Философы с большой дороги - Фишер Тибор (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Ответ был все так же неспешен:
– Ах да. Помню. Сегодня у нас был только один налет.
– Я бы хотел извиниться за беспокойство.
– Я так и думала, что вы позвоните. Похоже, у вас выдался свободный вечер?
Мы договорились встретиться в лучшем (и самом дорогом, насколько я знал) ресторане.
– Вы уверены? – уточнила собеседница. – Там очень дорого, право слово, чтобы так роскошествовать, вы сегодня не заработали.
Я еще успевал купить кое-какую одежку на вечер. Последнее время я как-то не очень заботился о своем облике. Одно из немногих преимуществ сверкающей, как церковный купол, лысины состоит в том, что ее владельцу (x) не надо мыть голову, (y) причесываться, (z) беспокоиться, соответствует ли ваша прическа последней моде. Гладкая, как бильярдный шар, голова сэкономит вам несколько часов в неделю, несколько недель в году, а в течение жизни – несколько лет (если только вам удастся продержаться достаточно долго). А экономия на стрижке и шампунях?
Может статься, провидение собственной рукой подстригло меня под ноль, чтобы я не растрачивал отпущенное мне время на всякую чушь и сосредоточился исключительно на том, что ношу в голове, а не на ней, чтобы время мое шло исключительно на вынашивание идей. Не вышло-с.
О рефлексии 1.1
Желая удостовериться, что способность размышлять мне покуда не изменила, я выстроил логическую цепочку: зрелый средний возраст (иные еще называют его подступающей старостью) имеет свои преимущества, хотя они – увы – немногочисленны. Например, вы твердо знаете: не в вашей власти существенно подправить свой облик, имея на то лишь несколько часов (даже для того, чтобы совсем слегка подретушировать некоторые несообразности фигуры, надо не меньше недели сидеть на диете); единственное утешение для располневшего философа – столкнуться на улице с каким-нибудь траченным жизнью поклонником философии.
Памятное пиршество, или Пиршество памяти 1.1
Я явился с опозданием, резонно решив, что, если полиция поджидает меня в ресторане, я могу позволить себе невинное удовольствие и немного поизводить их ожиданием (хотя по пути уже и идея отсидки в тюрьме начала казаться мне соблазнительной: пребывание в одиночной камере могло бы подвигнуть меня взяться за книгу – глядишь, все же удалось бы оставить какой-никакой след в философии).
Она уже сидела за столиком – и мандраж мой тут же ретировался, сделав ручкой. Вечер начинался весьма многообещающе.
– Эдди, – представился я.
Воспоминания о памятных пиршествах
Она сидела напротив, и перед моим взором предстала (так зеркало отражает отражение в зеркале) вереница одинаковых пар – обедающих, тонущих в бесконечности перспективы. Внезапно я осознал: (x) сколько денег я извел в ресторанах на женщин, (y) сколь мало радости мне это принесло, (z) сколь я стар и измочален, чтобы рассчитывать на что-нибудь в этой игре. Но здесь не было ничего похожего на холостые реплики, которыми обмениваются, ведя социальную разведку боем, когда боишься ляпнуть что-нибудь такое, что оттолкнет партнера.
– Скучное место, – произнесла она, сопровождая свои слова взглядом сержанта секс-армии. – Я редко сажусь на выдаче. Я – помощник управляющего. Но я рада, что сегодня оно вышло так. Нечасто познакомишься с интересными людьми.
Компания
Правда состоит в том, что даже самым общительным у нас нелегко найти кого-то, к кому и впрямь можно прикипеть. Это нелегко даже в юности, когда мы выжимаем из нашей общительности максимальные обороты, несемся со скоростью бог знает сколько чел/час (человек в час). Что уж говорить о тех, кто разменял n-й десяток? Вы не только изучили рецепты мудрости: время съежилось, часы тикают слишком быстро (или это только кажется нам, тоскующим по истинной жизни, как наркоман по игле? Чтобы получить тот же эффект, что в молодости, мы должны увеличивать и увеличивать дозу времени, отданную общению), многие точки соприкосновения с ближними уже потеряли чувствительность: школьные воспоминания, университетская вольница, первая любовь, первый купленный вами дом, первый переезд. У каждой дружбы – свои периоды расцвета и увядания, и тут уж ничего не попишешь.
