Дверь в чужую жизнь - Щербакова Галина Николаевна (первая книга .TXT) 📗
– Прости меня, Катерина!
За что он просил у нее прощения? Мама сделала такие глаза при этом, что не оставалось никаких сомнений: она не хочет, чтоб дети его «прости» слышали. Кто он такой, этот человек?
– Откуда ты знаешь этого дядьку? – поинтересовалась Машка.
– Какого дядьку? – будто не понимала Катя.
– Того, что на машине, – повторила Машка.
– Случайный человек, – неестественным голосом сказала Катя. – Просто договорились… Слушайте, дети, давайте пойдем в ресторан! Мы же ничего не купили в дорогу!
Никогда они не видели такой мать: фальшиво-возбужденной, суетливой. Она даже зачем-то кокетничала с этим громадным соседом, который один захватил половину нижней полки. Она вступила в какой-то глупый разговор с соседкой напротив и стала ей объяснять: «Трикотаж на подкладке – это совсем не то, что трикотаж без подкладки. Была у меня рижская кофточка…»
И дети окончательно поняли, что в Москве что-то случилось. Теперь она тащила их через весь поезд в ресторан и трещала не своим голосом несусветное:
– А зачем мне Загорск? Зачем? Что я, попов не видела? Да еще в жару!.. Так лучше один лишний день на море! А зоопарк? Это же ужасно – звери в клетках… Даже бесчеловечно, если подумать. А Москва? Ну что такое Москва? Я ее терпеть не могу… В прошлый раз…
– А ты разве была в Москве? – спросил Павлик.
Зашаталась Катя в переходном рукаве, что между вагонами, или это поезд сделал такой крутой поворот?
– В детстве! – сказала она. – Чего ты ко мне придираешься сегодня весь день? Я про другое начала…
Так они шли и шли против движения поезда, получалось, что шли к Москве, хотя на самом деле убегали от нее в ресторан, где Катя собиралась купить бутылку шампанского и дать детям, чтоб они развеселились и забыли все, все, все…
«Господи боже мой!.. Она к нему падала на грудь, эта девчонка! Собирается к нам в Северск! Эх вы! Дураки мои милые! Чтоб вам никогда, никогда больше в жизни не встретиться! Чтоб вы завтра забыли друг друга… Навсегда… А сколько стоит шампанское в поезде?..»
Состав казался бесконечным, как был бесконечным их пеший переход в уезжающем из Москвы поезде навстречу Москве. Они шли и не знали, что так же бессмысленно, как они, идет за поездом Милка.
Сначала она шла рядом с вагоном и смотрела в пыльные слепые окна, пыталась что-то увидеть, и усталые от летних перегрузок проводницы встречали ее взгляд без симпатии и сочувствия. Потом перрон стал снижаться, а Милка все шла и шла, не замечая, как кончился бетон и началась грязная, промасленная щебенка. Она дошла до этих женщин, на которых всегда смотрела с пренебрежением и превосходством, женщин в оранжевых куртках, пахнущих мазутом и делающих свое тяжелое рабочее дело.
– Куда ж это ты, дочка? – полюбопытствовала одна, и Милка поняла, что дальше идти некуда.
Она повернула назад и увидела Тимошу, который ждал ее на бетонной дорожке.
– А он рыжий и некрасивый, – сказал Тимоша. – А вырастет – отрастит пузо, как твой папа… Ищи себе, коза, другого.
– Что с тобой, Тимоша? Ты мой враг? – спросила Милка.
– Я люблю тебя, коза!
– Тогда молчи, – заплакала Милка. – Ты все равно ничего не поймешь… Ведь это он должен был бежать за мной…
– Не стоит слез, – вздохнул Тимоша. – Поедешь в Болгарию. Как в песне. «В Варне бродят смуглые парни…»
– Не ходи за мной… Слышишь, не ходи!
– Ты хоть попрощайся со мной! Так случилось, что я неожиданно уезжаю в Турцию…
– Скатертью дорога, – ответила Милка.
– Ну хоть посмотри на меня на прощание!
Но Милка уходила, не оборачиваясь.
– Вот и все, – сказал Тимоша.
…Акула раскрыла пасть и засмеялась:
«Какие глупости эта ваша человеческая боль!»
