Лахезис - Дубов Юлий Анатольевич (серии книг читать бесплатно txt, fb2) 📗
Как только про газовщика сказалось, так мне вдруг все очевидно стало. Это он, в темных очках, Соболя убил. Это он на лифте поднимался, пока я бежал по лестнице из Соболевской квартиры. Если бы я там еще минуту промедлил, он бы и меня зарубил топором, потому что я его в лицо видел.
— Значит, так, — сказал я. — Пишите. (Это я в кино видел, как следователь кого-то допрашивает, а тот сначала не хочет отвечать, потом соглашается и говорит «Пишите»; мне запомнилось). Все пишите.
И я рассказал все по порядку: как мы с Фролычем стояли в коридоре, когда Настя открывала дверь, как мы с Настей пили чай на кухне, как она сказала про газовщика, а я вспомнил про неработающую духовку, зачем я пошел в квартиру к Соболю, про встречу у подъезда, про темные очки и запах «Шипра», как он меня за плечо схватил, что я увидел в квартире, и как бежал вниз по лестнице, разминувшись с поднимающимся в лифте убийцей.
— Значит, тетя Настя и Гриша Фролов его тоже видели? — спросил лысый.
— Мы вместе в коридоре были, когда Настя дверь открыла, — подтвердил я. — И она видела. И он.
— Так, — сказал лысый. — Складно. Вот теперь вполне складно. А врал зачем?
Я признался, что боялся, как бы меня не арестовали за то, что не сообщил вовремя в милицию. Лысый рассмеялся, и тот, за спиной, тоже хихикнул.
— А описать этого газовщика можешь? — спросил лысый. — Хорошо описать. Чтобы его по твоему описанию всякий узнать смог.
— Так это лучше Настю спросить… и Фролыча…
— Спросим, — кивнул лысый. — Непременно спросим. Ну так как?
— Среднего роста, — решительно сказал я. — В телогрейке и в темных очках. С чемоданчиком. Без особых примет.
— Здорово, — похвалил меня лысый. — Значит, без особых примет? Никаких там шрамов на лице или повязки через глаз? Деревянной ноги? Ничего такого не приметил?
— Нет.
— Борис Львович, — обратился он к отцу. — Мне надо позвонить. И я бы хотел с Костей съездить в одно место. Это ненадолго — часа на полтора максимум. Если хотите, можете с нами, но это необязательно.
Отец хотел, но другой следователь привел Фролыча, и больше в машине места не оказалось. Мы ехали на старой «Победе», и лысый, которого звали Алексеем Дмитриевичем, сидел с нами сзади, а рядом с водителем — тот, который привел Фролыча. За Белорусским вокзалом машина свернула вправо, мы немного поколесили по дворам и наконец остановились у старого двуэтажного дома.
— Приехали, — сказал Алексей Дмитриевич. — Нам сюда.
Оказалось, что это мастерская художника Наума Павловича Карповского, и Алексей Дмитриевич с ним договорился, что он по нашим словам нарисует портрет преступника. Потом этот портрет раздадут всем милиционерам, и они быстро поймают убийцу. Но художник оказался какой-то не очень умелый — у него никак не получалось, чтобы было похоже. По кусочкам он все делал правильно, а когда эти кусочки — брови, рот, нос, волосы — собирались вместе, выходила какая-то ерунда. Битый час он со мной мучился, а Фролыч все это время сидел молча. И вдруг говорит:
— Губы заменить надо.
Вскочил и начал ворошить листки бумаги, на которых были разные губы нарисованы. Ворошил-ворошил, потом один выхватил и подает художнику:
— Вот это, — говорит, — правильные губы. И еще надо лоб другой. Он у него был уже, и волосы были птичкой.
Он еще попросил поменять нос — сделать его короче и потолще, а потом отошел немного, улыбнулся и говорит:
— Вот теперь самое оно.
Я посмотрел — и вправду самое оно. Как вылитый.
Мы еще немного посидели у художника, выпили чаю с пряниками, а потом Алексей Дмитриевич отвез нас домой.
У Соболевского подъезда все еще стояли и не расходились люди. Отцы наши тоже там были. Потом батя пришел и рассказал, что убийца забрал из квартиры те самые темные очки, в которых я его встретил на улице, флакон одеколона «Шипр», старый детский свитер, из которого Соболь уже вырос, и шестьдесят рублей.
