Клоака - Доктороу Эдгар Лоуренс (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗

Она, едва заметно улыбаясь, смотрела на меня своими ясными глазами, когда в комнату вошла разгадка, ответ на мой незаданный вопрос. Это был светловолосый мальчик восьми или девяти лет от роду. Можно было безошибочно сказать, что это сын Сары, и столь же безошибочно распознать в нем породу Пембертонов. Чем-то этот мальчишка напоминал Мартина — такое же замкнутое и скорбное выражение лица. От матери он взял осанку и уравновешенность. Не поздоровавшись со мной, как обычно делают дети, захваченные какой-то мыслью, он, держа в руках книгу, подошел прямо к матери и попросил разрешения, пока светло, почитать на улице, сидя на крыльце.

— Ноа, сначала тебе следовало бы поздороваться — это мистер Макилвейн. — Сара кивнула в мою сторону.

Ноа повернулся ко мне и скороговоркой проговорил свое приветствие. Он выслушал мой ответ, положив с хозяйским видом руку на плечо матери. Он вел себя скорее не как сын, а как любовник.

Она с обожанием посмотрела на сына, во взгляде ее можно было прочитать спокойную, как она сама, страсть к своему отпрыску.

— Ноа привык к просторным комнатам и раздолью Рейвенвуда. Ему нужно большое пространство. Он ждет не дождется, когда мы вернемся туда. — Она снова обратилась к сыну: — Посиди на верхних ступеньках. Далеко не уходите, я прошу вас, сэр.

Книга, которую держал в руках мальчик, была романом Скотта «Квентин Дорвард», книга, пожалуй, слишком взрослая для девятилетнего мальчугана. Когда он вышел, Сара откинула занавеску и посмотрела, где он расположился,

— Мартин обещал приехать и пообщаться с Ноа. Мальчик его просто обожает.

Женщина отошла от окна и села в кресло. В ней был чисто женский недостаток — странное спокойствие, поразительная безучастность и покорность перед лицом надвигающихся или уже случившихся бед, спокойствие, которое заставило ее не допускать самой мысли о том, что может случиться что-то страшное и непоправимое. Поэтому она была убеждена в том, что отсутствие Мартина имеет вполне разумное объяснение… и это несмотря на то, что она слышала зловещую историю его исчезновения из уст доктора Гримшоу… Священник рассказал ей, в каком состоянии был Мартин… Теперь к ней пришел работодатель… и тем не менее даже тревога совершенно чужих людей не всколыхнула непоколебимого спокойствия женщины. Голос ее ни разу не дрогнул, на глазах не было слез. Что случилось — то случилось, в конце концов, к ее семье все это не имело ни малейшего отношения. Это могло ее расстроить, и слова подтверждали заинтересованность Сары в судьбе Мартина, но интонации опровергали. На прекрасном лице не отразилось ничего, кроме задумчивости. Эмоционально Сара Пембертон была весьма тупым человеком, а это верный признак отсутствия всякой интеллигентности.

Правда, она признала, что во время своего визита к ней Мартин все же задал ей один, по ее мнению, очень странный вопрос. Он хотел знать, отчего умер его отец.

— У Огастаса была болезнь крови — анемия. У него начали случаться приступы слабости, они постепенно учащались, и однажды он потерял сознание и угас, так и не встав больше с постели. Я думала, Мартин знал все это.

— И это было…

— Это было, когда мы с Мартином встретились в последний раз, то есть примерно месяц назад. Казалось, этот вопрос имеет для него огромное значение.

— Нет, я хотел спросить, когда заболел мистер Пембертон?

— В апреле исполнилось три года. Я послала телеграмму его врачу, и он приехал к нам из Нью-Йорка поездом. Мартин хотел знать имя доктора. Его фамилия — Мотт. Тадеус Мотт. Это знаменитый врач, известный в городе.

— Да, я знаю Мотта.

— Так вот, именно он поставил диагноз. Он настаивал на госпитализации в пресвитерианскую больницу. Говорил, что это очень серьезная болезнь. А вы знали моего мужа, мистер Макилвейн?

— Я слышал о нем.

Она улыбнулась.

— Ну, тогда вы должны представить себе, какова была его реакция на такое предложение. Он и слышать не хотел о больнице. Он попросил доктора Мотта дать ему что-нибудь тонизирующее и пообещал, что через несколько дней встанет на ноги. Они долго спорили, пока доктор не сдался. Огастас просто припер его к стенке, и врач все ему сказал.

