Алеф - Коэльо Пауло (читаем книги txt) 📗
– ...искусственными, – договариваю я за него. – Еще никто не научился любить по учебнику и никто не сделался писателем, прослушав такой курс. Учиться надо не у писателей, а у других людей, занятых непохожим на ваш трудом, потому что писательство нисколько не отличается от другого рода деятельности, которой люди предаются с радостью и воодушевлением.
– Вы могли бы написать о последних днях Николая Второго?
– Сказать по правде, это не та тема, которая может меня увлечь. История волнующая, не спорю, но для меня писать – значит прежде всего открывать нечто новое в себе самом. Если вы позволите дать вам совет, я скажу: не робейте перед чужими мнениями. Только посредственность всегда в себе уверена, так что рискните и делайте то, чего вам на самом деле хочется. Ищите людей, которые не боятся ошибаться и которые, конечно, ошибаются. Из-за этого их деятельность часто не находит признания, но именно такие люди, совершив немало ошибок, в конце концов создают что-то такое, что совершенно меняет жизнь их современников – а следовательно, меняет мир.
– Как Хиляль.
– Да, как Хиляль. Но я должен сказать вам одну вещь: моя жена значит для меня не меньше, чем для вас ваша. Я не святой, и передо мной не стоит такой цели – обрести святость, однако, пользуясь вашей метафорой, мы с ней – два облака на небе, и сейчас эти облака слились в одно. Мы были двумя глыбами льда, но солнце растопило лед, и обе глыбы превратились в один живой ручей.
– И все же, когда в тамбуре я увидел, как вы с Хиляль смотрите друг на друга...
Я не отвечаю, и он наконец умолкает.
Парни и девушки все еще сохраняют дистанцию и упорно не смотрят друг на друга, хотя по всему видно, что и те и другие питают друг к другу неподдельный интерес. Старики, глядя на них, предаются воспоминаниям о собственной юности. Матери улыбаются своим детям, своим будущим художникам, миллионерам и президентам. Наглядная картинка живой жизни.
– Я жил в разных странах, – говорит Яо. – Я знавал тяжелые времена, видел немало несправедливости, мне приходилось ударять в грязь лицом и разочаровывать тех, кто в меня верил. Но теперь все это представляется мне несущественным. Зато в памяти остаются песни, истории, всевозможные радости жизни. Моя жена умерла двадцать лет назад, а мне все кажется, что это было вчера. Она и сейчас здесь, сидит на скамейке рядом с нами и вспоминает о счастливых днях, что мы прожили вместе.
Да, она здесь, я и сам готов был убеждать в этом Яо, если бы сумел найти слова.
Мои чувства обострены до предела, почти так же, как когда я узрел Алеф и понял, о чем говорил Ж. Я пока не знаю, что с этим делать, но, по крайней мере, отдаю себе в этом отчет.
– Если у вас есть история, ее непременно стоит рассказать. Хотя бы своим близким. Сколько у вас детей?
– Двое сыновей и две дочери. Только детей мои истории не интересуют, да они уже не раз их слышали. Вы напишете книгу о путешествии по Транссибирской магистрали?
– Нет.
Даже если бы я хотел, где мне найти слова, чтобы описать Алеф?
АЛЕФ
Вездесущая Хиляль так и не объявилась. Во время ужина я не выказал своих чувств, только заметил, что автограф-сессия прошла прекрасно, и поблагодарил устроителей поездки за русскую музыку и танцы на вечеринке после встречи с читателями (ведь джаз-банды, как в Москве, так и в других городах и странах, предпочитают проверенный интернациональный репертуар), и только в конце поинтересовался, сообщил ли кто-нибудь Хиляль адрес ресторана.
Все с недоумением уставились на меня. Ну разумеется, нет! Они-то думали, что я мечтаю поскорее избавиться от нее как от чумной. И всем нам очень повезло, что она не явилась на автограф-сессию.
– С нее станется снова устроить скрипичный концерт, чтобы напроситься на ужин, – едко замечает редакторша.
Яо сидит на другом конце стола. Он-то знает, что я думаю на самом деле. Вот бы она была здесь. Только зачем? Чтобы снова видеть Алеф и пройти в двери, за которыми нет ничего, кроме тягостных воспоминаний? Я имею представление, куда ведут эти двери, я четырежды переступал этот порог, но так и не нашел ответа, который был мне необходим. И не за этим я отправился в столь долгий путь.
Ужин подходит к концу. Двое выбранных наугад читателей фотографируются со мной и спрашивают, не хочу ли я, чтобы они показали мне город. Конечно хочу.
– Только на сегодня у нас свои планы, – говорит Яо.
Раздражение издателей, адресованное прежде Хиляль, которая так настойчиво претендовала на то, чтобы быть все время рядом со мной, мгновенно обращается на переводчика: они его наняли, а у него, видите ли, на меня какие-то планы.
– Пауло устал, – говорит мой издатель. – У него был очень длинный день.
– Но он вовсе не устал. Энергия в Пауло бьет ключом после встречи с той любовью, которую испытывают к нему читатели.
Издатели насторожились не зря. Несмотря на возраст, Яо претендует на высокую должность в «моем царстве» и даже не думает это скрывать. Я разделяю печаль этого человека, потерявшего любимую женщину, и однажды найду для него слова утешения. Боюсь только, что у него припасена для меня «удивительная история, из которой получится прекрасная книга». Эти слова я слышал бессчетное число раз, преимущественно от тех, кто пережил потерю близких.
Я решаю сделать так, чтобы все остались довольны:
– Мы сейчас отправимся с Яо в гостиницу. А потом мне хотелось бы немного побыть одному.
С начала путешествия это будет мой первый одинокий вечер.
* * *
На улице сильно похолодало, и ветер дует действительно ледяной. Мы идем по многолюдному проспекту, и все, кого встречаем по пути, так же, как и мы, торопятся поскорее оказаться в тепле. Магазины закрываются, неоновые вывески гаснут, стулья перевернуты на столы. И все же после полутора суток, проведенных в вагоне, зная, как много тысяч километров нам еще остается проехать, мне необходимо пользоваться любой возможностью совершить моцион.
Яо подходит к ларьку с напитками и покупает апельсиновый сок. Пить мне совсем не хочется, но немного витамина C в такой холод, пожалуй, не помешает.
– Держите стакан.
Я не знаю его планов, но послушно выполняю то, что он велит. Наш путь лежит к центру, а улица, по которой идем, должно быть, главная в Екатеринбурге. Пройдя немного, мы останавливаемся у входа в кинотеатр.
– Отлично. В этом капюшоне вас точно никто не узнает. Давайте начнем побираться здесь.
– Побираться? Послушайте, я ничего подобного не делал с тех пор, как хипповал в юности, и кроме того, это оскорбительно по отношению к тем, кто и вправду нуждается.
