Предположительно (ЛП) - Джексон Тиффани Д. (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Мисс Вероника кивает, пытаясь улыбнуться. Не этого она ожидала.
— Ла... дно! Хорошая история! Эм... итак, все остальные, как на счет того, чтобы записать свои истории в журналы чувств. Ладушки?
Открываю свой журнал и пишу одно слово: «Айхоп». Когда я была ребенком, мы с мамой везде ходили вместе, но чаще всего мы бывали в церкви. Воскресная школа, воскресная служба, субботняя служба, изучение Библии по средам, жареная рыба по пятницам, каждый концерт церковного хора. Все это мы посещали вместе, одевшись в одинаковые наряды. Нас прозвали «Близняшки Эддисон». Иногда, после субботней службы, мы заходили позавтракать в «Айхоп». Она разрешала мне добавить дополнительную порцию взбитых сливок на мои клубничные оладушки. Мое особое угощение. Потом мы садились на автобус до дома, играя в «Я вижу». Только мы вдвоем. Я думала, что со мной она становится счастливее. Но, полагаю, ребенок не может заполнить зияющую пустоту в твоем сердце. По ночам я слышала ее рыдания.
Это случалась даже, когда она не находилась под влиянием «дней».
Потом, однажды, она надела свои красные каблуки, уложила волосы, накрасилась и посадила меня перед телевизором.
— Я скоро вернусь, малышка, — сказала она и ушла.
Спустя четыре часа, она впустила в наш дом Рея, и после этого он никогда не покидал его. Она говорила, что он был солнечным лучиком, которого она ждала всю свою жизнь. Когда выяснилось, что Рей не верит в Бога, мы перестали ходить церковь. Мама всегда была лишь последователем, не лидером. Никаких больше походов в «Айхоп», никакой дополнительной порции сливок, никакой больше игры в «Я вижу», никаких близняшек Эддисон. Она откинула эту фамилию и начала представляться как просто «Купер». Будто бы не хотела больше иметь ничего общего со мной. Плюс ко всему, Рей обирал ее до нитки. У нас оставались деньги только на новый набор посуды, потому что мама предпочла бы умереть, чем опозориться перед всеми этими людьми в доме Божьем.
Я обязательно свожу свою малютку в «Айхоп». Если мне позволят.
Интервью с анонимным заключенным в исправительном учреждении «Бедфорд-Хиллс»
Этот ребенок был чертовым гением. И не в хорошем смысле этого слова. Она слишком умна. Охранники... Боже, они ненавидели эту девчонку. И не любили выпускать ее из клетки, потому что она всегда нарывалась на драки. Другие девочки постоянно цеплялись к ней. Как-то раз она провела целый месяц в лазарете со слопанными ребрами. Поэтому ее поместили в карцер. Наверно, она провела там несколько лет. Но, когда ее выпустили... Нельзя было сказать, что у нее на уме. Когда-нибудь видели людей, которые слишком много думают? Ага, ничего хорошего это за собой не влечет.
Мисс Штейн направила меня в больницу с запиской. Я уверена, что она должна была пойти со мной. Или, может, мисс Кармен, но мне не хотелось спрашивать об этом. Клиника находилась в районе Бед-Стай, за пределами Фултон-Стрит и Кингстон-авеню. В это место ходят все дети из групповых домов и все те, кто не может позволить себе страховку.
В регистратуре яблоку негде упасть. Даже подоконники заняты. Так что, я становлюсь возле двери, напротив шершавой зеленой стены, то и дело открывая дверь приходящим и уходящим людям на колясках и с костылями.
Здесь полно детей, которые неустанно плачут и, кашляя, наполняют здешний спертый воздух микробами. В углу, над кондиционером, телевизор вещает какое-то ток-шоу. У противоположенной стены сидит девушка примерно моего возраста с раздутым животом и спутанными волосами. Рядом с ней — женщина, которая могла бы сойти за ее более возрастного близнеца. Я не знаю, почему она выглядит такой раздраженной: из-за долгого ожидания или из-за того факта, что ее дочь совершила ту же ошибку, что, и она много лет назад.
Мама не любила водить меня к врачам. Однажды, у меня было жуткое отравление из-за протухшего тунца. Я умирала с голоду, а это было единственной едой в доме. Меня рвало без остановки, но мама все же отказывалась вести меня в больницу.
