Курьер - Шахназаров Карен Георгиевич (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
— Наверное, глупо, — согласился подтянутый, наливая себе третью рюмку. Он хотел еще что-то сказать, но замешкался, выбирая на столе закупку, а в это время в беседу вступила Агнесса Ивановна, до того молча сидевшая в кресле и глазевшая по сторонам, как в зоопарке.
— У нас прекрасная молодежь! — объявила она, — Да, прекрасная! Есть, конечно, некоторые типы… — добавила она, презрительно взглянув в мою сторону. — Стиляги! Но это — исключение, подтверждающее правило. А основная масса молодежи у нас превосходная и, можно сказать, героическая. Я каждый день смотрю телевизор и, поверьте, очень хорошо знаю нашу молодежь.
Агнесса Ивановна гордо вскинула голову и обвела всех грозным взглядом, как бы предлагая с ней поспорить. Но спорить с ней никто не стал, а Семен Петрович согласно закивал и бодро сказал.
— Все верно. Это безусловно. Но проблемы, конечно же, есть. Бояться их не надо, а надо о них говорить и решать.
Гости единодушно выразили согласие с выводами Семена Петровича, и, таким образом, казалось, что тема разговора вполне исчерпана, однако подтянутый мужчина, сливая в рюмку остатки коньяка, проговорил словно сам себе, но достаточно громко:
— А молоко-то он все равно пьет из банки. Хоть кол на голове теши!
Все с беспокойством переглянулись, чувствуя, что правила игры нарушены и вечер готов выйти из-под контроля. Анна Васильевна неестественно рассмеялась и, стараясь разрядить обстановку, спросила в шутливом тоне:
— Ну что вы, Олег Николаевич, так расстраиваетесь? Далось вам это молоко!
— Да, далось, далось! — уже не сдерживаюсь, воскликнул Олег Николаевич. — Здоровый, как бык! Кулаки — по пуду каждый, бицепсы — с полметра. Дзюдо занимается… Сделает дырку в банке и сосет, сосет себе молоко. А кругом хоть потоп! Когда говоришь с ним, молчит. Ни да, ни нет — ничего! Выслушает, промолчит и новую банку протыкает!.. — Олег Николаевич открыл другую бутылку коньяка. — Учится — абы как! Работать не желает! Может быть, чемпионом по этому своему дзюдо хочет стать?! Тоже не хочет! Я спрашиваю: «Зачем же тебе эти твои бицепсы, трицепсы, двуглавые мышцы? Зачем? Что ты хочешь сделать ими?» И знаете, что он сделал? Взял в руку банку и раздавил ее. В лепешку! И говорит: «Ты так не можешь». И все. Я вас спрашиваю теперь: что это такое?
Олег Николаевич обвел общество вопросительным взглядом. Семен Петрович подошел к нему и дружески взял под локоть.
— Успокойся, Олег, — проговорил он. — Я думаю, ты преувеличиваешь. Я же знаю твоего сына, отличный парень. Ты слишком строг к нему.
— Брось ты, Семен! — махнул рукой Олег Николаевич. — Я хочу одного — мне надо знать, что он хочет. Я хочу знать, кого я вырастил. Я на это имею право. Пусть он скажет мне: «Ты старый выживший из ума осел. Ты прожил неправильную жизнь. Я буду жить по-другому». Пусть так скажет — я пойму. Пусть совсем уходит из дома. Но он молчит! Пользуется всем и молчит!..
Это возрастное, — сказала пожилая дама. — Мы с мужем тоже пережили нечто подобное. Знаете, этот момент возмужания у мальчиков, я даже не имею в виду физиологические аспекты, протекает очень болезненно. Наш сын тоже был замкнутым и нелюдимым. А теперь окончил институт, поступил в аспирантуру. Стал активен, деловит, и сейчас его направили на шестимесячную стажировку в Италию, откуда он пишет нам трогательные и нежные письма.
В тоне пожилой дамы прозвучало нескрываемое чувство гордости и превосходства. Олег Николаевич даже как-то сник после ее слов, а Семен Петрович, почуяв возможность переменить тему вечера, провозгласил тост: «За молодежь». Все с удовольствием выпили по этому поводу, и Олег Николаевич тоже выпил и слегка пошатнулся. Мария Викторовна пригласила его присесть, но он отказался. А Семен Петрович между тем объявил:
— Товарищи, я надеюсь, вы простите мой отцовский эгоизм, если я сейчас попрошу свою дочь что-нибудь спеть для нас?
— Прекрасно, — томно проговорила Анна Васильевна.
— Па-апросим, — вкрадчиво захлопал в ладоши коренастый.
— Отлично, — решил Семен Петрович и повернулся к Кате. — Катюша, давай-ка «Соловья» алябьевского… Она, знаете ли, прекрасно поет «Соловья»! — пояснил он, не замечая угрюмого взгляда, которым наградила его Катя.
В этот момент Олег Николаевич оттолкнулся плечами от стены, прислонившись к которой он стоял, нетвердой походкой пересек комнату и остановился передо мной.
— Вот вы, молодой человек, можете мне сказать, что вы хотите? О чем вы, так сказать, мечтаете? — громко спросил он.
Я, не ожидавший такого поворота, растерялся.
— Что такое? Что такое? — мигом подскочил к нам Семен Петрович. Он был явно раздосадован. — Перестань, Олег.
— Но почему, Семен? — удивился Олег Николаевич. — Я просто хотел узнать, о чем мечтает этот молодой человек. В конце концов, если он не захочет ответить, это его право.
— Это уже становится забавным, — проговорила пожилая дама. — У нас сегодня просто какой-то социологический вечер получается.
— Ты задал безусловно важный и интересный вопрос, Олег, — сказал Семен Петрович. — Однако он требует гораздо более серьезной обстановки. Поэтому я предлагаю отложить его сейчас…
— Действительно не стоит, Олег, — пробормотал коренастый мужчина. — Пусть лучше Катя споет «Соловья».
— Я хочу сказать, — вдруг громко произнесла Катя. Все замолчали и взглянули на нее. Катя поднялась с дивана, нервно теребя пальцами пояс своего платья. — Я хочу сказать, о чем я мечтаю, — твердо повторила она.
— Не надо, Катюша, — попыталась остановить дочь Мария Викторовна. Но Катя не обратила никакого внимания на ее слова.
— Я мечтаю быть очень красивой, чтобы нравиться всем мужчинам и чтобы самой всех презирать!.. — сказала она,
Наступила тишина. Все опустили лица, на которых застыли натянутые улыбки.
— И еще я хочу, — продолжала Катя, — ехать, в красивой спортивной машине, и чтобы на мне был длинный алый шарф, а на сиденье рядом — магнитофон и маленькая белая собачка… — Она запнулась и добавила: — Это честно…
Все молчали, и Катя опять села на диван. На щеках у нее выступили красные пятна, но глаза были спокойные. Тишина в комнате становилась угнетающей. Об этом поведали звуки, которые обычно никто не замечает: тиканье часов, скрип паркета.
