Под увеличительным стеклом - Вольф Клаус-Петер (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
– Но надо еще доказать, что вино не достается подопечным.
– И доказывать не надо, Николя! Просто я в своей статье отмечу как положительный факт, что в дома престарелых завозят самое дорогое вино.
– А что это даст?
– Люди, трезво подумав, выразят возмущение, дескать, старых людей приобщают к алкоголю.
– Но в этом нет ничего особенного, если по каким-то торжественным случаям подопечным дают хорошее вино, изредка можно…
– И все равно найдутся защитники морали, я уверена. Что тогда будет делать Менгендорф? Ему же надо будет как-то объяснить, для чего он заказывает 24 тысячи бутылок в год? И как он выкрутится?
Катя злорадно хихикнула. Я знал, о чем она думала: подожди, Менгендорф, я возьму тебя в оборот. Посмотрим, как ты вывернешься!
Лотар между тем выяснил, кому принадлежат грузовики. Небезызвестному господину Фриче. Владельцу экспедиционной конторы.
25
Когда мы приехали ко мне домой, я увидел торчавшую в двери записку. Меня просили срочно разыскать некоего Франца Кляйна, это якобы жизненно необходимо.
– Вдруг это ловушка, – сказала Катя. – Как бы тебя не взгрели. Поедем вместе.
Я с благодарностью принял ее предложение, ведь я знал, что она прошла курс каратэ. Кто-то, возможно, посмеется надо мной – дескать, мужчина берет с собой для безопасности женщину, но Катя в самом деле владела ударом ребром ладони, а я – нет.
К счастью, Франц Кляйн оказался миролюбивым человеком и вовсе не думал на меня нападать, но, право, было бы лучше, если бы он и в самом деле намеревался мне врезать, то, что я узнал от него, раздавило меня. Оказывается, моя мать добровольно ушла в дом престарелых Менгендорфа, чтобы помочь бежать троим старикам, и теперь попала в ловушку.
– Успокойся, – говорила Катя. – Думаю, что ничего с ней не случится. Если мы приедем туда чин чином и скажем, что хотим ее забрать, кто станет в таком случае задерживать человека? Это было бы уже лишение свободы. Они могут так поступать только с теми, у кого нет родственников, или когда сами родственники хотят избавиться от стариков. Через полчаса она будет на свободе.
Сторож оказался приветливый, но не пропустил меня. Я выставил вперед свои перевязанные руки и пригрозил ему, что суну в зубы.
Тогда он доложил о нас по телефону. Вскоре вышел господин в костюме в тонкую полосочку. Он представился заместителем директора дома престарелых, долго тряс Катину руку, потом мою, потом осведомился, по какому мы делу. Я сдержал гнев и как можно спокойнее попросил вызвать ко мне мать. Когда я назвал ее фамилию, на его лице промелькнула тень испуга. Он еще раз спросил фамилию, словно бы не разобрал ее. Он был явно в замешательстве, ведь моя мать выдала себя за одинокую женщину, у которой не осталось в живых никого из родственников. Об этом я узнал уже после.
Он заявил мне, что женщина с такой фамилией к ним не поступала.
– Слушай ты, паяц! – вскипел я. – Либо через две минуты я выйду в эту дверь со своей матерью, либо я не отвечаю за себя.
– Успокойтесь, молодой человек. Тут, должно быть, недоразумение. Вашей матери у нас нет. А теперь я попрошу вас оставить это учреждение. Вы нарушаете спокойствие в доме престарелых.
Я надвинулся на него, позабыв о порезанных руках, но Катя удержала меня и поступила, конечно, правильно, потому что за спиной заместителя директора уже возникли два санитара, здоровенные детины, смахивающие на каких-нибудь бывших лесорубов, призовых боксеров или вышибал.
– Прошу вас уйти. В противном случае я буду вынужден вызвать полицию! – сказал тип в полосатом костюме.
– Ты еще угрожаешь мне полицией! – заорал я. – А сам не хочешь туда, ты, бандит!
Заместитель директора повернулся и пошел прочь, а двое его приспешников потеснили нас к двери.
Обуянный злобой, я изрыгал потоки самых бранных слов – мать моя бы пришла в ужас, но я ругался на чем свет стоит, потом вдруг заплакал, и это меня еще сильнее растравляло. Катя мягко взяла меня за руку и повела к машине.
