Жатва дьявола - Виалар Поль (книги хорошего качества txt) 📗
Он вошел во двор фермы. Там стояла Адель, держа в руках корзинку с зерном. Вокруг трепыхались, с жадностью вытягивали шеи попрошайки куры. Но Адель стояла неподвижно, ничего им не давала: казалось, она и забыла о них. И Альбер увидел, что она тихонько плачет.
Глава III
А потом была война. Неумолимая, она все унесла, все изменила, изрезала, искромсала, изрубила, разрушила, перевернула, разорила; однако некоторых она объединила, помогла им, стала источником новой предприимчивости, новых расходов, но еще и неведомых прежде прибылей.
Это, впрочем, произошло не сразу, и начало войны было не только тяжким, но и принесло с собою непрестанную тревогу. Прежде всего хотелось знать, как же теперь быть. В большинстве семей мужчины ушли на войну, а надолго ли? Как там ни кричали, что и месяца не пройдет и наши уже будут в Берлине, — но ведь это были пустые слова молодых парней, охмелевших от вина и от солдатской кокарды на фуражке. Вскоре стало известно, что неприятель наступает, что он вот там-то, совсем близко, и его конные патрули могут ворваться в любую минуту; говорили, что враг сжигал скирды сжатого хлеба или грабил амбары, уводил оставшихся на фермах лошадей, после того как лучших коней хозяевам пришлось сдать по реквизиции в городе Вов или в Шатодене.
С работой на ферме справились. Мориса угнали, и вестей от него все не было; Фернан болтался на вещевом складе в Шатодене, — конечно, их отсутствие очень чувствовалось, но деда работал за троих, трудился изо всех сил, и Альбер тоже отдавал работе всю душу. Адель, оставшись в одиночестве, без мужской ласки, неистовствовала, работала с каким-то иступлением, падая к вечеру с ног от усталости. Помогала в полевых работах и Мари, хотя на ней лежало все хозяйство. Словом, семья Женетов надрывалась, работала по четырнадцати часов в день: так надо было.
Хлеб старались сжать поскорее, а то зерно осыплется, — задержались с уборкой, провожая своих на войну; собрали пшеницы меньше, чем рассчитывал Альбер. Уже свезли ее на «Край света». Лошадей пришлось сдать, и в фуру теперь запрягали старуху Зели, но помаленьку весь урожай свезли. Хлеб теперь лежал в скирдах, в ожидании того времени, когда найдутся рабочие руки и можно будет обмолотить его. Словом, все утряслось, и в сентябре, когда Женеты увидели, что урожай уцелел, они вздохнули с облегчением, хотя судьба фермы оставалась темной.
А тут — несомненно, из-за того, что Фирмену пришлось долгие часы тяжело работать в поле на солнцепеке, с ним ранней осенью случился удар, и паралич обрек его на неподвижность. Самые главные работы были закончены, или почти закончены, но положение дел не улучшилось: теперь на ферме оставалось только три работника — две женщины и Альбер; уже было известно, что скоро призовут в армию и его, потому что теперь стали рыть окопы, и, значит, война затянется надолго.
На фронт его взяли еще раньше, чем можно было ожидать, — правительство ускорило призыв молодых: понадобились новые солдаты, когда подсчитали, сколько их полегло с начала войны. Альбера призвали как раз в то время, когда он думал, что можно вздохнуть свободнее, несмотря на несчастье, постигшее отца. Он считал, что, хотя и наступила зима, а надежда, родившаяся у него весной, когда он боронил Двенадцать сетье и встретил Мишеля, не могла быть тщетной или обманчивой. Войну, думал он, нелегко будет пережить, но все эти потрясения когда-нибудь кончатся, все придет в порядок, и он, Альбер, займет в жизни то место, о котором мечтал.
И вот все рухнуло. Война оказалась не краткой вспышкой пламени от загоревшейся соломы, но огромным, все больше разгоравшимся пожаром, с которым еще долго придется бороться, чтобы его потушить. А что же останется на пожарище? Только пепел. Ведь как Женеты бились, надрывались, чтобы убрать урожай, и достигли этого, и надеялись, что хоть сейчас им тяжело, зато потом хозяйство их быстро двинется вперед. А как же теперь две женщины и беспомощный старик справятся со всеми делами, со всеми неотложными работами — пахота под зябь еще не кончилась, потом бороновать надо, потом сеять, потом прикатать, не считая всех прочих работ. Просто в отчаяние можно прийти!
