Сказание о новых кисэн - Ли Хён Су (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗

Услышав это, кисэны перестали перебирать вещи. Над деревянным полом, где только что было очень шумно, на мгновение воцарилась тягостная тишина.

Певица-кисэн из всех возможных цветов для длинной юбки выбрала яркий, словно переливающийся на свету, светло-зеленый цвет. Подол юбки, которую, казалось, трудно было носить из-за ее длины, словно обмотав выставленное белое колено и мягко сползая по нему вниз, повис на краю ее лодыжки. Из-под колышущегося подола были видны остроносый кончик корейского носка босон и ослепительно-белый шелковый подъюбник белоснежной белизны.

Мадам О, подняв барабанные палочки, в тот момент, когда казалось, что тесемка на сером чжогори с пурпурными манжетами, пришитыми на рукаве, мелко задрожала, начала непрерывно бить ими по полу. Раздались веселые звуки «то-до-до…».

— Твой голос слишком приподнят, — сделала она строгое замечание.

Ранней весной, когда ярко светило солнце, бумажный линолеум, пропитанный бобовым соком, сверкал по-особому — благодаря лаку, покрывшему его в один слой. В течение дня, когда его цвет менялся от светло-желтого оттенка до темно-желтого, на нем в разных местах появлялись небольшие выпуклости. Мадам О любила пустой звук «салькан-салькан», который раздавался под ногами, когда она ступала по ним.

— Как ты думаешь, сколько видов голоса может произвести горло человека?

За дверью, закрытой на крючок, на полу, который казался прохладным из-за добравшейся сюда тени, отбрасываемый бамбуковой рощей, стояла певица-кисэн и рассеянно оглядывалась по сторонам. Услышав строгий голос, она, вздрогнув, словно испугавшись чего-то, приподняла голову, пожала плечами.

— Запомни, — все так же строго сказала мадам О, — их число превышает тридцать: хлебный, желтоватый, сухой, затвердевший, свежий, внутренний, внешний, окутывающий, колючий, распутывающий, — сжимающий, толкающий, колокольчиковый, обжигающий, копающий, разбрасывающий, отрывающий, сухой, плетущий, прерывающийся, вкрадчивый, взрывающийся, военный, протяженный, мокрый, несущий, ленивый, спящий… Попробуй спеть одним из этих голосов.

Она взяла барабан, лежавший сзади, и поставила его перед собой. Певица-кисэн, приняв позу, начала петь песню из популярного в то время телесериала «Императрица Мёнсон». В последнее время почти не было гостей, которые просили спеть традиционную национальную песню. Глаза мадам О стали серьезными.

Мадам О трижды, выждав паузу, ударила по барабану.

— Ты что, не можешь петь немного ровнее, «желтовато», а то твой голос прыгает, словно девка на доске? — строгим голосом спросила она. — Надо петь так, чтобы на слушателей нахлынула неизбывная печаль, тоска, боль… Тон кемёнчжо — это горестный, умоляющий тон. Его иногда называют также «сансон», депрессивно восходящим тоном, или «санчжо» — металлическим. Если спросить, что это за звук, то можно сказать, что он исходит от зубов.

Песня, которую пела певица-кисэн, была современной, а метод преподавания мадам О — старинный. В Буёнгаке прошлое и настоящее не были разделены, а сосуществовали, смешавшись.

— Не напряженный голос называют мажорным звуком, — подсказала она, — а прозрачный и чистый, но в нем совершенно нет глубокого чувства. Как нельзя для выражения глубокого чувства использовать «желтый» голос, так и мажорные звуки не подходят. Для того чтобы голос был глубоким, чувственным, он должен иметь «влажный» привкус. Грубый и одновременно простодушно-чистый голос, когда поют, словно горло охрипло, называется «сурисон», его грубость передает мрачное настроение. Прозрачный и нежный голос с грустным упрекающим тоном называется «чхонгусон», его истинная ценность проявляется тогда, когда он используется в контрасте с «сурисон». Что касается этой песни, то ее, наверное, лучше петь голосом «сурисон». Если ты собираешься что-то делать, то надо делать это как следует, посвятив этому всю свою жизнь. Вот послушай.

— Голос, который при слушании кажется грубым, мрачным и доводит слушателей до изнеможения, называют «хлебным» голосом. Однако голос, который ты сейчас выдаешь, не «сурисон», а «хлебный» голос, — сделала она замечание. — Попробуй спеть голосом «сурисон», сосредоточив все силы в нижней части живота. Вот послушай.

— Для того чтобы показать, как надо петь голосом «сурисон», я хотела бы спеть эту песню… Но это остается лишь желанием в душе… — не закончив, она оглянулась в сторону открытой двери. Яркий солнечный свет позднего лета поднимался в площадке за задним двором. — Мой голос уже сел, но прежде всего… Я не могу произносить звуки… — с глубокой печалью и дрожью в голосе сказала она.

Молодая певица-кисэн, закончив петь, испугавшись ее необычного настроения, не зная, что делать дальше, стояла, согнувшись в поясе, не решаясь выпрямиться или сесть; и не знала, как вести себя в этой ситуации.

— Строго говоря, певица-кисэн, потерявшая голос уже не является певицей-кисэн, — все так же печально сказала она, прикрыв глаза, видимо, задумавшись о чем-то своем.

— …

— Голос — напрасная штука, — сказала она, выйдя из задумчивости, но было непонятно, кому сказала эти слова: себе или молодой певице-кисэн.

Солнечный свет, разгоравшийся на заднем дворе, необычайно красиво поднимаясь над макушками бамбуков, внезапно озарил ее грудь.

— Скажи мне, — сказала мадам О, обратившись к певице-кисэн, все так же стоявшей полусогнувшись, — что останется у певицы, если у нее пропадет голос и уйдет любовь?

— …

— Вот и я не знаю.

— …

— Есть человек, который хочет узнать об этом и дойти до самого конца… Тот, который должен идти… положив горячо раскаленный песок на высохший язык… даже не замечая, что горят язык, горло, грудь… испуская запах горя из всего тела… пока оно не станет кучкой пепла… — все так же грустно, отрывисто говорила мадам О, продолжая думать о чем-то своем, имея, вероятно, в виду себя.

Ярко разгорающийся солнечный свет позднего лета казался не солнечным светом, а ее слезами. Они у нее всегда наворачивались неожиданно. Когда в уголках ее глаз начинала собираться влага, то из глаз сразу лились потоки слез, словно ливень чжанма [42] сквозь продырявленную крышу, в которой до этого, казалось, не было и щели для дождя.

— Вы, наверное, считаете меня кисэн, которая в очаровательной молодости, когда растешь, словно буйная дикая трава, и меняешься в день бесчисленное множество раз, бездумно гуляла, порхая вместе с тигровыми, желтыми или белыми бабочками, — грустно сказала она после некоторой паузы, выплакавшись.

Вторая кисэн, сидевшая рядом с певицей-кисэн, стоявшей, полусогнувшись, в нерешительной позе, заставила ее сесть на место, потянув вниз за рукав. Обе девушки, одетые в порванные джинсы, словно договорившись между собой, хотя и нашли место, где можно расположиться, сидели растерянные, не зная, куда смотреть и что делать.