Демократия (сборник) - Видал Гор (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Она вспоминала слухи.
Каждый день там возникали новые слухи.
Газеты, при всей их подцензурности, умудрялись помещать сообщения об этих слухах в статьях, в которых осуждалось распространение слухов или, как это представлялось в газетах, бичуя распространение фальшивых сведений, угрожающих общественной безопасности. Для осуждения фальшивых сведений их, разумеется, нужно было сообщить, в чем и был весь фокус. Среди фальшивых сведений, осужденных однажды, был слух, что один американский турист был убит во время волнений в Сурабая — волнения же в Сурабая были не более чем еще одним слухом, осужденным в предыдущий день. Далее, был слух, что сингапурская «Стрейтс тайме» сообщила, что был убит не только американский турист, но и немецкий бизнесмен, а волнения случились не только в Сурабая, но и в Соло, однако даже существование в «Стрейтс тайме» подобного сообщения было невозможно подтвердить, поскольку «Стрейтс тайме», по слухам, была конфискована на таможне. Слух о том, что «Стрейтс тайме» конфисковали на таможне, сам по себе не был подтвержден — очередное фальшивое известие, угрожающее общественной безопасности, — однако до конца той недели в Джакарте «Стрейтс тайме» не было.
Инез вспоминала, как Гарри давал пресс-конференцию и говорил репортерам, которые не сочли за труд явиться, что волнения в Сурабая отражают нормальный процесс бурного становления демократии.
Инез помнила, как Билли Диллон вел переговоры с репортерами, чтобы те передали содержание пресс-конференции Гарри в «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост» вовремя, самое крайнее в пятницу.
«Я предоставил вам возможность встретиться с ним, теперь вы сделайте мне одолжение, — говорил Билли Диллон. — Я не хотел бы, чтобы сообщения о нем попали лишь в дневные воскресные выпуски — вы понимаете, что я имею в виду».
Инез помнила, как Джек Ловетт спросил Билли Диллона, не хочет ли тот привести «распорядок» волнений в соответствие с графиком выпуска «Лос-Аджелес таймс».
Инез помнила:
прием, устроенный для Гарри в университете за ночь до того, как в обеденном зале посольства взорвалась граната. Она помнила, как Гарри снова и снова повторял, что американцы извлекают важные уроки в Юго-Восточной Азии. Она помнила, как Джек Ловетт сказал наконец, что может припомнить только один урок, который американцы извлекли из Юго-Восточной Азии. «Что имеется в виду?» — спросил кто-то. Не Гарри. Гарри был слишком осмотрителен, чтобы такое сказать. Должно быть, это спросила Фрэнсис Ландау или Жанет. «Что имеется в виду?» — спросила Фрэнсис Ландау или Жанет, и Джек Ловетт, перед тем как ответить, обрезал кончик у сигары.
«Когда наступают на мину, она тотчас же взрывается», — сказал Джек Ловетт.
Голые лампочки заливали ярким светом стол, заставленный подносами с подслащенным гранатовым соком; маленькие золоченые стулья были поставлены в ряд, на улице что-то случилось: у дверей появилось несколько военных, временами доносился ружейный выстрел, конгрессмен говорит, конгрессмен уверен, основные уроки для Америки в Юго-Восточной Азии.
«Пора отсюда убираться», — сказал Джек Ловетт.
«Черт побери, я еще не закончил», — сказал Гарри Виктор.
«Мне кажется, на веранде нарушаются некоторые права человека», — сказал Джек Ловетт.
Гарри вновь повернулся к председателю Исламского союза.
Рука Жанет застыла над подслащенным гранатовым соком, будто она ждала, что он вдруг превратится в мартини с водкой.
Инез наблюдала за Джеком Ловеттом. Она никогда раньше не видела, чтобы Джек Ловетт выказывал признаки недовольства или раздражения. Недовольство и раздражение были двумя из многих эмоций, которые Джек Ловетт старался особенно не выказывать, однако в тот момент он их обнаружил.
«Вы, я смотрю, и вправду интересный народ, — сказал Джек Ловетт. Он сказал это Билли Диллону, но смотрел при этом на Гарри. — Вы на самом деле не видите, что происходит на ваших глазах. Не замечаете до тех пор, пока об этом не прочитаете. Вам надо прочесть о чем-то в „Нью-Йорк тайме“ — тогда вы начинаете об этом говорить. Произносить речи. Призывать к расследованию. Возможно, через год-два вы сюда приедете расследовать, что произошло этой ночью».
