Сын цирка - Ирвинг Джон (мир бесплатных книг txt) 📗
— А теперь послушайте меня оба, — говорил Дарувалла братьям-близнецам. — Я не вторгаюсь в вашу личную жизнь и на самом деле уважаю ваши тайны. Все дело в моем интересе к сочинению диалогов. Меня занимает ощущение близости между вами, а оно бесспорно — это ощущение возникло с самой первой встречи? Это случилось в самолете? Должно было случиться. Вас объединяет нечто большее, чем общая ненависть к почившей мамаше. А может, телеграмма ей сплотила вас по-настоящему? — подступал к братьям Фарук.
— Телеграмма — это не диалог. Я думал, ты интересуешься только диалогом, — ответил Джон Д.
— Такая телеграмма мне никогда бы не пришла в голову! — воскликнул Мартин Миллс.
— Я не мог вставить ни слова в его речи. Не было у нас никакого диалога. Мартин произносил один монолог за другим, — повторил Джон Д.
— Он — хороший актер. Я знаю, он может «создать характер», как у них говорят. Но передо мной в самолете был сам Сатана. Я имею в виду, настоящий дьявол, — тоже повторил Мартин Миллс.
— Девять часов — очень большой срок для того, чтобы поговорить с кем угодно, — произнес Джон Д свою любимую реплику.
— Полет продолжался девять часов и пятнадцать минут, если быть точным, — поправил его Мартин.
— Самое главное заключалось в том, что мне до смерти хотелось покинуть самолет, а он продолжал твердить о воле Господа, по которой мы встретились. Я думал, что сойду с ума. Избавиться от него я мог, только посещая туалет, — пожаловался Джон Д.
— Говоря по правде, ты буквально ж и л в туалете! Да, это была воля Бога, теперь-то ты это понимаешь, не так ли? — спросил Мартин Джона Д.
— Это была воля Фарука, — ответил Джон Д.
— Ты на самом деле дьявол! — сказал Мартин своему брату-близнецу.
— Нет, оба вы составляете одного дьявола! — рассердился Дарувалла.
Доктор любил обоих, но по-разному. Он хотел их видеть, ждал от них писем или звонков. От Мартина приходили длинные письма. Джон Д писал редко, но часто звонил, хотя при этом трудно было понять, что ему надо. Подчас Фарук не знал, кто говорит — Джон Д или прежний Инспектор Дхар.
— Привет, это я, — объявился он по телефону как-то утром.
Судя по голосу, Джон Д был расстроен. В Цюрихе, должно быть, наступил полдень. Джон Д сообщил, что он только что присутствовал на каком-то дурацком ленче. Когда актер называл ленч или обед «дурацким», обычно это означало, что ему пришлось выпить что-нибудь более крепкое, чем пиво. Он пьянел от двух рюмок вина.
— Надеюсь, сегодня вечером ты не играешь? — спросил его Дарувалла сварливым тоном отца, недовольного поведением сына, и переживая от этого.
— Сегодня вечером я только дублер, — пояснил актер.
Фарук знал о театре очень мало и представления не имел, что там существуют дублеры. Кроме того, доктор был уверен, что Джон Д сейчас занят в какой-то небольшой, второстепенной роли.
— И ты должен дублировать такую небольшую роль? — осторожно поинтересовался доктор.
— Я дублирую Мартина, — признался брат-близнец. — Мы решили проверить, заметит ли это кто-нибудь, — сказал Джон Д.
В Дарувалле снова проснулся рассерженный отец.
— Тебе следует более осторожно относиться к своей театральной карьере, чем ты себе это позволяешь, — начал распекать он Джона Д. — Мартин может оказаться на сцене болваном! А вдруг он вообще не может играть? Он же тебя полностью дискредитирует!
— Мы просто тренируемся, — произнес бывший Инспектор Дхар.
— А я предполагаю, что ты выступаешь в его роли — читаешь лекции по Грэхему Грину. Не сомневаюсь, это любимая католическая интерпретация Мартина. А еще ты произнес несколько вдохновенных речей в иезуитских центрах о том, что Иисус присутствует на каждой стоянке для автомобилей. И все в этом же духе, — заметил Фарук.
— Да, и это было занятно, — признался Джон Д.
— Вам обоим должно быть стыдно! — воскликнул Дарувалла.
— Ты говоришь о нас, как об одном человеке, — заметил Джон Д.
Фарук знал, что сейчас близнецы намного больше походили друг на друга. Джон Д похудел, а Мартин прибавил в весе. Невероятно, но бывший иезуит стал ходить в гимнастический зал. Они бывали у одного и того же парикмахера и одинаково стриглись. После разлуки в тридцать девять лет близнецы с излишней серьезностью относились к своему внешнему сходству.
