Север Северище - Фомичев Владимир Т. (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
Тема коммуно-советских задрыг велика есть. На, так сказать, северном материале Павел постигает ее уже как человек, не лишенный знанья в области отношения полов в эпоху социальных экспериментов, не безоружный перед обманом, а объективно, проникая испытанным взором в разыгрываемые комедии-трагедии. Он понимает, что разрушительный феминизм запрограммирован мировыми сатанистами и внедрен на нашей земле с 1917 года. Ибо они знают: слабая семья – слабое государство, а забывшая о своем истинном предназначении женщина становится нестерпимой для любого мужчины, не говоря уже о мужьях. Народная мудрость о таких гласит: “Ни баба ни мужик”.
Определенно выраженными феминистками являются те жены, которые своих мужей при обращении к ним называют не по имени, а по фамилии. Уже в одном этом заключена отмена всякой женственности, замена ее чисто самочной сутью. Они, как правило, падки до чужих спутников жизни. Такой оказалась Зоя Кипа. Одна ее гибельная связь закончилась несусветным скандалом, стоившем два года назад руководящего места Анатолию Самойловичу, глубоко травмировала их сына второклассника Костю. Недюжинные способности позволили главе семьи “вновь подняться”, стать бесконечно уважаемым всеми директором Советского лесхоза. Очевидное проявление его жизненной силы потрясло даже все на своем веку повидавшего председателя райисполкома Трофима Афиногеновича Рыбова: “Ну, и гигант! Никогда не думал, что можешь так скоро вновь взлететь”.
А Фаина, жена блестящего фотокорреспондента районной газеты и водителя редакционного “Москвича” Игоря Гайнулина, мать его двух дочурок, отличается такими выходками. Она просто совершает надругательство над его природой мужчины. Звонит в вытрезвитель, чтобы забрали “этого пьяницу”, когда он в рот не брал ни грамма спиртного. Такое происходит регулярно. Мелиционеры, убедившись, что у него, как говорят ни в одном глазу, отпускают выдержанного человека домой. Последняя “шалость” Фаины подобного рода произошла совсем недавно, когда Игорь возвратился из Малиновского леспромхоза, где находился в командировке. Перед вытуриванием мужа и отца из квартиры отработанным способом женушка еще вылила ему в лицо горячие щи. На этот раз парни в форме, вновь убедившись, что Игорь свершенно трезв, сказали ему в сердцах:
- Ты не мужчина, а тряпка! Разве можно так жить? Ты никогда не будешь прав, закон на стороне слабого пола. У тебя есть только один надежный способ избавиться от подлости супруги – развестись. Иначе она тебя обязательно посадит. И еще, пока будешь сидеть, дочкам внушит, что “столько лет мучилась с преступником”. А пока они разберутся что к чему, отпущенные тебе свыше денечки закончатся.
Такие факты свидетельствуют о том, что большевики и их наследники сознательно разрушали и разрушают семейные основы.
Тамара, думает перовский сибиряк, слава богу, из другой породы, из тех, о которых Соломон рек: “Мудрая жена дороже жемчуга”. Она на десять лет моложе Павла, но вернула ему благосклонность нежного чувства, чистотой востребовала его чистоту. И, летя сейчас на встречу с ней, он повторяет крылатые строки: “И для меня воскресли вновь и Божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь!” Девушка оказалась способной перевернуть, просветить рыдающую мужскую жизнь. Зажгла в ней идеал, как какой-то мудрый педагог, немыслимо опытный и талантливый. Словно бы говорила: “Я очень хочу помочь тебе и знаю, как это сделать”. Она спасла Павла от многого, насытила таким счастьем, что он понял: высшие силы не предали его, все у него будет отлично. В новой радости чувства любви мужчина обрел ровное настроение для прохождения земного пути.
Как бы самозабвенно пляшущая его нежность устремилась домой, домой. Распевая супруге гимн, неслышимый окружающим: “Ты, рожденная для Павла из Дебри, реальность и сновиденье. Ты - жизнь впредь, потому что есть наша Верочка-травиночка. Да расточатся скорби кровной Былинки, Тамары и Павла, да будут чисты и просияют их дни!..”