Все это случилось перед Новым годом. В школе только и говорили про убийцу, который говорит, что он из «Мосгаза», ходит по квартирам с топором и всех убивает. К нам приходили из милиции и специально предупреждали, чтобы не открывали дверь незнакомым, особенно внимательно надо вести себя во время каникул, когда взрослых нет дома и дети остаются одни. Но, видать, не все внимательно слушали, потому что через несколько дней в нашем районе убили еще одного мальчика, нашего сверстника. Говорили, что ему удалось от преступника убежать и запереться в туалете, но тот взломал дверь и зарубил мальчика топором. А еще появился стишок: «Во Франции ОАС, в Америке Техас, в Техасе Даллас, а в России Мосгаз».
Еще нас с Фролычем Алексей Дмитриевич предупредил, чтобы мы ни в школе, ни вообще никому не рассказывали, что видели убийцу, помогали составить его портрет, а я даже говорил с ним. Мы не сразу поняли, зачем нужна такая секретность, но родители объяснили, потому что им он тоже строго-настрого наказал, чтобы никому и никогда. Секретность была нужна потому, что если убийца узнает про живых свидетелей, то он нас может выследить, подкараулить и тоже зарубить топором где-нибудь в темном углу. Так что мы молчали как партизаны, хотя так и подмывало рассказать.
Потом начались зимние каникулы, наступил Новый год, мы с Фролычем отметили наш общий день рождения и стали культурно отдыхать. Чтобы каникулы не проходили для нас бесполезно, родители покупали нам с Фролычем всякие билеты — на елки, в цирк, в театры. «Синюю птицу» мы с ним смотрели уже раза четыре и «Два клена» — тоже. А тут нам еще купили два билета в Уголок Дурова, смотреть на дрессированных зверей.
Ну мы и пошли смотреть на зверей.
А когда представление закончилось, Фролыч предложил сгонять к гаражу — там неподалеку был гараж «Интуриста». Внутрь нас, понятное дело, не пустили, но через железные ворота все время проходили автобусы со всякими иностранными надписями, вот на них нам и было интересно смотреть. А если повезет, то можно было увидеть и настоящие иностранные машины, на которых возили приезжающих в Москву заграничных туристов.
В одну такую машину Фролыч запулил снежком. Ничего даже не разбил и не поцарапал, но водитель выскочил, погнался за нами, и пришлось тикать. Так мы и оказались в незнакомом дворе.
Это здорово повезло, что водителю за нами надоело гнаться, потому что двор оказался каменным мешком, с единственным входом-выходом через арку. Мы на всякий случай забежали в подъезд, переждали чуток и, убедившись, что погоня отстала, решили уходить. И когда мы к арке направлялись, через нее въехал во двор грузовик. Обычный такой фургон, совсем непримечательный. Он подрулил к подъезду, не к тому, где мы укрывались, а к соседнему, и из кабины вылез человек.
Хоть на нем уже не было черных очков, а вместо телогрейки он был одет в серое пальто с меховым воротником, я его узнал сразу. Я так думаю, что если бы он повернулся в сторону арки, то тоже меня бы узнал, но он что-то сказал водителю и исчез в подъезде.
— Ты чего? — спросил Фролыч.
— Это он, — ответил я.
— Кто?
— Мосгаз.
Фролыч посмотрел на меня удивленно.
— Серьезно что ль?
— Точно тебе говорю. Железно. Он. Только пальто вместо телогрейки.
Во дворе была деревянная горка, и мы спрятались под ней. И грузовик, и подъезд было хорошо видно. Через несколько минут дверь в подъезд распахнулась, и он появился на пороге. Только теперь лица не было видно, потому что он нес телевизор, прижимая его к груди. Водитель выскочил из фургона, открыл вторую дверь и стал помогать запихивать телевизор в кабину. Потом они залезли внутрь, лицом.
и фургон уполз задним ходом через арку.
Я оглянулся на Фролыча — тот стоял с белым как снег.
— Давай галопом в милицию, — скомандовал он. — Тут рядом отделение, я заметил, когда мы бежали.
— А что мы скажем в милиции?
— То и скажем. Что здесь только что Мосгаз был. Я номер машины запомнил.
Нам в милиции, конечно же, не поверили. Это просто повезло, что телефон Алексея Дмитриевича у меня с собой был. Я его дал дежурному, тот посмотрел на номер, дернулся — и сразу к начальнику. Нас тут же вызвали. Начальник разговаривал по телефону стоя. Увидел нас с Фролычем и протянул трубку:
