Несовершенные любовники - Флетио Пьеретт (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Придя домой, я сел за уроки, она вытащила свои бухгалтерские талмуды, мой отец улыбался нам с фотографии на буфете, и нам было очень хорошо.
И поскольку все было так хорошо, я оторвался от учебников и сказал: «Мама?» — «Да, мой милый?» — «Похоже, Дефонтены боятся близнецов». — «Как это, боятся?» — «Не знаю, но они никогда не ругают и не наказывают их за шалости». — «Вы что, нашалили?» — «Нет, но они вообще никогда не ругаются». Мать отложила калькулятор в сторону, в тот вечер она была в добром расположении духа. «Ну что ж, мой цыпленок, возможно, ты близок к истине. Их действительно что-то тревожит. Конечно, странно видеть, как беспокоятся люди, у которых есть всё, но это так». Тогда я важным и льстивым тоном произнес: «У них не всё есть, мамочка, с ними нет их сына». Мама бросила на меня изумленный взгляд: «Да ты, я смотрю, настоящий психолог. Зришь прямо в корень. С тех пор как Бернар уехал учиться в университет, они его практически не видят. И хотя они гордятся, что он преуспел, что в этом есть и их заслуга, тем не менее переживают. К тому же, он женился на иностранке и они стали видеться еще реже, поскольку другая-то семья не под боком находится». — «А Лео с Камиллой?» — «Да, они переживают и за них. Понимаешь, у их матери уже есть трое других детей, а Бернар с головой погружен в работу, поэтому старики Дефонтены, наверное, считают, что родители не уделяют близнецам должного внимания». Ну, это мне было уже известно, я жаждал продолжения. Однако мама вновь вооружилась калькулятором и, поскольку я замер, глядя на нее в ожидании, наконец бросила: «Ну что ты сидишь с открытым ртом, ты что, уже все выучил?» Конец разговорам на этот вечер. Моя мать — прекрасный человек, просто у нее, как и у всех взрослых, переменчивое настроение: никогда не знаешь, что она на самом деле думает. Больше всего она переживала за то, чтобы я хорошо готовил уроки, может, и не стоило копать глубже.
Мать закончила школу в шестнадцать лет, и моя бабушка с Карьеров сразу отправила ее подрабатывать домработницей. Бабуля была упрямая и жадная до денег, раз сказала — значит, дочка должна вкалывать. Однако Дефонтены были иного мнения. Они считали, что девочка должна учиться дальше. И они договорились со зловредной мамашей моей мамы. Благодаря Дефонтенам, моя мать смогла закончить бухгалтерские курсы, а потом она вышла замуж, а потом родился я. Вероятно, все это произошло не совсем в таком порядке и совсем не так, как я думал. Так или иначе, но это была еще одна ниточка, которая опутала Лео, Камиллу и меня и которая, в конце концов, опустилась на шею Анны, — но нет, я не хочу подходить к своему рассказу с этой стороны. Назад, чудовища и гнусные слова!
О, Наташа, слова в любой момент могут закрутиться, свернуться в скользящую петлю, они тянут на себя так сильно, отражаясь разными гранями со всех сторон, они склонны к внезапным рывкам и поворотам, а при малейшем ослаблении готовы дать деру, поговори со мной, Наташа, скажи мне то, что мне так хочется услышать: «Отныне ты мастер, Рафаэль, и если слово пытается хитрить с тобой, убей его», а еще мне очень хочется услышать твой заразительный смех, меня так сильно вдохновляет твой смех, Наташа.
Итак, моя мать пошла учиться на заочные курсы и, сдав экзамены, получила в мэрии должность начальника отдела техперсонала. Вот что обычно я узнавал во время подготовки домашних заданий. «Если будешь плохо учиться в школе, я отправлю тебя к бабушке с Карьеров» или: «Дефонтены не всегда будут нам помогать», или еще: «Не заставляй меня краснеть перед Дефонтенами, которые так много сделали для меня». Правда, эти нравоучения я слушал в пол-уха, к чему обращать внимание на обычное родительское занудство.
Родители Поля говорили то же самое, только на другую тему: «Современные сельхозпроизводители — это тебе не отсталые крестьяне, нужно учиться, чтобы преуспеть». Я прекрасно понимал, что мы с матерью небогатые люди, тем более, она не раз мне об этом напоминала, но я не чувствовал себя обделенным. Дома у меня была мама, телик — у Поля на ферме, в моем распоряжении были улицы, по которым мы слонялись, сеновал, где мы с Полем слушали футбольные репортажи, библиотека, которую мы посещали один раз в неделю, чтобы взять книжки или диски, а еще мой велик. Что касается истории моей матери, то я узнавал ее обрывками, которые она подбрасывала мне по вечерам, — размеры информационных порций менялись в зависимости от ее настроения, а когда мои отметки в дневнике играли на понижение, то мне хотелось побыстрее заткнуть уши.
