Шоколад на крутом кипятке - Эскивель Лаура (читать книги онлайн бесплатно регистрация txt) 📗
Тита не разгибая спины стирала и стирала белье, подобно тому как делала это не раз с пеленками Роберто, отстирывая их до белизны. Она кипятила их в небольшом количестве мочи, куда опускала на несколько мгновений грязное место, после чего простирывала пеленку в чистой воде. Таким нехитрым способом и удавалось избавиться от пятен. Однако сейчас, как ни макала она пеленки в мочу, их ужасающая чернота и не думала исчезать. Внезапно Тита поняла, что бьется она не над пеленками Роберто, а над одеждой матери, старательно погружая ее в ночной горшок, который поутру забыла вымыть у дворового стока. Окончательно расстроившись, она начала исправлять свою оплошность.
Оказавшись на кухне, Тита попыталась сосредоточиться на том, что делает. Во что бы то ни стало надо было отрешиться от терзавших душу воспоминаний, иначе ярость Матушки Елены могла обрушиться на нее с минуты на минуту.
Перед самым купанием матери Тита завершила приготовление фарша для колбасок, он выстоялся, так что теперь можно было приступить к набивке кишок.
Это должны быть коровьи кишки, обязательно целые и хорошо промытые. Для набивки пользуются воронкой. Кишки туго перевязывают на расстоянии в четыре пальца и протыкают иголкой, чтобы внутри не оставалось воздуха, из-за чего колбаски могут испортиться. Набивать надо как можно плотнее, без пустот.
Как ни старалась Тита избежать воспоминаний, они наплывали на нее чередой, заставляя совершать одну оплошность за другой. Да и как она могла прогнать их, если обминала в руках толстенную колбаску, навевавшую видение душной летней ночи, когда все домашние вышли спать во двор. В жаркую пору, когда зной делался невыносимым, во дворе развешивали гамаки. На стол ставился большой жбан со льдом, в который клали куски арбуза на случай, если ночью кто-то встанет, испытывая жажду, – свежий ломоть как раз ее и утолит. Матушка Елена была большая мастерица разрезать арбузы: взяв остро заточенный нож, она вонзала его кончик точно на глубину зеленой корки, оставляя нетронутой внутренность арбуза.
Сделав на кожуре несколько математически точных надрезов, она брала арбуз и наносила им один удар по камню – особым, ей одной ведомым местом: как по волшебству арбуз раскрывался, подобно бутону цветка, являя изумленным зрителям нетронутый ножом красный шар. Что и говорить, по части разбивания, разрушения, расчленения, разора, разлучения, разрезания, расстраивания, разгона Матушке Елене не было равных. После ее смерти никому не удавалось повторить этот ее фокус.
Лежа в гамаке, Тита услышала, как кто-то, проснувшись, отправился за куском арбуза. Ей захотелось в туалет. Весь день она пила пиво – не для унятия жажды, а чтобы накопить побольше молока для племянника.
Тот преспокойненько спал рядом с ее сестрой. Тита поднялась и в кромешной темноте на ощупь побрела в сторону туалета, пытаясь вспомнить, где находятся гамаки, чтобы, паче чаяния, не потревожить спящих.
Педро, сидя в своем гамаке, ел арбуз и думал о Тите. Сознание того, что она спит где-то поблизости, не давало ему покоя. Он не мог сомкнуть глаз, думая о том, что находится всего в нескольких шагах от нее… и от Матушки Елены, разумеется. На миг он перестал дышать, услышав в темноте звук шагов. Вне всякого сомнения, это была Тита – особый аромат, распространившийся в воздухе, смесь жасминного запаха и запахов кухни, мог принадлежать только ей. А что, если Тита поднялась, чтобы отыскать его! Шум ее приближающихся шагов был заглушен яростным биением его сердца. Нет, теперь шаги удалялись в сторону туалета. Педро бесшумно вскочил и по-рысьи в два прыжка настиг ее.
Почувствовав, что кто-то притягивает ее к себе и зажимает ей рот, Тита не на шутку перепугалась, но тут же догадалась, кому принадлежали эти руки, и безо всякого сопротивления позволила одной из них скользнуть по ее шее и груди, а затем – для более полного обследования – пропутешествовать по всему ее телу.