Получилось так, что из Советского Павел выехал достаточно неожиданно, в Москве домашнего телефона не имел, чтобы сообщить о приезде, потому и явился в свою столичную комнату – как с неба свалился, благо ключи от нее и от квартиры были при нем. Домочадцев прекрасного пола никого не застал, сосед-алкаш тоже не продефилировал пред очами. Стащив с себя шубу, унты, поставив в один угол ведро с брусникой и мешочек с белыми сушеными грибами, а в другой чудесно вырезанную из кедра композицию с белочкой на этом дереве, которую облаивает лайка, и положив в холодильник муксуна, отправился на кухню пить чай.
Между Чухлинкой и Перовом, где в пятиэтажном доме жили Котовы, по железнодорожному отстойнику маневрировал паровоз, видный в кухонное окно. Открыв форточку, Павел даже услышал гудки локомотива. И, как заправский поэт, приветствовал восточную окраину столицы невесть откуда взявшимися виршами собственного сочинения:
На старой гармошке гудков паровозных
Играет перовское утро.
А вспомнив поэтическое произведение Дмитрия Кедрина, где рассказывалось об охоте на лис в этих местах как раз в год рождения Павла, он снова обнаружил в себе версификаторские способности, выдохнув такую строфу:
Раньше удачливых дядюшек дачи
Да ревы коровы - в Перове,
А нынче жена моя Верочку нянчит
В комнате микрометровой.
Вот что любовь делает с человеком, - в пушкинское ремесло ударился, - гордясь понравившимися самому виршами, истосковавшимися по домашнему уюту, рассуждал Павел. Прямо не Котов, а маленький Глеб Иванович Грушко. Крушитесь весь свой век, бездарные безыменские!
Отчаявничав и вернувшись в комнатушку-клетушку, он увидел в книжном шкафу за стеклом дощечку с ладонь величиной, привезенную им с Надыма, на которой было написано “№12”, и вспомнил, как нашел ее.
Оказывая помощь тресту “Надымгазпромстрой”, начинавшему обустройство громадного месторождения “голубого топлива”, в один из светлых июньских вечеров решил осмотреть окрестности, пошел погулять в тундру, подышать ее свежестью, послушать безлюдную беззвучность. Рельеф будущей столицы северного газа напоминал эдемскую землю, где еще не ступала нога человека, пребывающую в покое. Самые высокие деревья были ниже пояса пришельца, а толщиной - с его руку. Под навесами их крон не спрячешься, если даже лечь на землю. Подобного эффекта можно было бы добиться лишь при одном условии: иметь маленькое тело какой-нибудь козявки. Чудно было впервые встретившему такое: лес как будто не лес! Со всех четырех сторон ничто не закрывало горизонт, наступило полное слияние с мирозданием. Похожее ощущение, видно, владело автором песни “Степь да степь кругом”. Почва была ровной, никем и ничем не изрытой, не прорезаемой ни оврагами, ни рвами; без дорог и тропок, колесных или гусеничных следов техники.
Но вот, шагая без опаски, Павел споткнулся - ступил ногой в какое-то углубление. Стал рассматривать его, не имея никакой догадки о происхождении. Это была канавка длиной около двух метров и глубиной сантиметров сорок. Через нее, заросшую, ползли корни растительности, которые в тундре с ее вечной мерзлотой идут не в глубь, а горизонтально, параллельно поверхности. Оказалось, что похожих друг на дружку канавок много. Что такое? Какова причина их появления? Догадка пришла, когда Котов обнаружил, что на каждой имеется полуупавшая или валяющаяся на земле штакетина, на которой прибита дощечка с надписью – номер и цифра. Ясно, что встретившееся явление не природного, а человеческого происхождения. Тундра ни номеров, ни чисел не знает, писать тоже не умеет. Окончательно же все объяснилось, когда одно углубление предстало завершенным деревянной пирамидкой с прибитой на ней жестянкой, где были выбиты чьи-то фамилия, имя, отчество и годы жизни. Кладбище – вот что это такое! Никаких сомнений быть не могло. Конечно, здесь находился погост при лагере! Кусок металла с фамилией, именем, отчеством, датами жизни и смерти - на могиле краснопогонника, охранника, вольного; дощечки с закодированными обозначениями – на последних пристанищах зеков. Так одна из них, запечатлевшая Невольничью Тундру, и очутилась в книжном шкафу столичных жителей Котовых. Все, что осталось от человека, от его жизни, способностей, любви, мыслей, чувств, памяти! От человека – номер на дощечке. Ужасная Ночь этикеточного столетия, незримо уносящая миллионы сограждан! Тесно и душно сделалось хозяину тринадцатиметровки в большом городе от свидания с жуткой шифровкой, олицетворяющей бездну хаоса.
