Маэстро - Волкодав Юлия (читать хорошую книгу полностью TXT, FB2) 📗
– И чего ты такой хмурый, Маэстро?
– Ничего. – Марат прикончил свою половину пирожка и неохотно поплелся в класс вслед за Толиком. – Так что случилось-то?
– Я не знаю подробностей. Там какой-то очередной конкурс проводится, отбирают вокалистов.
– А я причем?
Марик постарался выбрать самый небрежный тон, будто бы не сбегал с уроков ради нескольких часов вокальных упражнений. Но шаг прибавил.
Звонок уже прозвенел, должна была начаться алгебра, но вместо математички у доски стояла Алевтина Павловна и что-то вещала. Алевтина Павловна вообще-то вела у них хор и на общеобразовательных предметах появлялась только в экстренных случаях, когда кто-нибудь что-нибудь натворил.
– Можно? – Марик просунулся в дверь.
Он ожидал язвительного комментария в духе: «Наконец-то Агдавлетов почтил нас своим присутствием», но Алевтина Павловна его появлению явно обрадовалась.
– Быстрее, Марат! Толя! Заходите, садитесь и слушайте очень внимательно. Так вот, ребята, я еще раз повторю – конкурс очень серьезный. Республиканский! А победитель поедет на конкурс всесоюзный представлять нашу Республику. Вы представляете, какая на вас возложена ответственность? Вы – музыкальное будущее нашей родины.
Марик поморщился, как от зубной боли. Алевтина Павловна очень любила пафосные речи. На всяких огоньках и линейках они пользовались большим успехом. Но здесь-то, с классом можно говорить по-человечески? Про музыкальное будущее родины они слышали уже раз сто. «Как ты позволяешь себе ходить в мятом пионерском галстуке, ты же музыкант!», «Почему ты не сделал сольфеджио? Ты понимаешь, какая на тебе ответственность?» В начальных классах на них это еще действовало. А теперь только вызывало усмешку. Все давно поняли, что чистота и выглаженность галстука на музыкальные таланты никак не влияют.
Судя по скучающим лицам одноклассников, ничего интересного и важного Марат не пропустил. Один только Рудик сверкал глазами и нервно догрызал карандаш.
– Так вот, ребята, я считаю, что мы должны отправить на конкурс Рудольфа Семипалова и Марата Агдавлетова. Вы согласны?
Класс одобрительно загудел. Похоже, все обрадовались, что посылают не их. Кроме Рудика, который аж подскакивал на стуле от распиравшей его гордости. Марик окончательно перестал что-либо понимать.
– Что за конкурс-то?
– Вокалистов, – фыркнул кто-то сзади. – Будете стоять в коротких штанишках и звонким голосом выводить: «Пионерский хор веселый по команде „смирно“ замер!»
– Ну и будем! Не завидуй! – огрызнулся Рудик.
– А я причем?
Кажется, Марат задал этот вопрос слишком громко. Потому что Алевтина Павловна посмотрела прямо на него.
– Мы все знаем, что Рудольф продолжает песенные традиции своей семьи, замечательно исполняет народные песни, – продолжила она. – А ты, Марат, будешь представлять советскую песню.
Марик чувствовал, как у него пылают уши. Откуда она узнала? Он ведь никогда не пел в школе. Хоровые занятия не в счет, они все на них ходили, все пели. Он даже солистом в хоре не был – эта роль давно закрепилась за Рудиком. Да никто и не претендовал. В их среде все считали, что орать во всю глотку может каждый дурак. Ты вот заставь инструмент «петь» в твоих руках. А высший класс – это сочинять музыку, а не исполнять ее.
– Отборочный тур уже в следующий понедельник. Я похлопочу, чтобы вас освободили от общеобразовательных уроков. Но специальность не пропускать! Понятно? Сегодня после занятий жду вас обоих в своем классе. Решим насчет репертуара. Марат, ты что-то хотел спросить?
– Алевтина Павловна, а почему я?
– Потому что у тебя уже давно оформился голос, Марат. Но по возрасту ты еще проходишь на юношеский конкурс, – спокойно пояснила классная.
– А Рудик пищит, как девчонка, – съехидничал кто-то с «камчатки».
Рудик подскочил как ужаленный, обернулся, но обидчика не увидел. Все захихикали, потому что Рудольф и правда пел высоким и тонким голоском.
