Хранительница тайн - Мортон Кейт (первая книга TXT) 📗

– Подожди, Долл, когда-нибудь мы сможем позволить себе все, о чем мечтаем. Я обещаю работать как вол, ты только потерпи.

Чайки чертили небо над ними. Джимми нашел ее руку, крепко сжал и повел Долли обратно к морю. Он любил ее фантазии, восхищался ее мятежным духом. Никогда он не чувствовал себя таким живым, как рядом с Долли. Однако Джимми приходилось думать об их совместном будущем. Они не могут позволить себе предаваться мечтам, ничего хорошего из этого не выйдет. Джимми был умен, об этом твердили все учителя до того, как из-за болезни отца ему пришлось оставить школу. Он схватывал на лету, прочел почти все книги из публичной библиотеки. Единственное, чего ему не хватало, это везения, но, кажется, теперь все налаживалось.

Остаток пути они проделали молча. Когда вдали показался променад, кишащий отпускниками, которые дожевывали бутерброды с креветочной пастой, Джимми остановился.

– Пора.

– Пора.

– Увидимся через десять дней.

– Если я не примчусь раньше.

Джимми потянулся к губам Долли, но какой-то малыш, преследующий мячик, неожиданно подскочил сбоку. Момент был упущен, и Джимми неловко отстранился.

Долли махнула рукой в сторону променада.

– Мне нужно возвращаться.

– Держись подальше от всяких подозрительных типов.

Долли рассмеялась и неожиданно чмокнула Джимми прямо в губы. С улыбкой, от которой у Джимми заныло все тело, она шагнула навстречу заходящему солнцу, подол ее летнего платья бился по голым ногам.

– Долл! – крикнул он ей вслед. Она обернулась, солнце позолотило ее темные волосы. – Тебе ни к чему модное платье, Долл, ты в тысячу раз прекраснее той девушки.

Она улыбнулась (по крайней мере, Джимми так показалось, потому что лицо Долли было в тени), махнула рукой и убежала.

Солнце ли, земляника или то, что ему пришлось нестись сломя голову к поезду, были тому виной, но Джимми проспал почти всю обратную дорогу. Ему приснилась мать – старый привычный сон, повторявшийся годами. Они были на ярмарке, смотрели выступление иллюзиониста. Иллюзионист захлопнул за своей хорошенькой помощницей крышку ящика (ящик сильно смахивал на гробы, которые отец мастерил в подвале «У. Г. Меткаф и сыновья. Гробовщики и игрушечных дел мастера»), а мать наклонилась к нему и сказала:

– Он пытается отвлечь твое внимание, Джим. Ни в коем случае не смотри в сторону.

Восьмилетний Джимми кивнул, расширил глаза и честно не мигал, хотя совсем скоро в глазах появилась нестерпимая резь. И все-таки он проморгал: крышка ящика распахнулась – опля! – женщины там не было. Мать расхохоталась, и Джимми стало не по себе, однако когда он поднял глаза, мать сидела внутри ящика, уговаривая Джимми не спать на ходу, а ее духи благоухали так сильно, что…

– Ваш билет, пожалуйста.

Джимми встрепенулся и первым делом нащупал кофр на сиденье рядом с собой. Слава богу. Глупо так отключаться, особенно если берешь фотоаппарат, твой пропуск в будущее. А если бы его украли?

– Ваш билет, сэр.

Глаза кондуктора стали как щелочки.

– Да-да, извините. Минутку.

Джимми начал рыться в карманах.

– Едете в Ковентри?

– Да, сэр.

Явно досадуя, что не удалось поймать нарушителя, кондуктор вернул Джимми билет и приложил руку к козырьку.

Джимми вытащил из рюкзака книгу, но чтение не шло. Воспоминания о Долли, мысли о предстоящей поездке в Лондон мешали сосредоточиться на повести «О мышах и людях» [8]. Из головы не выходил сегодняшний разговор с Долли. Он хотел обрадовать ее новостями и вовсе не собирался обижать – настоящее кощунство расстраивать такую страстную и светлую натуру. Однако Джимми знал, что все сделал правильно.

Она не захочет связать свою жизнь с мужчиной, у которого нет ничего за душой. Долли любит безделушки и красивые вещи. Он наблюдал, как она глазела на ту компанию и на девушку в серебристом платье. И пусть Долли мечтает о ферме, ей не чужды обольщения богатой жизни. Ничего удивительного. Долли умна и очаровательна, и ей всего лишь семнадцать! Она не привыкла ни в чем себе отказывать, да и незачем ей привыкать. Долли нужен муж, который даст ей самое лучшее, а не мясные обрезки и каплю сгущенки в чае, когда нет денег на сахар. Джимми готов работать не покладая рук, и тогда, бог свидетель, он женится на Долли.