Мари плакала, собирая на войну сына. Отец молча сидел в старом кресле и, казалось, ничего не чувствовал, но на самом деле все понимал, и глаза его порой чуть не выходили из орбит; хоть не было у него слез, взгляд этих глаз говорил о том, какое отчаяние терзает его из-за того, что он парализован, а главное — оттого, что уходит на войну его мальчик. Адель что-то бормотала, ворчала, яростно возмущалась, хотя плоть ее была спокойна, так как раз в неделю Фернан получал увольнительную на сутки, приезжал домой на старом велосипеде, который брал на прокат и проделывал на нем путь в тридцать километров. Утром жена с большим трудом поднимала его с постели, требуя, чтобы он помогал в хозяйстве, но он уже приучился к праздности в новом своем положении и совсем отвык от крестьянской работы.
Итак, через некоторое время Альбер простился с «Краем света», с родным домом, с которым он никогда не расставался, — только ездил изредка в Шартр вместе с отцом.
Его отправляли в Ньевр, где стояла воинская часть, в которую он получил назначение при мобилизации, а оттуда он после обучения будет послан на фронт. Попасть в Ньевр он мог только через Париж. Париж! Он был там только один раз, хотя его сестра, «лавочница» Фанни, обосновалась в столице. Альбера взяли туда по случаю свадьбы Фанни, однако Париж совсем ему не понравился. Это был новый мир, неожиданно открывшийся для него. Но Альбер остался чуждым ему, как будто добровольно замуровал себя в той участи, которая была ему на роду написана, и не желал изменить ее; а теперь вдруг его грубо вырвали из привычных условий существования, единственно имевшего для него смысл; и он был возмущен этим насилием, несмотря на все воинственные лозунги, расклеенные на стенах всех мерий, и несмотря на рассказы стариков о героических военных подвигах.
— Кто же работать-то будет? — спрашивал он. — И кто будет людей кормить?
— Мы. Все сделаем. Не расстраивайся, — говорила Мари, желая его успокоить.
— Да вам одним не управиться!
— Надо будет, так кого-нибудь на подмогу возьмем.
— А на какие шиши? За подмогу платить надо.
Нет, не стали бы они никого нанимать, сами бы в лепешку расшиблись; все знали, что утешительные слова были только словами, «ложью во спасение», как сказал бы кюре.
— Раз война началась, должны мужчины на фронт идти, — сказала мать.
Ну и пусть идут другие. А у него-то, Альбера, есть свои дела. Но его призвали, да как раз в то время, когда впереди он увидел просвет, счастливые возможности. Ведь как ему повезло с купленной полоской земли! Он уже считал, что это только начало. Оказывается, обстоятельства в сговоре против него, и лишний раз хотят все повернуть вспять, одернуть его. Право, судьба как будто ополчилась на владельцев «Края света», и Альбер не мог с этим примириться.
— Соседям (все понимали, что речь идет об Обуанах) вон как повезло: у них не взяли двух работников, потому как оба уже вышли из призывного возраста. Да еще у них этот пастушонок Альсид (и все позавидовали Обуану); потом старика Обуана, хоть он и старше нашего деда, не хватил удар! А ихний Мишель…
Мишель вернулся из армии, и с этим Альбер тоже не мог примириться. Говорили, что у Мишеля какая-то хворь и к военной службе он не годен. Но стоит только посмотреть на него, и сразу подумаешь: чем же он болен и почему его вернули домой? Меж тем как Фернан по-прежнему торчит без всякой пользы в Шатодене на вещевом складе?
— Видно, неплохо денежки иметь, — с горечью сказала Адель.
Она сказала это с таким видом, будто знала, что Мишель вернулся домой только благодаря отцовским деньгам, что он откупился и власти допустили это, согласились, чтобы он откупился, как это делалось в прежние времена, когда богатый нанимал вместо себя заместителя, который шел вместо него в солдаты.
