Путь Мури - Бояшов Илья Владимирович (книги онлайн полные .txt) 📗

– Герберт бросает портреты предков, библиотеку! – продолжал неслышно вопить дух дома. – Что бы сказали на это его дед и отец? Бог ты мой! – раскачивался и прыгал домовой, напуганный и дрожащий, готовый вот-вот лопнуть от напряжения. – Мой хозяин опять свалится с ужасной скалы!

Домовой в отчаянии заметался под библиотечным потолком, натыкаясь на многочисленные книжные полки, летая над Аристотелем, Платоном и Ницше, отталкиваясь от Декарта, Гегеля и Ксенофонта. Книги безмолвно терпели все эти прыжки и полеты, а Мури вот что заявил:

– Ну, с какой стати ты распрыгался и распсиховался? Твой хозяин хоть чем-то занялся, а большинство двуногих, которых я встречал в пути, совершенно не знают, что им делать. Они прячут в песок голову, толкаются туда-сюда, верят в чепуху насчет приносимого котами счастья, а от этого только портят жизнь таким, как я… Да будет тебе известно, я восхищен твоим хозяином – пусть хоть он и трижды расшибется в лепешку! А экономка – обыкновенная дура!

– Помилосердствуй! – возопил домовой, которого передернуло от подобного заявления. – Как ты смеешь презирать женщину, вызволившую тебя из петли? Ту, которая принесла тебя в дом, накормила и обогрела!

– Разумеется, дура, – ничуть не смутившись, повторил кот. – Всю жизнь, словно безмозглая курица, толчется на кухне, дрожит при виде каждого порядочного самца. И весь путь ее – на ближайший рынок!

– Неблагодарный! – трясся домовой.

– Ты слишком привык к своему мирку, – снисходительно сказал Мури. – А ну-ка дом с этой твоей библиотекой разорвется в клочья, и все твои книжки полетят вверх тормашками в разные стороны… А уж я видел, как разрываются на части дома! Рано или поздно это произойдет, можешь не сомневаться. Что же ты тогда станешь делать? Бесславно угаснешь на куче разбросанного хлама?

В это время старая дева проснулась. Укоряющий вопль разнесся по дому. Экономка еще некоторое время хлопала себя руками по непривлекательным бедрам. А Мури подошел к ней и принялся похрупывать, потрескивать и тереться о ноги фрау, похожие на две хворостины в тапках. Минуты не прошло, как на кухне он уже заглатывал печенку, не слушая укоров совершенно потерянного домового, который бродил рядом, задыхаясь от негодования.

Тем временем экономка, накинув пальтишко, спустилась с крыльца и провела свое незамысловатое расследование. Она увидела, что веревки исчезли, кроме того, разглядела виляющие следы коляски, еще одни следы и, наконец, отпечатавшиеся на снегу протекторы. Фрау наконец что-то сообразила и, позабыв о распахнутых дверях, бросилась вон из дома.

Насытившись, кот закатил глаза и с непередаваемым изяществом потянулся. На его морде было написано наслаждение. Домовой продолжал его укорять, обвиняя в черной неблагодарности.

– Да, так оно непременно и будет! – ответил Мури. – Я приму и печенку, и плед и удалюсь, когда сочту нужным.

Удалившись, кот посетил город Заделен, затем побывал в Ионенрауге и, наконец, добрался до приграничного Зальцбурга.

А шейх Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим, владелец тридцати жен и пятнадцати месторождений, на этот раз разместился в кабине моноплана «Удача» (размах крыльев тридцать четыре метра), оснащенном моторами, созданными на заказ фирмой «Прайд энд Уитни» всего в четырех экземплярах (каждый тянул на миллион долларов). 10 февраля 1994 года в 10.00 по местному времени моноплан шейха, провожаемый криками журналистов и плачем безутешных жен превратился в точку на фоне безупречно чистого аравийского неба.

Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим благополучно пролетел двадцать пять тысяч миль, прежде чем над Атлантикой попал в область урагана невиданной силы, обойти который не представлялось возможным. После семичасовой болтанки Абдулле Надари Ак-Саиду ибн Халиму удалось дотянуть до африканского берега и пролететь еще добрую сотню миль в безуспешной попытке найти в джунглях хотя бы крохотную поляну. Он обрушил свой истерзанный птеродактиль на крошечную полоску в Экваториальном Конго. Высыпавшие из леса пигмеи с ужасом разглядывали груду драгоценного лома.

– О, Аллах, Великий и Милосердный, я наконец-то понял, что за знак Ты подавал мне! – вот что прошептал Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим, после того как очнулся благодаря помощи местного знахаря (снадобье из листьев ягомбы). – О, Творец всего сущего, поистине я был слишком самонадеян! Себялюбец, я дал своим ничтожным творениям имена «Виктория» и «Удача». Я осмелился уповать на торжество механизмов, вместо того чтоб полагаться во всем лишь на Тебя, Отца всего сущего на земле! Поистине разум мой помрачился в гордыне! «Надежда» – вот как со смирением нареку я новое детище. Ничтожнейший из рабов, не имеющий права даже стряхивать пыль с ног последнего слуги, я даю обет посвятить Тебе, Всемогущий и Справедливый, свою единственную мечту, к осуществлению которой, клянусь любимыми детьми, стану готовиться незамедлительно…

И шейх Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим, смирив гордыню, возвратился в свой дворец и три дня и три ночи не выходил из мечети, проводя время в неусыпных молитвах, а когда появился в кругу фото – и кинокамер, то вновь потряс родственников и конструкторов известием о своем непоколебимом решении.

Урюпинский гусь продолжал потрясать совершенно иных специалистов. Уже через полгода после того, как Тимошу поместили в специально подготовленное помещение, в котором озонировался воздух, было полно солнечного света и первосортного модифицированного пшеничного зерна с витаминами А, В и С, он без особого труда производил операции с десятизначными цифрами. Дальнейшему продвижению мешала самая простая причина – генералам приходилось выслушивать каждый ответ в течение суток. Сам гусь, несмотря на обильную кормежку, дошел до такого утомления, что потерял голос.

«Существует иной, не менее значимый путь, известный со времен оно всем йогам и гуру. Его певцами были Будда и Рамакришна, Гете и Толстой. Этот Путь – духовный подъем, который не может не иметь и определенной задачи, – вещал Пит Стаут с трибуны съезда уфологов и парапсихологов в Осло (февраль 1993 года). – Человек сливается с Богом – вот венец самой длинной дороги! Я бы поставил вопрос еще глубже: а способно ли другое существо, кроме homosapiens, пройти этот самый «внутренний путь познания»? И отвечаю – способно…

Гусь Тимоша, дельфиниха Тони – вот ответ, который в скором времени будет экспериментально подтвержден. Должен признаться, он бы мог быть подтвержден еще быстрее, если б не упрямство и подозрительность этих проклятых русских. Господа, мне помешала политика! Но что касается Чикагского дельфинария – я думаю, он не обманет ожиданий… Meliora spero! [10]»

На горной баварской дороге разыгралась метель. В «фольксвагене», у которого заглох мотор, маялась молоденькая студентка. Разумеется, в ее сумочке валялись совершенно никчемные сувенирчики, все эти крохотные пушистые белки и мыши, пакетик с веселящими таблетками, пудра, помада и так и не пригодившийся до сего времени, но вот уже два года хранимый презерватив. Но самую нужную в данных обстоятельствах вещь она беспечно оставила в общежитии. Глупышка еще раз вытряхнула содержимое сумочки на сиденье рядом с собой – однако мобильный телефон не мог появиться из ниоткуда. Единственным утешением послужила выкатившаяся подушечка мятной жевательной резинки.

Машина между тем остывала. Ноги в туфлях уже замерзли. Легкомысленно надетые чулки и платье, чуть только прикрывавшее задик, также быстро предали ее. «Мамочка! – пискнула девица то, что неминуемо должна была пропищать, когда снежный порыв залепил лобовое стекло. – Милая моя мамочка!» Слизывая мелкие слезинки, студентка уставилась в белое безнадежное стекло. Никаким «дворникам» уже не под силу было соскрести всю эту налипшую груду. «Мамочка!» – еще раз взмолилась она.