Обладать - Байетт Антония С. (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
А Кристабель? Имеется ли прототип у Кристабель Ла Мотт, поэтессы-затворницы, неожиданно, к ужасу своему охваченной земной страстью?
Если, не называя автора, показать любителю англоязычной поэзии стихи Кристабель (на самом деле, конечно же, Антонии Байетт) и спросить: «Кто это написал?», в ответ мы скорее всего услышим: «Эмили Диккинсон». Сходство стихов Кристабель и Диккинсон несомненно: тот же пристальный интерес к повседневному, которое воспринимается как отражение вечного, тот же местами неожиданный синтаксис, та же смелая, стремительная (отчасти напоминающая цветаевскую) пунктуация. Что же до биографических совпадений… С.Т. Уильямс, автор статьи о Диккинсон в изданной у нас «Литературной истории США», роняет любопытную фразу: «Её судьба напоминает нам… о Элизабет Барретт, если не считать, что любовь последней увенчалась счастливым браком». Элизабет Барретт – Э. Барретт Браунинг, одна из крупнейших поэтесс викторианской эпохи, супруга Роберта Браунинга. История её любви и замужества имеет некоторое сходство с описанными в романе Байетт событиями, предшествующими браку Падуба и Эллен. И в то же время – с историей отношений Падуба и Кристабель Ла Мотт. В 1845 г. уже признанная тридцативосьмилетняя поэтесса Элизабет Мултон-Барретт получила письмо от Роберта Браунинга, о чьём творчестве она с восторгом отозвалась в поэме «Поклонник леди Джеральдин». Завязалась переписка. «Я люблю Ваши книги всей душой, – писал Браунинг. – И ещё я люблю Вас». О браке не могло быть и речи: отец Элизабет ни за что не дал бы согласия. Тайно обвенчавшись, Роберт и Элизабет отправились в Италию – внешним поводом для поездки послужило то, что постоянно хворающей Элизабет надо поправить здоровье. Лишь через год отец узнал об их браке…
Можно сказать, что обстоятельства жизни Элизабет Барретт Браунинг нашли отражение сразу в двух женских образах: «хранительнице очага», кроткой всепрощающей Эллен и страстной, мятущейся Кристабель Ла Мотт.
Однако прототипы прототипами, и всё же жанр книги не roman 'a clef («роман с ключом», вроде произведений Т.Л. Пикока или О. Хаксли, где персонажи срисованы с реальных личностей), а именно romance. Поэтому Кристабель – это ещё и… Кристабель, заглавная героиня великой незавершенной поэмы С.Т. Кольриджа, неоднократно упоминаемой на страницах романа – чистая душой дочь рыцаря Леолайна, подпавшая под власть колдуньи Джеральдины (читатель оценит горькую насмешку Падуба, давшего имя «Джеральдина» героине своей поэмы «Духами вожденны»). А ещё Кристабель – королева Дауда из бретонской легенды о затонувшем городе Ис. И Мелюзина. И Эмбла падубовских стихов, навеянных Эддами. «Магический кристалл» поворачивается то одной, то другой гранью, открывая в викторианской женщине с умом, душой и талантом – и трагической судьбой – то одну, то другую ипостась, соотносимую с разными литературными и мифологическими образами.
Обитатели «эпохи людей», вроде бы вполне реалистически изображённые англичане и американцы XX века, на самом деле, как художественные образы, тоже наделены исторической многомерностью. Мы уже говорили о пласте ассоциаций, возникающих в связи с фамилией Бейли. Теперь следует сказать несколько слов о Роланде Митчелле, другом главном участнике «похода в историю».
Начнём, как может показаться, издалека. Имя «Роланд» встречается в английском фольклоре крайне редко. От одного из немногих произведений старой английской литературы, героем которого выступает «Роланд», сохранилась единственная строка: «Childe Roland to the dark tower came» (ее произносит в шекспировском «Короле Лире» притворяющийся безумным Эдгар: «Вот к мрачной башне Роланд подходит». – Перевод Т. Щепкиной-Куперник). В 1850-х гг. Роберт Браунинг сочинил жутковатое стихотворение, взяв заглавием эту строку. Браунинг как бы попытался по одной-единственной строчке восстановить содержание не дошедшей до наших дней баллады. Герой стихотворения – юный рыцарь Роланд (childe – форма титулования молодых дворян, желающих удостоиться звания рыцаря и проходящих ради этого различные испытания, вспомним байроновского Чайльд-Гарольда) отправляется через полный смертельных опасностей край к Мрачной Башне. Ему удаётся достигнуть цели. У башни его встречают призраки рыцарей, погибших на этом пути.