— Эти врачи — кучка мошенников. Вечно находят какие-то болезни, чтобы выкачивать из людей их честно заработанные деньги.
Но у мамы не было денег, которые можно было бы выкачивать. Все их забирал Рей. Кофейная банка над плитой всегда пустовала.
— Наверно, ему они нужнее, чем нам, малышка, — говорила она. Спазмы в моем животе опровергли бы это заявление.
Это было до того, как другие девушки Рея начали ломиться в наши двери. До того, как он перевез нас в Дитмас Парк, в большой дом, полученный в субаренду от друга. До того, как мы познакомились с мамой Алиссы. До того, как появилась Алисса. Без Рея наша жизнь сложилась бы по-другому. Но думать об этом сейчас — пустая трата времени.
— Какого хрена так долго, — стонет мама девочки. — Поверить не могу, что это гр*банное дерьмо твориться с нами. Я же говорила? Говорила, что этот ниггер — кобель? Нет же, ты все равно пошла и потр*хась с ним... уууууух. И где он теперь? Его здесь нет. Я говорила, что так и будет!
Девушка ничего не отвечает, просто смотрит на пол перед собой. К горлу подходит ком.
— Это так тупо, — бормочет мать.
Мы с девушкой встречаемся взглядами, и по моей коже проходит леденящая волна мурашек. Почему я чувствую, будто мы обе ведем какую-то немую беседу?
Минуты превращаются в час. Мои колени ноют, устав от излишнего напряжения. Мать той девушки теперь сидит за столом, выплескивая свою агрессию на медсестру, которой, кажется, наплевать. Девочка утирает слезы. Я ее не виню: я бы тоже не хотела, чтобы моя мама была здесь. Чтобы они обе оказались в одной комнате...
Дверь снова открывается и в помещение входит Тед. Я почти не узнаю его, так сильно он натянул на себя капюшон от толстовки. Он просматривает толпу, пока не замечает меня у стены.
Что он здесь делает? Ему нельзя быть тут! Они узнают!
— Прости, немного опоздал.
Я трясу головой, притворяясь, что не вижу его.
— Тебя не должно быть здесь.
— Я не позволю тебе пройти через это одной.
Я улавливаю на себе взгляд девушки и ее матери. Девочка разрывается слезами и быстро отводит взгляд в сторону. Мать закатывает глаза и посылает все больше проклятий в сторону дочери. Каждый мускул в моем теле напрягается.
Это могла бы быть я. Это была я.
Смотрю на Теда с благодарностью и больше не спорю. Я готова рискнуть быть пойманной только ради того, чтобы быть рядом с ним, чтобы стало легче дышать. Он берет меня за руку, его ладони потные и до пугающего горячие. Он прислоняется к стене и смотрит на пациентов, как на иностранный фильм, в котором едва говорят по-английски.
— Боишься?
Я не хочу говорить ему, чего я на самом деле борюсь. Мисс Штейн, Винтерса, мисс Кармен, всех этих людей, нанятых государством, чтобы помочь мне. Людей, которые хотят только одного: отнять единственное, что принадлежит мне.
— Ты, правда, думаешь, что мы должны его оставить?
Он смотрит на меня, опьяняя своим взглядом.
— А ты хочешь?
— Нет.
Мгновение он молчит, а затем смеется.
— Ты ужасная лгунья.
Я смотрю на него и усмехаюсь. Ненавижу, насколько хорошо он умудряется знать меня, не зная обо мне ничего. Полагаю, это также одна из причин, почему люблю его. Тед такой высокий, что его голова почти касается приветствующей посетителей вывески. Глаза такие красивые, такие карие, всего на оттенок светлее его кожи. Они всегда такие теплые, любящие и успокаивающие. Он никогда не смотрит на меня так, как все остальные на протяжении последних шести лет. Тед смотрит на меня так, будто рад, просто потому что я существую на этом свете. Так, как смотрела Алисса. Я могла бы таращиться на него часами, если бы у нас было столько времени. Он сжимает мою ладонь и отводит взгляд.
— Ты знаешь, что я люблю тебя, так? — говорит он.
Я знаю, но это не имеет смысла. Как кто-то может любить меня после того, что я сделала?