А к прорези вашего автомата подходит только эта монетка. На автобусной остановке в Тайпее я стоял рядом с еще одним европейцем. Брезгливая гримаса на его физиономии говорила о том, что мы бы смеялись над одним и тем же, одно и то же вызывало бы в нас негодование, заговори мы – нам показалось бы, что у нас за плечами пять лет знакомства. Не уверен, что могу сказать «мы стали бы настоящими друзьями», – это отдает трагедией или идиотизмом. Автобус унес его прочь.
Памятное пиршество, или Пиршество памяти 1.2
– Ограбление банков – ваше основное занятие? – спросила она. Ответ ее не очень-то заботил.
– Так, время от времени. Вообще-то я философ.
– И что – этим зарабатывают только крутые? Или с этого не проживешь? Вам понадобились деньги, чтобы приобрести парочку свежих идей? Или к нам вас привела простая жадность?
– Жадность – род нищенства. Полиция, кстати, не очень-то торопилась.
– Очевидно, я так разволновалась, что забыла нажать кнопку тревоги.
Ваша физиономия или моя?
Пока я поносил философию, ругал работу с девяти до пяти, из-за которой гениальные мысли обречены втуне гнить в моей голове, я неотвязно думал: что там под платьем у моей собеседницы. (К моему возрасту обычно приобретаешь трезвое представление об этом предмете, но любопытство неистребимо.) Пусть моя жизнеспособность под вопросом, в чем-то маститый философ недалеко ушел от прыщавого студента, прочитавшего популярную брошюру о Зеноне: я постулировал желание испить с лона ее. Идею попробовать это дело на практике я тут же уволил за профнепригодность: кто бы пригласил меня домой? (Не настолько же она очарована философами-досократиками). Жослин нравятся нетривиальные разговоры за обедом, только и всего.
Предложения не требуется
Но всегда наступает момент, когда желание прорывает покровы светской любезности.
– В какой гостинице вы остановились? – спросила она, когда я провожал ее к машине. – Я живу довольно далеко за городом... Вам не кажется, мы уже и так ждали довольно долго?
Этой фразы вы жаждете в двадцать, томитесь по ней в тридцать, но вы не ожидаете услышать ничего подобного, стоя на автостоянке в Монпелье, когда вам перевалило за полвека, животик выразительно выпирает, вы изрядно побиты жизнью, а полиция двух стран наступает вам на пятки.
Почувствовав ее рукопожатие, я также почувствовал, что брюки почему-то мне жмут. (В очередной раз я поймал себя на мысли: Ницше не всегда прав. То, что делает тебя сильнее, может тебя же убить.)
Мораль: перевалите за средний возраст, загробьте карьеру, присвойте казенные средства в крупных размерах, отправьтесь в другую страну, чтобы умереть там, впивая жизнь полной чашей, ограбьте банк – и ваша личная жизнь начнет налаживаться.
Честно говоря, я всегда поражался, как женщины умеют мимоходом подвести дело к постели. Даже когда я лучше котировался на рынке и не скрывался от полиции – даже тогда это их «Почему бы нам не?..» настигало меня как хук в челюсть снизу. Но женщина – вместилище милосердия...
О любви – распивочно и навынос 1.1
Разрывая отношения со старушкой Англией, я почти не испытывал сожалений. О чем? Последние проблески тепла, выпавшие на мою долю на родной земле, – даже им я обязан секретарше-француженке, работавшей в Сити. Иногда по выходным она садилась в поезд, дабы навестить мои кембриджские пенаты. Появившись на пороге, она часами могла разоряться, понося английскую погоду, английскую кухню, английский народ и английские дома, под крышей которых ей выпало поселиться (и у меня при этом не было ни повода, ни возможности ей что-нибудь возразить), прежде чем мы наконец переходили к поискам оптимального метода улучшения мироустройства. Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что главной движущей силой ее визитов была элементарная потребность в аудитории. На что это похоже? Подумайте – и приведите примеры из вашей жизни.