— Что же он сказал?

Сара понизила голос.

— Я не была в комнате, но стояла на галерее и слышала каждое слово очень отчетливо. Врач сказал Огастасу, что болезнь его будет прогрессировать. Что обычно она заканчивается фатально, что возможно некоторое самопроизвольное улучшение, но в любом случае у Огастаса в распоряжении осталось не более полугода.

Огастас назвал доктора Мотта дураком и заверил его, что не собирается умирать в ближайшее время, а потом громко позвал меня, чтобы я показала доктору, где выход. Пембертон сидел на подушках, скрестив на груди руки и сжав зубы. Врач отказался заниматься Огастасом.

— То есть до конца он его не наблюдал?

— Доктор сказал, что не может лечить больного, если тот отказывается от курса лечения. Я хотела пригласить другого врача, но Огастас заявил, что его болезнь — пустяк и ему не нужны никакие врачи. Однако прошло несколько недель, и он почувствовал, что слабеет. Тогда Огастас согласился на повторную консультацию. Он сидел в портшезе на краю лужайки, завернувшись в одеяла… это около залива, где он мог видеть чаек, с криком летающих над водой.

— Какой врач консультировал его на этот раз? Кого вы вызвали?

— Вызывала не я, а его секретарь, мистер Симмонс, Юстас Симмонс. Этот человек вел все дела от имени моего мужа. Муж занимался делами, сидя на лужайке. Симмонс обычно располагался рядом с ним, держа на коленях бумаги, и записывал полученные инструкции. Когда Мартин услышал, как я упомянула имя Симмонса, он вдруг утратил покой. Он вскочил на ноги и начал ходить взад и вперед. Казалось, он испытывал необыкновенную радость. Мне даже подумалось, что у него от счастья голова пошла кругом.

Однажды утром я увидела, что в гостиной стоят упакованные чемоданы Огастаса. Мне сказали, что муж будет проходить курс лечения в санатории на озере Саранк-лейк. Поехал с ним в качестве сопровождающего тот же Симмонс. Он обещал писать, как будет проходить курс. Мы с Ноа провожали карету на площади. Огастас никогда не уделял Ноа особенно много внимания, а заболев, казалось, и вовсе о нем забыл. Ноа же очень любил Огастаса. Да и какой мальчик не любит своего отца? Ведь ребенок склонен обвинять себя, если чувствует, что родители холодны к нему. Но как бы то ни было, больше мы не видели Огастаса.

— Вы сказали Мартину о санатории на Саранк-лейк?

Она кивнула.

— Но я слышал, что это туберкулезный санаторий. Доктор сказал, что мистер Пембертон болен чахоткой?

Сара Пембертон обратила на меня исполненный непоколебимого спокойствия взгляд.

— Мартин задал мне точно такой же вопрос. Но с врачом я ни разу не разговаривала. Знала только его имя — доктор Сарториус. Я никогда не присутствовала при осмотрах. Я получила от него телеграмму, в которой он сообщал о кончине мужа и выражал свое соболезнование. Это было меньше трех месяцев назад. Гроб с телом мужа привезли на поезде в город и похоронили Огастаса на кладбище церкви Святого Иакова [7]. Мой муж доверил мне организацию похорон и оговорил в завещании свою последнюю волю относительно места проведения ритуала.

Сара Пембертоп опустила глаза. Почти в тот же миг на губах ее заиграла едва заметная улыбка.

— Я понимаю, какое впечатление все это производит на постороннего человека, мистер Макилвейн. Понимаю… Мне говорили, что существуют и равные браки, когда люди живут, не думая, просто посвящая себя любимому супругу.

Это было поразительно, но на меня произвело неизгладимое впечатление произнесенное спокойным голосом признание Сары Пембертон в том, что на всем протяжении супружеской жизни муж относился к ней с нескрываемым презрением. И это она говорила о человеке, которому вверила свою судьбу. Его презрение ко всему роду человеческому не сделало исключения даже для жены. Мое предположение об уступчивости ее характера пошатнулось — нет, скорее это была длительная аристократическая выучка. Что я вообще понимаю в подобных вещах? Благородство, которое делает человека способным превратить собственную боль в ритуал и спокойно облекать в слова сообщения об этой нестерпимой боли…