В трубке установилась какая-то особенная трансатлантическая тишина, прерываемая ритмическими гудками, словно отсчитывающими время.
— Итак… наверно, у них там заходит солнце, — заметил актер.
Когда Джон Д произнес «у них там», он подразумевал Бомбей.
Отсчитав десять с половиной часов и отняв их от местного времени, Дарувалла прикинул, что закат вполне вероятен.
— Держу пари, она на балконе и смотрит на закат, — продолжил Джон Д. — А ты на что держишь пари? — спросил он.
Доктор Дарувалла знал: бывший Инспектор Дхар имел в виду Нэнси и то, как она смотрит на запад.
— Предполагаю, что сейчас самое для этого время, — осторожно подтвердил доктор.
— Вероятно, сейчас слишком рано для того, чтобы образцовый полицейский был дома. Она одна, но держу пари: она сидит на балконе и просто смотрит, — продолжал Джон Д.
— Да, вероятно, — согласился Дарувалла.
— Хочешь пари? Почему бы тебе не позвонить и не убедиться, так ли это? Ты убедишься в этом по тому, как скоро она подойдет к телефону, — предложил Джон Д.
— А почему бы не позвонить тебе? — спросил Фарук.
— Я никогда не звоню Нэнси, — ответил актер.
— Вероятно, она обрадуется, услышав твой голос, — солгал Фарук.
— Нет, не обрадуется. Но я готов поспорить на что угодно: сейчас она на балконе. Давай звони ей, — попросил Джон Д.
— Я не хочу ей звонить! — возмутился доктор. — Я согласен с тобой, скорей всего, она на балконе. Считай, ты выиграл пари. И оставим эту тему, — сказал Дарувалла.
Где же еще могла быть Нэнси? А вот Джон Д пьян, в этом Фарук был убежден на все сто процентов.
— Пожалуйста, позвони ей. Пожалуйста, сделай это для меня, Фарук, — настаивал актер.
Доктор сдался. Он набрал номер своей бывшей квартиры на улице Марин-драйв. Телефон звонил и звонил. Гудки шли так долго, что доктор решил уже повесить трубку, когда Нэнси ответила. Он услышал ее усталый, угасший голос. Совершенно безжизненный. Некоторое время доктор говорил без всякой цели, притворившись, что звонит просто так. Нэнси сказала, что Вайджей еще не вернулся из управления. Они будут ужинать в клубе Дакуорт, но немного позже обычного. Ей известно, что взорвалась еще одна бомба, однако она не знает деталей.
— Красивый сейчас закат? — спросил Фарук.
— О, да… он сейчас плавно угаснет.
— Ну, я отпускаю тебя досмотреть его, — радушно попрощался доктор. Излишне радушно.
После этого он перезвонил Джону Д. Да, она на балконе. И повторил замечание Нэнси о «плавном угасании» заката.
Ушедший на пенсию Инспектор Дхар уцепился за эту фразу и не остановился до тех пор, пока доктор не убедил актера, что он передает ее интонацию правильно и произносит слова совершенно так, как говорила Нэнси. Бывший сценарист подумал, что Джон по-настоящему хороший актер. Удивительно, как верно воспроизвел он эту безжизненность интонации в голосе Нэнси.
— Он сейчас плавно угасает, — повторял и повторял Джон Д. — А как сейчас получилось? — спрашивал актер.
— Очень точно. Ты правильно уловил интонацию, — подтвердил Фарук.
— Он сейчас плавно угасает. А теперь не лучше?
— Да, отлично получилось, — признал Дарувалла.
— Он сейчас плавно угасает.
— Прекрати, — потребовал бывший сценарист.
Как бывший председатель комитета по приему новых членов доктор Дарувалла знал правила клуба Дакуорт: желающие ждут своей очереди двадцать два года. Фатальная смерть от сердечного приступа мистера Догара, последовавшая сразу же после известия о том, что вторая миссис Догар забита насмерть стражниками в тюрьме, ускорила этот процесс. Комитет по приему новых членов никогда не рассматривал смерть товарища по клубу как освобождение места для новенького. Даже смерть мистера Дуа. О нем сильно горевали. Легендой стала его глухота на одно ухо. Такое ранение не забывалось, поскольку это был безжалостный удар ракеткой, когда партнер по игре сделал двойной промах. Перейдя в мир иной, бедный мистер Дуа оглох на оба уха, однако никто не мог представить, чтобы после этой смерти в клуб приняли новеньких.
