
Сегодня я много часов просидела в интернете и в итоге решила приготовить пиццу — всё лучше, чем пялиться в потолок и ощупывать свой целлюлит.
Когда отец вернулся домой, я вымазалась в муке по самые уши и вспотела от замешивания теста.
Привет, дорогая. Всё хорошо?
— Да.
— Ты готовишь пирог?
Я погрузила ладони в тесто, смяла его и перевернула.
Раздавила, порвала, размяла кулаком.
— Пиццу.
— Супер! Говорят, это довольно сложно…
Он сел с другой стороны стола.
— Просто пробую.
Его телефон издал «биди-биди-бип». Отец тут же встал и вышел.
Через десять минут, когда он вернулся, тесто уже лежало под влажным полотенцем, а я мыла посуду. Он взял чайник, сунул его под струю и набрал моей воды.
— Хочешь чая?
Ненавижу его довольную рожу.
— Нет, спасибо.
Кончиками пальцев отец достал кусочек застрявшего у меня в волосах теста.
Он мне не враг.
Это меня не касается.
— А хотя не откажусь. Мама купила белый чай на днях, я ещё не пробовала.
Приподняв уголок полотенца, я пощупала тесто. Тут на самом деле смотреть больше не на что. В фильме я бы постукивала по столу накрашенными длинными ногтями, и этот бесячий до дрожи звук раздавался бы в неловкой тишине.
— А как вы познакомились? Я про маму, — спохватилась я, чуть не залившись краской.
— А мама никогда не рассказывала?
Его спокойствие поражает меня. Папины глаза едва заметно блестели, и я уверена, что «биди-би-ди-бип» прозвучал ни с работы, ни от мамы, ни от друга по сквошу, ни с Марса.
Я уставилась на него.
— Мы встретились на студенческой вечеринке, когда я ещё учился в Высшей школе журналистики в Лилле. У друзей друзей соседей… что-то вроде того. Мы понравились друг другу, но не больше. Я даже не запомнил, как её зовут! А потом мы встретились на другой вечеринке. И вот.
Как романтично. Обжигающее желание вдруг овладело двумя сердцами, влекомыми друг к другу, как слизняк к стакану пива. Слащавая музыка, взгляды встретились, их переплетённые тела…
«Я даже не запомнил, как её зовут!» Серьёзно?
История любви, вспыхнувшей между редиской и брюссельской капустой, была бы и то пикантнее!
Я скрывала как могла свое разочарование. Нет, раздражение. Нет, гнев.
— Ты учился журналистике, а она? Истории искусств, так?
— Нет, современной филологии.
— А.
Мимо. Получается, галерея «Левиафан» не имеет ничего общего со старыми университетскими друзьями или воспоминаниями молодости. Может, друг детства? Предложение по работе? Но моя мама ничего не смыслит в современном искусстве! Она делает макеты. Да и зацепка с любовником потеряла всякий смысл: была бы она влюблена, вряд ли выглядела бы как депрессивный пудинг.
Когда мама вернулась домой — поздно, потому что её редакция попала в оцепление, — папа заказал суши.
— Пахнет горелым или мне кажется? — спросила она с порога.
— Да, это из-за меня: электричество отрубилось на пять минут, и я случайно поджёг журнал, — вывернулся папа.
Он врёт. Врёт. Опять врёт.
Однако на этот раз чтобы мне не было стыдно за спалённую и несъедобную пиццу.
Я улыбнулась ему.
Давно такого не случалось.
Родители работали все две недели каникул, так как наметили отпуск на Рождество. Поэтому я проводила эти дни в компании Изидора, который таскался за мной повсюду, даже в туалет. Стоило мне запереться, как под дверью начинала мелькать тень, заслонявшая собой полоску света, а потом показывался влажный нос и громко принюхивался. Кажется, мои крики — «Уходи, старый пердун!» — ничуть его не беспокоили. Однажды я читала в туалете журнал, а когда вышла, обнаружила на полу деревянные щепки — покойся с миром, дверь в уборную.
Сегодня утром я приготовила себе яичницу, изрядно переборщив со сливками, и перенесла в комнату огромный толковый словарь в шести томах — наследство от дедушки. Пока я изучала случайные слова, Изидор лежал у меня в ногах на кровати и крепко спал. Время от времени он постанывал и шевелил истёртыми лапами: интересно, он там за кроликами гоняется в лесу или же удирает от службы по отлову животных? Этого я никогда не узнаю. Однако смотреть, как собака видит сны, — довольно интересный опыт. Для меня голова Изидора полна только одним — пустотой. Или же газами — на выбор. Но он доказывает, что я не права, хотя мне и сложно понять, что же творится в его черепной коробке.