Но сегодня вечером, когда я редактирую эти строки, мне вспоминается другая ее фраза, точнее, имя, которое она частенько упоминала, когда пыталась меня воспитывать: «Бернар». Бернар, сын Дефонтенов, отец Лео и Камиллы, генеральный директор компании. Этот Бернар был для меня не живым человеком из плоти и крови, а чем-то вроде красной тряпки, которой размахивала передо мной мать, чтобы заставить прилежно учиться в школе, поступить в университет, выбиться в люди, а не прозябать, как она, на нижних ступеньках социальной лестницы. Удалось же Бернару забраться на самый верх лестницы, хотя в детстве, в начальной школе, мать с Бернаром были друзьями, да такими, похоже, что не разлей вода, но у него были преимущества: он был умненьким, да к тому же мальчишкой! Моя бедная мамочка не смогла за ним угнаться он отправился покорять мир, сделал блестящую карьеру, а она осталась в Бурнёфе. «На мою долю выпали другие Карьеры, но мне все же удалось вырваться оттуда, — с гордостью приговаривала она, — ну а ты, малыш, обязательно вскарабкаешься на верх этой лестницы, я тебе обещаю».
У меня тут же вставала перед глазами наша лестница на сеновале, длиной три-четыре метра, прислоненная к шершавой каменной стене, с вырезанными из ясеня неровными брусьями и перекладинами, вбитыми в выскобленные ножом пазы. Эта лестница была нам очень дорога, мы так любили дотрагиваться до ее гладкой поверхности, отшлифованной долгими годами лазания, она была нашим с Полем душевным другом с тех пор, как мы ее приручили. Моя мать, бывая на ферме, никогда не обращала на нее внимания, у нее была другая лестница, мало похожая на мою, она внушала мне страх, и я совсем не хотел по ней карабкаться.
«Мама?» — тихо произнес я. «Что?» — рассеянно отозвалась она, погруженная в свои расчеты. «Мама, это из-за Бернара тебе хочется, чтобы я вскарабкался на эту лестницу?» — настолько тихо прошептал я, что она вряд ли что-либо расслышала. «О ком это ты болтаешь?» — «О Бернаре, о ком же еще», но она уже погрузилась в свои мысли, и я не решился продолжить разговор.
На пасхальные каникулы близнецы отправились к своим родителям в Нью-Йорк. В аэропорт их провожали Дефонтены. Старики очень нервничали, и чем больше они нервничали, тем спокойнее вели себя близнецы, покорные, как никогда, замкнутые, будто внезапно онемели. Госпожа Дефонтен по десять раз собирала-разбирала их чемоданы, господин Дефонтен без конца звонил то в аэропорт, то сыну и невестке, то в мастерскую, куда он отдал машину в ремонт, волнуясь, что она не будет готова. Перед их отъездом я почти каждый вечер проводил у них дома. «Ты нужен нам, мой маленький Рафаэль, я места себе не нахожу, — вздыхала госпожа Дефонтен, — когда ты играешь с ними, они ведут себя очень хорошо». — «Они всегда ведут себя хорошо», — с важным видом заявлял я.
Вообще-то, я не понимал, зачем меня заставляют играть роль взрослого, в которой я выглядел абсолютно нелепо, но все равно продолжал играть ее. «Я знаю, что говорю, малыш», — продолжала госпожа Дефонтен. Взволнованная, она снова принялась перебирать вещи в чемодане. «Мы даже не знаем, какая там погода, ни слова об этом не сказали, это уж слишком, во всем виноват Бернар, носится как угорелый, а о ней лучше и не говорить, она еще хуже, нормальная женщина себя так не ведет». Она в один миг как-то согнулась, состарилась, от ее растерянного вида у меня едва не наворачивались слезы на глаза. Для меня и матери Дефонтены были богами, разумеется, это преувеличение, но у нас не было других знакомых, которые жили бы в таком огромном величественном доме, кто вел бы себя в обществе с таким достоинством и так элегантно строил бы фразы. Я злился на близнецов, сокрушавших постамент, где возвышалась божественная пара, которой поклонялась моя мать.