Пока она обмирала, осязая губами поцелуй Педро, он, схватив ее руку, пригласил Титу ознакомиться с его телом. И она робко коснулась твердых мускулов его предплечья и груди. Ниже трепетала под бельем пылающая головня. В страхе она отдернула руку, напуганная не столько своим открытием, сколько криком Матушки Елены.
– Ты где, Тита?
– Здесь я, мамочка, в туалет ходила.
Боясь, как бы мать не почуяла неладное, Тита быстрехонько вернулась в свой гамак, где и промаялась всю ночь, терзаемая нестерпимой нуждой, которая сопровождалась еще одним, весьма схожим желанием. Но все ее жертвы были напрасны: на следующий день Матушка Елена, которая, казалось, запамятовала о своем намерении отправить Педро и Росауру в Сан-Антонио, что в Техасе, ускорила их отъезд, так что и трех дней не прошло, как ее стараниями они покинули ранчо.
С появлением на кухне Матушки Елены ее воспоминания как ветром сдуло. Тита выронила из рук колбаску. Она всегда подозревала, что мать умеет читать ее мысли. Следом на кухню вбежала без удержу плачущая Ченча. – Не плачь, голубка! – сказала Матушка Елена. – Не могу видеть твоих слез. Что стряслось?
– Да Фелипе возвернулся и говорит, переставился он!
– О чем ты? Кто преставился?
– Да малыш!
– Какой малыш?
– Какой же еще! Внучонок твой! Что ни ел, боком ему выходило, вот, вишь, и переставился!
Тита почувствовала, будто в голове у нее обрушился шкаф с рухлядью. Вслед за этим раздался грохот разбивающейся на тысячи кусков глиняной посуды. Словно подброшенная пружиной, она вскочила.
– А ты садись и работай! Не желаю никаких слез! Надеюсь, Господь не оставит бедняжку своей милостью. Но нам горевать некогда, вон сколько дел не переделано. Сперва закончи все, а после делай что вздумается. Но только не плакать! Слышишь?!
Тита почувствовала, как всем ее существом овладевает бешеное возбуждение: она бестрепетно выдержала взгляд матери, руки ее снова нежно тискали колбаску, и, вместо того чтобы подчиниться материнской воле, она вдруг схватила все бывшие под рукой колбаски и, вопя как зарезанная, стала их крошить на мелкие кусочки.
– Вот! Глядите, что я делаю со всеми Вашими приказами! Хватит с меня! Устала я Вам подчиняться!
Матушка Елена схватила деревянную поварешку и, подойдя к Тите, нанесла ей удар по лицу.
– Вы виноваты в смерти Роберто! – крикнула Тита вне себя от ярости и выбежала из кухни, вытирая обильно льющуюся из носа кровь. Схватив птенчика и баночку с червяками, она забралась на голубятню.
Матушка Елена велела убрать лестницу, чтобы Тита осталась там на всю ночь. Вместе с Ченчей она в полном молчании закончила набивать колбаски. Как старательно она это ни делала, как ни следила, чтобы внутри колбасок не оставалось воздуха, никто не мог понять, почему по прошествии недели в подвале, где они сушились, колбаски так и кишели червями?
На следующее утро Матушка Елена приказала Ченче, чтобы та вернула Титу. Сама она не могла сделать этого: была вещь, которой она боялась пуще всего на свете, и это был страх перед высотой. Она и мысленно не могла подняться по семиметровой лестнице да еще, открыв наружу маленькую дверку, лезть внутрь голубятни! Она предпочла выказать еще большую гордыню и послать за Титой кого-нибудь другого, хотя и испытывала огромное желание забраться на чердак и самой стащить ослушницу за волосы вниз.
Ченча застала Титу с птенчиком в руках. Похоже, она не понимала, что он сдох. Она все еще пыталась кормить его червями. Несчастный, видать, околел от несварения, Тита перекормила его. У нее был отсутствующий взгляд, и на Ченчу она глядела так, будто видела ее впервые. Ченча спустилась, сказав, что Тита вроде как спятила и не хочет докидать голубятню...
– Ладно, коли она спятила, то пусть отправляется в сумасшедший дом. А этот дом не для сумасшедших!
Матушка Елена не шутила – она тут же послала Фелипе за доктором Брауном, чтобы тот отвез Титу в сумасшедший дом. Доктор не замедлил явиться. Он выслушал версию этой истории, как ее поведала ему Матушка Елена, и решил подняться на голубятню.