А теперь обратимся к 8–10 главам романа А. Байетт. Роланд Митчелл, уставший от работы над перепиской Падуба и Ла Мотт, смущённый ночной встречей с Мод Бейли в коридоре старинного дома-замка, засыпает и видит странный сон. Затем, словно бы нарушая развитие событий, следует сказка «Предел», которая начинается приблизительно так же, как баллада Браунинга. Герой сказки – Childe, Юный Рыцарь. На своём пути он встречает трёх женщин. Следует эпизод, который доставит радость психоаналитикам: герою предстоит выбрать в проводники одну из трёх сестёр, и он выбирает третью (сказка написана как откровенная иллюстрация к статье З. Фрейда «Мотив выбора ларца»). Вспомним, однако, что, по мнению Фрейда, «третья сестра – богиня смерти». И вот Третья Сестра уводит Юного Рыцаря в царство теней, залитое странным светом: «ни дневным ни ночным, ни от луны ни от солнца, ни ярким ни тусклым – но ровным, немеркнущим, бестрепетным светом того царства». И в этом царстве Юный Рыцарь Роланд Митчелл слышит голоса ушедших: Рандольфа Генри Падуба и Кристабель Ла Мотт (следует глава «Переписка»). Он проник в прошлое, преодолел предел, отделяющий «эпоху людей» от «эпохи героев», обрёл способность слышать голоса прошлого. Эта способность станет совсем отчётливой в конце романа, когда Роланд услышит голос «живого Падуба», разгадает тайну образа Прозерпины – и обретёт свой собственный поэтический голос.
Заметим мимоходом, что баллада о Юном Рыцаре Роланде – не единственный случай реминисценции с двойным дном (Шекспир, воспринятый «через Браунинга»). Не менее многозначительно, например, прозвище верного пса Кристабель Ла Мотт. Сама Кристабель объясняет, что кличка «Трей» заимствована из шекспировского «Короля Лира», но надо иметь в виду, что так же звали и другого пса, героя мрачно-язвительного стихотворения Р. Браунинга «Трей». Браунинговский Трей, самоотверженный спаситель тонущей девочки, становится жертвой натуралиста-вивисектора, желающего дознаться, где же расположена душа собаки. Чего удивительного, что пёс Кристабель Ла Мотт с первой же встречи невзлюбил естествоиспытателя Падуба!
Другим путём старается проникнуть в мир прошлого «цивилизованный анку» Мортимер Собрайл. Он не склонен смиренно прислушиваться к голосам. Для него, человека с деловой хваткой, понятие «культура» сводится почти исключительно к культуре материальной. Не вслушиваться, а осязать, не уступать своё сознание обитателям прошлого, а завладевать прошлым в буквальном смысле, скупать прошлое – вот его тактика (с этой точки зрения название романа приобретает двойной смысл: possession – это и одержимость, и обладание).
Вместе с Собрайлом в роман входит тема спиритизма, сыгравшего столь драматическую роль в судьбе героев: прабабка Собрайла, «поборница прогресса» Присцилла Собрайл, кроме всего прочего, ещё и убежденная спиритка. Примечательно, что А. Байетт так настойчиво подчеркивает американское происхождение спиритизма. Действительно, мода на вызывание духов пришла в Великобританию из Америки. Одной из первых проповедниц спиритизма была американка миссис Хайден, приехавшая в Лондон в 1852 г. – личность, которую Байетт явно не обошла вниманием, создавая образ Геллы Лийс. За океаном вырос и наделавший шуму в Англии – и не раз упоминаемый на страницах романа – медиум Дэниел Хоум, «Юм», как называли его в России в XIX веке. А название города Гармония-Сити, «Мусейон Гармонии» в университете Роберта Дэйла Оуэна, где работает Собрайл – всё это напоминает не только о «Новой Гармонии» Оуэна-младшего – кстати, более известного своими спиритическими изысканиями, чем социальными экспериментами, – но и об одном из ключевых понятий в трудах маститого американского спирита Джексона Эндрью Дэвиса, «пророка нового откровения», по выражению А. Конан Дойля, высоко ценившего работы Дэвиса «Великая Гармония» и «Философия Гармонии». Однако в романе спиритизм показан как явление американское не только по происхождению, но и по сути – эта тема прекрасно развита в письме Падуба к Присцилле Собрайл.