– Поедем, Николя, в полицию. Это уже чересчур. Они должны принять какие-то меры.
Она посадила меня в машину. Я был раздавлен. Как мы ехали, я не помню. Я стал осознавать, где я и что, уже только в этой приемной. Подо мной был жесткий стул. Напротив, за старомодным письменным столом, сидел полицейский служащий и недоверчиво поглядывал на меня.
Катя стояла сзади, положив руку мне на плечо. Это действовало успокаивающе.
– Так, так, – сказал полицейский. – Стало быть, у вас пропала мать. Вы уже подали на розыск?
– Нет. Я же знаю, где она.
– Значит, вы не считаете ее пропавшей?
– Нет. То есть да. Катя, объясни ему, пожалуйста. Пусть он даст распоряжение, чтобы обыскали дом престарелых и выпустили мою мать. Господи, неужели это так трудно?
– Что? Что я должен?
– Его мать, – стала объяснять Катя, – насильно держат в одном из домов престарелых. Вы должны ее освободить. Ведь это лишение свободы.
Полицейский сунул в рот сигарету без фильтра, но не закурил. Он провел рукой по волосам и сказал:
– А почему, собственно, они должны держать вашу мать? На нее хотят оказать давление?
– Нет. Возможно, мать много знает.
– Ах вот как… да, да… конечно… она много знает.
По его лицу и по тону я понял, что он не принимает нас всерьез. Катя тоже это поняла и, решив не терять время впустую, попросила пригласить начальника. Но тот сидел в это время на каком-то важном служебном совещании. Итак, нам ничего не оставалось, как ждать.
Время шло, начальник не появлялся.
– Появится наконец кто-нибудь, кто нам поможет?! – вскричал я, не выдержав. Мне не ответили, только призвали к порядку.
Катя вышла на улицу позвонить из телефонной будки в журнал – проинформировать редакцию о наших делах. По дороге она купила сигарет. Мы, злые, сидели молча и беспрерывно курили. После пятой сигареты – у меня уже разламывалась от никотина голова – вошел наконец начальник.
Он сразу объявил, что может уделить нам всего несколько минут и, глядя на меня, отхлебнул из своей чашки.
Катя начала говорить, и он с любопытством воззрился па нее.
– Вы ведь, кажется, из этой… как ее…
– Да, из альтернативного иллюстрированного журнала «Лупа».
Он закатил глаза. У него был такой вид, как будто ему к горлу подкатила тошнота и мешала говорить. Это длилось всего мгновение. Он судорожно глотнул воздух и почти пропел:
– Что вы изволите?
Катя изложила суть дела.
Пока она говорила, он не отрываясь смотрел на нее и маленькими глотками отпивал из своей чашки. Потом, обратив взгляд на меня, сказал:
– То, что ваша подруга называет освобождением старого человека, я бы назвал похищением. Если лицо объявлено недееспособным, то передача его каким бы то ни было лицам допускается только с разрешения его опекуна. Санитары, следовательно, поступили в полном соответствии с действующим законом, когда воспрепятствовали вам забрать вашу мать. Положение вашей матери усугубляется и некоторыми моментами юридического порядка. Скверная история, в которую она оказалась замешанной. Возможно, у какого-нибудь мягкого прокурора она получит ввиду своего возраста…
– Ну, хватит! Мою мать там держат насильно. Я требую, чтобы ее отпустили.
– Если ее действительно там держат насильно, то мы попробуем это сделать. Я попрошу вас сообщить более точные данные о ней и оставить ее фотографию, если у вас есть с собой.
Фотография нашлась. Больше мы ничего не добились и ушли.
Мы поехали в кафе, чтобы все обдумать. Я был в таком сильном возбуждении, что Катя предложила мне принять успокоительную таблетку, хотя в принципе была против всяких подобных средств. Одно упоминание о таблетке сразу вызвало во мне неприятные ассоциации с Менгендорфом, с его насильственными методами и домами престарелых, и я только сильнее раздражился. Это был полный идиотизм. Мы знали, где моя мать, и ничего не могли сделать.
Мы поехали к «седым пантерам».
