Ненастье - Иванов Алексей Викторович (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Ненастье считалось дачным кооперативом, «подсобными хозяйствами». Участки вытянулись вдоль насыпи железной дороги в четыре ряда. Хибарки при огородах, сооружённые неумелыми горожанами, не могли сравниться с добротными сельскими домищами, но дяде Толе повезло: Галина выкружила ему не фанерную коробку под рубероидом, а прочное строение из бруса, к тому же с мансардой. Двускатную крышу покрывал шифер.
Дядя Толя жил в Ненастье круглый год. Зимой он бухал со сторожем кооператива, а летом вкалывал на огороде: всю семью Галина рекрутировала на земледельческие работы. Яр?Саныч и дядя Толя выправили забор, вкопали бочки для полива, вычистили погреб и яму под компост, сколотили парник и сараюшку, оббили грядки досками. Цирроз уложил дядю Толю в 1985 году. Его похоронили на кладбище при станции Ненастье, а дача досталась Куделиным.
Танюша любила приезжать в Ненастье. Ей нравилось, как стучат поезда, нравилось, что из окошка мансарды видны перелески и луга, которые будто бы дышат в просторном передвижении облачных теней. Дом Танюше тоже нравился. Больше всего волновала лестница. В городских квартирах лестниц не было, и Таня сразу придумала, что там их запретили злые ведьмы, потому что на втором этаже — всегда волшебный мир, где вещи понимают речь людей и все желания сбываются, ведь отсюда можно смотреть до края земли.
Танюша не смогла бы объяснить, зачем ей надо с мальчиком убежать из дома от родителей, как она собирается прятаться, что вообще будет делать? Танюшу несло в потоке смутных желаний и странного воодушевления — не бунтарского, а совсем тихого, но неотвратимого, как цветение подснежников.
А Владик Танцоров ничего не понял. Он решил, что Танька зовёт его к себе на дачу, чтобы он её отшпилил. Владик был девственником; он очень хотел и очень стеснялся близости с девочкой, особенно если рядом приятели, которые увидят его неопытность и оборжут. Дача — лучший вариант. И Таня сразу стала для Владика «путёвой соской», хотя раньше была безразлична.
Владик знал, как доехать до Ненастья на электричке. За городом ещё продолжалась зима. По тёмной дороге, хрустя снегом, они дошли от станции до кооператива, где над железными воротами горел фонарь. Таня попросила ключ от своего дома у сторожа, который помнил её со времён дяди Толи.
Таня затопила печь — утробистую чугунную буржуйку, а Владик открыл привезённую бутылку водки и слегонца глотнул — для храбрости и для того, чтобы Таня оценила, какой он мужик. Таня сидела возле печки на маленькой скамеечке и смотрела в огонь расширенными глазами. Она ждала чего?то небывалого, чего?то огромного и опаляющего, что случится само собой.
Владик утащил Таню на старую тахту, принялся раздевать и лапать, а Таня вдруг начала яростно и молча сопротивляться. Нет, это не так должно быть, это всё должно произойти как?то изнутри, раскатываясь волной до самых краёв — р?раз, и всё уже есть, уже окутало, уже всё творится.
Владик немного растерялся: зачем его позвали? Танька отбивалась — но никуда не убегала, когда он останавливался. Она лежала на продавленной замасленной тахте в смятой и задранной одежде, тяжело дышала и смотрела в потолок, на котором играли багровые отсветы из печки. Владик вставал с тахты, выпивал водки, курил, а потом снова лез к Тане, и они опять упрямо боролись, хватая друг друга за руки и не соображая, кому что нужно.
Эта бессмысленная возня продолжалась полночи. Владик потихоньку напился. Ему уже и не хотелось, чтобы дошло до главного: он перегорел.
— Прости меня, пожалуйста, — шептала Таня. — Завтра обязательно…
Владик заставил её трогать себя, и Таня трогала — словно перебирала кишки, выпавшие из распоротого брюха дохлой рыбы. Таня знала, что там имеется у мужчин, — видела по видику, рассказывали девчонки. Знанием этих подробностей Таню дразнила Ирка. Но реальная телесность Тане оказалась неприятна. Для неё в настоящем опыте не было волшебности и любовности.