– У Рудольфа народная манера исполнения и от природы поставленный голос, – строго заметила Алевтина Павловна. – И это не повод для шуток. Всё, закончили обсуждение. Марат и Рудольф, жду вас у себя после уроков!
И вышла из класса, цокая каблуками. Ее тут же сменила математичка, и всем мгновенно стало не до смеха. Уж лучше слушать речи классной, чем решать уравнения. Все зашуршали тетрадями и учебниками, только Марат забыл про все на свете, так и сидел за пустым столом, на котором лежал портфель, пока Рудик не толкнул его локтем.
– Эй, Маэстро! Ты где витаешь? Ты домашку делал?
Какая там домашка, какие уравнения! Марик пытался осмыслить все произошедшее с ним за последние часы. Приезд мамы, конкурс. И самое главное, слова Алевтины Павловны, что у него уже оформился голос! В хоре почти сорок человек! Он никогда не солировал, пел вместе со всеми. А она, получается, выделила его. Услышала какой-то голос! Не просто же так его отправляют на конкурс. С Рудиком все понятно, но Марик! Певец Марат Агдавлетов? Да ну, ерунда какая-то. И все-таки мысль вызывала странное волнение, причину которого Марик еще не мог осознать.
* * *
– Заходите, ребята, заходите.
Алевтина Павловна пила чай в пустом классе. На столе перед ней лежал целый ворох нот, крышка пианино была открыта. Рудик примостился за первую парту, примерно сложив перед собой руки. Марик нехотя плюхнулся рядом с ним.
– Ребята, я подобрала для вас несколько песен, но хочу, чтобы решение мы приняли вместе. Правильная песня – это половина успеха. Рудольф, помнишь, мы в начале года пели «Мой благодатный край»?
Рудик кивнул с серьезным видом. Конечно, он ее помнил. Он ее запевал на хоре.
– Мне кажется, она тебе подойдет как нельзя лучше. Возьми ноты, посмотри. Марат, а тебе я хочу предложить «Катюшу». Знаешь эту песню?
Марик отрицательно помотал головой.
– Ну как же, – расстроилась Алевтина Павловна. – Такая известная песня! Ну-ка вставай к инструменту, я тебе сыграю.
Она проворно переместилась за пианино, начала играть и напевать про расцветающие яблони и груши. Марат слушал внимательно, но чем дольше звучала песня, тем меньше в нем оставалось энтузиазма.
– Бери клавир, попробуем вместе. И… «Расцветали яблони и груши…»
Марик молчал. Одно дело орать дома под пластинки итальянцев. Или пусть даже в школе, но в составе хора, где лично его не особо-то слышно. Это Рудик привычный пищать про «люблю страну, мою отчизну», вызывая у слушателей на четвертных концертах слезы умиления. Марик же смущался солировать при учительнице.
– Ну что же ты?
– Я мелодию не запомнил, – неуклюже соврал Марик.
Ему, разумеется, не поверили. Алевтина Павловна сняла очки, прекратив играть, повернулась к нему.
– Марат, давай без глупостей. Скажи мне честно, ты не хочешь принимать участие в конкурсе?
Марат честно пожал плечами. Он не знал. Слишком быстро все произошло, слишком много всего за один день.
– Тебя что-то беспокоит?
– Алевтина Павловна, а почему вы позвали именно меня? Почему вы решили, что я умею петь?
Учительница машинально снова надела очки и посмотрела на Марика поверх стекол.
– Марат, я преподаю в хоре тридцать пять лет. Неужели ты думаешь, что я не слышу каждый ваш голос? У тебя почти полностью оформился чудесный баритон. Немного не хватает обертонов, но это дело наживное. Ты можешь и должен представлять нашу школу на конкурсе. Но, конечно, если ты не хочешь…
Марат вскинулся:
– Я хочу! Но я не понимаю! Почему вы мне никогда не говорили… Почему сейчас?
– Во-первых, я не хочу, чтобы тебя стали эксплуатировать как певца. Ты же знаешь, вокалистов у нас всегда не хватает, у нас одни музыканты и композиторы. Тебе пришлось бы петь на всех отчетных концертах, огоньках и праздничных вечерах школы. А во-вторых, вдруг тебе понравится? Станешь заниматься только пением, забросишь специальность. Думаешь, Борис Андреевич мне это простит?