Джимми не понаслышке знал, что бывает с бедняками, женившимися по любви. Его мать оставила богатых родителей ради отца Джимми, и первое время они были на седьмом небе от счастья. Но долго это не продлилось. Джимми до сих пор помнил тот день, когда, проснувшись утром, обнаружил, что мать ушла.

Вышла из дома и была такова, шептались соседи, а Джимми вспоминал волшебную сказку, которую они с матерью неделей раньше смотрели в театре. Он воображал, как мать растворяется в воздухе. Если кто и способен на такое волшебство, так только она, решил Джимми.

Как случается со всеми великими детскими тайнами, глаза ему раскрыли сверстники, задолго до того, как этим озаботились взрослые доброхоты. «Мама у Джимми сбежала с богачом, маленький Джимми остался ни при чем; сидит Джимми без гроша, не получит ни шиша».

Джимми принес дразнилку со двора, но особого толка от отца не добился. С каждым днем тот грустнел, худел и почти не отходил от окна, притворяясь, будто ждет почтальона с важным письмом. Отец похлопал сына по руке, сказав, что все образуется, что вдвоем они не пропадут. Маленькому Джимми не понравился его тон: отец словно сам себя пытался убедить.

Джимми прижался лбом к стеклу, глядя на пролетающие мимо рельсы. Отец. Единственное слабое звено в его лондонских планах. Отца нельзя оставлять в Ковентри, но он так привязан к дому… Разум отца по-прежнему блуждал в потемках, и Джимми не раз заставал его за приготовлением ужина для жены или, того хуже, у окна, в ожидании ее прихода.

Поезд втащился на вокзал Ватерлоо, и Джимми закинул рюкзак за плечи. Ничего, он что-нибудь придумает. Его ждет великое будущее, и Джимми не подкачает. Крепко сжимая кофр с фотоаппаратом, он выпрыгнул из вагона и поспешил к метро.

Долли стояла перед зеркалом в своей комнате, облаченная в сверкающий серебристый атлас. Она непременно вернет платье хозяйке, но разве это преступление – примерить его хотя бы раз? Приосанившись, Долли разглядывала себя в зеркале. От дыхания холмики грудей то поднимались, то опускались, атлас нежно льнул к коже. Долли никогда не доводилось носить таких великолепных вещей. Платья, подобного этому, не было ни в скучном гардеробе ее матери, ни даже у матери Кейтлин.

Платье совершенно преобразило Долли.

Если бы сейчас ее видел Джимми!.. Долли провела пальцами по губам, и при воспоминании о поцелуе, о том, как он смотрел на нее, когда щелкал затвором, соски напряглись. Это был ее первый настоящий поцелуй, отныне она уже не та, что была утром. Интересно, заметят ли родители то, что буквально бросается в глаза? Взрослый мужчина с руками, загрубевшими от тяжелой работы, мужчина, который скоро уедет в Лондон, где ему предложили настоящую работу, смотрел на нее с такой жаждой во взоре, целовал ее с такой страстью!

Долли пригладила платье на бедрах, кивнула невидимому собеседнику, рассмеялась воображаемой шутке и, широко раскинув руки, рухнула поперек узкой девичьей кровати.

– Лондон, – сказала она лепнине на потолке.

Долли приняла решение. Она поедет в Лондон. Признается родителям перед отъездом в Ковентри. Они будут вне себя, но это ее жизнь, и она не намерена подчиняться глупым условностям. Ей нет дела до велосипедной фабрики, она будет заниматься тем, к чему лежит душа. В большом мире ее ждут увлекательные приключения, надо лишь шагнуть им навстречу.

9

Снаружи было серо и пасмурно, и Лорел порадовалась, что надела пальто. Продюсеры хотели прислать за ней машину, но она отказалась, до отеля было рукой подать. Лорел всегда любила пешие прогулки, да и доктора в последнее время советовали больше гулять. В глубине души Лорел надеялась, что прогулка прояснит голову. Предстоящее интервью заставляло ее волноваться: от мысли о слепящих прожекторах, немигающем оке камеры, почтительных и дружелюбных вопросах молодого журналиста рука сама тянулась к сумочке за сигаретой. Вот и правильно, хватит ублажать докторов.