Пьяный Владик заснул. Таня оделась, сунула полено в печь, сполоснула руки в рукомойнике и ушла наверх. Она села у заиндевелого окна и смотрела на поля, на дальние синие перелески: их плотные вертикальные массивы поблёскивали паутиной изморози. Чёрные тени стереоскопически отделяли деревья от плоскости снежной равнины, бледно?лимонной в лунном свете.
Рано утром Владик поднялся, выпил воды и, не разбудив Таню, ушёл на станцию. Он?то не собирался сбегать от матери или прогуливать уроки. Он еле вытерпел в школе, мучаясь головной болью с похмелья, но ещё хуже ему было от мысли, что вчера он ничего не добился: эта сучка ему не дала, а у него не сработало; он просрал свой шанс, и сейчас он как мудак и импотент.
После уроков Владик выпил пива, дома похавал, и ему стало легче. Он подумал, что всё можно оценить и по?другому. Он — настоящий мужик: он выбрал бухло, а не бабу, баб?то у него ещё будет навалом, подумаешь… Хотя и Танька никуда ведь не делась. Она всё так же торчит на даче в Ненастье. Можно вернуться и переиграть, впердолить девке по самые гланды…
Владик быстро оделся и поехал на вокзал, но последняя электричка до Ненастья уже укатилась. Владик помялся и решил идти в деревню пешком. Часа за три дотопает. Очень хотелось оттрахать девчонку. Все нормальные пацаны в его классе уже кого?то трахали, а он никак не мог замутить с какой?нибудь нормальной девкой — не такой, которая всем подставляет.
Пятнадцать километров Владик шагал по снежной дороге через поля и леса. Когда совсем замерзал, то бежал. Невдалеке за деревьями временами подвывала железная дорога, обмахивала путь быстрым светом поездов. По игольчато?чёрному небу, вращаясь, плыла ноздреватая льдина луны. Владик перелез забор, окружающий дачный кооператив. В доме у Тани горело окно.
Танюша целый день думала о том, что ей нужно как?то преодолеть эту страшную черту. Да и чем она страшна? Ничем. Просто зажмуриться, и всё. Так надо. Так делают все. Потом будет хорошо. Почему она такая дура?..
Для голодного и усталого Владика Таня торопливо пожарила целую сковородку картошки с солёными грибами из материнских заготовок. Печка шаяла во всю мощь, чтобы Владик отогрелся. На первом этаже было тепло, а в мансарде — жарко. «Значит, проще будет раздеться догола», — подумала Таня.
— Ты подожди здесь, — виноватым шёпотом попросила она. — Мне надо… ну… настроиться… Я тебя позову.
Она оставила Владика внизу и поднялась в мансарду, села на топчан, бельё на котором всегда пахло кислым хлебом. Сквозь проём люка в полу красный печной свет озарял потолочные балки. В железной печной трубе, обмотанной асбестовой тканью, пощёлкивало. Синее ледяное окно казалось полыньёй; луна свешивалась, как петля. Таня разделась до майки и трусов.
— Владик, — позвала она. — Иди.
Владик не шёл.
— Ну, Вла?адик… — умоляюще повторила Танюша.
А Владик заснул на тахте, завалившись в угол. Недосып, похмелье, марафон и плотный ужин срубили его. Танюша постояла над ним, переступая босыми ногами по холодному полу, и вернулась наверх. Она по?турецки уселась на топчан, закуталась в одеяло, а потом угрелась и тоже заснула.
Печка догорела. На шиферной крыше вокруг трубы протаяло тёмное пятно. Транзитные поезда как стрелы неслись строго по прямой линии через снежную равнину мимо маленькой дачной деревни Ненастье. В алмазных и морозных небесных водах, веерами распустив хвосты и плавники, грозно и величественно, словно сквозь какие?то стеклянные сферы, плыли огромные и прозрачные неевклидовы рыбы с яркими лунными глазами.
Первым собственным транспортом «Коминтерна» был толстощёкий автобус «КАвЗ», изношенный прежними хозяевами на колхозных просёлках. Парни прозвали его «трахомой». Сейчас «трахома» почти упёрлась помятым бампером в ржавые ворота кооператива «Деревня Ненастье». Андрюха Воронцов, водитель, требовательно посигналил, и вскоре дачный сторож с опаской выглянул из калитки. Серёга открыл дверь автобуса.
— Узнал Куделина? — спросил он сторожа и указал на борт «трахомы»: Яр?Саныч сидел в салоне автобуса у окошка. — Кто?то в его доме есть?