«Вы не понимаете», — сказала Инез.
«Я понимаю, что он мчится по кругу, нацепив шоры, Инез».
Инез помнила:
Джек Ловетт заходит за ними в кафе гостиницы «Боробудур» на следующее утро после того, как в столовую посольства подбросили гранату. У посла, рассказывает он, есть бунгало в Панкэке. В горах. Инез, Жанет и дети должны переждать там. До тех пор, пока ситуация не выкристаллизуется. От Богора всего несколько часов езды, не более, что-то вроде курорта, он их туда довезет.
«База в горах, — сказала Жанет. — Божественно».
«Не называй это место базой в горах, — сказала Фрэнсис Ландау. — „База в горах“ — империалистический термин».
«Оставим политику до того, как туда доберемся», — сказал Джек Ловетт.
«Я не хочу ехать», — сказала Фрэнсис Ландау.
«Всем до заднего места, поедете вы или нет, — сказал Джек Ловетт. — Вы здесь вовсе не то лицо, которому оказывается главное внимание».
«Все же несколько отдает алармизмом», — сказал Гарри Виктор. Он разбивал вареное яйцо. Джек Ловетт подождал, покуда он не выудит из яйца содержимое, и только затем ответил.
«Вы прекрасно выбрали место для семейного отдыха, — сказал тогда Джек Ловетт. — Настоящий Вайкики [134]. Непонятно, отчего сюда еще не пустили чартерные рейсы. Мне также интересно, понимаете ли вы, чего нам будет стоить заполучить обратно ребенка конгрессмена».
Голос Джека Ловетта звучал мягко, и Гарри ответил ему в тон.
«Ах, — сказал Гарри, — конечно же, нет. До тех пор, пока об этом не напишет „Нью-Йорк таймс“».
Инез помнила:
зеленая лужайка вокруг бунгало посла в Панкэке, живая изгородь из гардений.
Поблекший ситец мебельных чехлов в бунгало в Панкэке, английские примулы, заросли бамбука и орхидеи в распадке.
Туманы, окутывавшие Панкэк.
Они с Джеком Ловеттом стояли на зеленой лужайке в Панкэке, и туман просачивался сквозь растрескавшийся цемент пустого плавательного бассейна, через распадок, модный курорт на Гавайях, сквозь заросли бамбука и орхидей, через английские примулы.
Они стояли с Джеком Ловеттом.
Инез помнила это.
Инез помнила также, что единственным убитым при взрыве гранаты в посольской столовой был индонезийский водитель из моторизованного взвода. Эти новости дошли в Панкэк по радио, в то время как Инез и Джек Ловетт сидели в темноте на веранде, ожидая известий, что все успокоилось и можно отвезти детей вниз в Джакарту. Летали светлячки и москиты, вспоминала Инез. В бунгало Джесси и Эдлай пытались поймать сингапурскую телепрограмму, а Жанет пыталась обучить слугу приготовлению пунша из молока кокосового ореха. Телефоны не работали. Радио по большей части трещало от атмосферных разрядов. По сообщениям радио выходило, что остальной индонезийский и американский персонал получил легкие ранения, а территория вокруг посольства была безопасна. Посол дал интервью, в котором выразил убеждение, что бомбардировка посольской столовой явилась единичным инцидентом и не отражала общего настроения в стране. Гарри дал интервью, в котором выразил убеждение, что этот единичный инцидент отражает естественный процесс бурного становления демократии.
Джек Ловетт выключил радио.
Некоторое время слышался только звон москитов.
Рука Джека Ловетта лежала на подлокотнике кресла, и в свете окон бунгало Инез могла видеть у него на запястье тонкие, пронизанные светом волоски. Волоски были ни светлые, ни седые, но светлее кожи Джека Ловетта. «Ты его не понимаешь», — сказала наконец Инез.
«О нет, я его понимаю, — сказал Джек Ловетт. — Он конгрессмен».
Инез ничего не сказала.
Волоски на запястье Джека Ловетта пропускали свет, были почти прозрачные, совершенно бесцветные.
«Это означает, что он радиоактер, — сказал Джек Ловетт. — Гражданское лицо».
