Орден желтого флага - Пелевин Виктор Олегович (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗

Она угадала. Я был серьезен только на четверть. И эта моя серьезная четверть продолжила:

— Кстати, хотел тебя спросить. Как ты вообще осмелилась говорить так с Никколо Третьим? Насчет возраста его подруг? Не говоря уже о том, что это просто невежливо, ты совершила немыслимое нарушение этикета.

Я думал, она скажет, что Смотритель заставил ее раздеться и сам вывел ситуацию за рамки этикета. Во всяком случае, так на ее месте ответил бы я. Но она опять меня удивила.

— Ты ничего не понимаешь, — сказала Юка. — Это был придворный комплимент. Его Безличество визжал от счастья как поросенок.

— Что? — изумился я.

— Ничто так не льстит пожилому мужчине, как намек на его половые достоинства. В частности, на его гипотетическую способность управляться с молодыми кобылками.

— Вас этому тоже учили?

— Первый курс, — улыбнулась она. — Азы. И не переживай за Смотрителя, Алекс. У него неплохо подвешен язык. Он вполне может за себя постоять. И полежать, по слухам, тоже.

Я почему-то разозлился.

Это меня удивило, и после ужина я удалился в комнату для медитаций. Там я долго вглядывался в свой ум — и понял, что в моем сознании успел вызреть полноценный любовный треугольник, где за Юку соревновались я и Его Безличество. Мало того, я испытывал ревность. Сильнейшую ревность. И она делала Юку куда красивее и желанней.

У меня забрезжила догадка, что Юка все-таки применила свое искусство обольщения — но я не мог понять, как она это сделала. В лучшем случае она бросила по ветру крохотное семечко, а шипастую ядовитую розу вырастил из него мой собственный ум, причем совершенно для меня незаметно. Я начинал понимать, что в этой области мне не стоит состязаться с Юкой: нападать с веником в руке на гладиатора в полном боевом облачении как минимум неразумно.

Я даже не видел, как она наносила удары. Я мог только угадать по перепаду своих чувств, что ее невидимое и неощутимое лезвие в очередной раз прошлось по моему сердцу. Но я ни в чем не мог ее обвинить — она, если разобраться, не старалась как-то подействовать на мой ум.

Она просто не мешала мне сделать всю требуемую работу самому. В этом, видимо, и заключалось различие между кокеткой, развлекающей мужчину глупыми попытками захватить его в рабство, и соблазнительницей высшего класса, никогда не опускающейся до того, чтобы соблазнять.

Смотритель навестил нас примерно через неделю — без всякого предупреждения. При этом не обошлось без конфуза.

Был вечер. Мы с Юкой сидели в чайном павильоне, пили чай с печеньем и играли в одну из множества известных ей восточных игр. Следовало заполнить цветными кубиками стоящую на столе прямоугольную рамку так, чтобы четыре кубика подряд — вверх, вниз или по диагонали — были одного цвета.

Я играл синими, а она красными — и она почти всегда выигрывала. Меня это бесило, потому что игра была крайне простой, даже примитивной, и наверняка существовали элементарные способы сводить ее если не к выигрышу, то к ничьей. Юка явно их знала — а я никак не мог нащупать.

— Примитивный женский ум, — сказал я после очередного проигрыша, — легко сосредотачивается на простых и глупых задачах.

Она засмеялась — и через минуту выиграла опять. В середине следующей партии я не выдержал.

— Здесь должен быть какой-то секрет.

— Секрет есть во всем, — ответила она.

— Ты его знаешь, а я — нет. Поэтому мне неинтересно. Вас учат не только превращать мужчин в свиней, а еще и лишать этих свиней остатков самоуважения.

— Если ты намекаешь на Олений Парк, — ответила Юка, — то плохо представляешь себе дух заведения. Это не школа по подготовке злодеек, а скорее женский монастырь, пронизанный светлой и чистой грустью.

Меня так развеселили ее слова, что я бросил свой кубик не туда, куда следовало — и она следующим ходом опять закончила игру.

— Чему ты радуешься? Ты проиграл.

— Я давно это понял, моя радость, — сказал я. — Просто смешно, когда ты упоминаешь монастырь. Ты не знаешь, что это такое, а я знаю. Я вырос в монастыре.

— Но ты никогда не жил в Оленьем Парке, — ответила она. — Откуда ты знаешь, права я или нет?

— Атмосфера места зависит от того, какие науки и искусства в нем практикуют, — сказал я. — Как понимать «светлую грусть»? О чем грустим-то?

— Да мало ли грустного в жизни молодой девушки, — ответила Юка. — С учебой это действительно не связано. Но у воспитанниц Оленьего Парка есть свои ритуалы. Они нередко печальны. Хотя тебе, скорее всего, показались бы смешными.

— Например?

Юка подумала секунду и улыбнулась.

— Например, «проводы Смотрителя».

— Что это такое?

— У нас учатся девушки разного возраста. Много совсем молодых. Я, например, была бы среди них старухой. Старость в Оленьем Парке — когда тебе исполняется девятнадцать лет.

— Почему именно девятнадцать? — спросил я.

— Потому что после этого ты не можешь попасть в услужение к Смотрителю. Не то чтобы многие надеялись или даже хотели — но как возрастной рубеж это очень заметная дата.

— А, — сказал я, — вот откуда ты знаешь про его вкусы… А почему — проводы Смотрителя? Их устраивают при визитах Его Безличества?

— Нет. Их устраивают неофициально и тайно. Для тех девушек, которым уже исполнилось девятнадцать. Обычно в июне.

— Зачем?

— У нас такое суеверие. Считается, если принять участие в этом ритуале, будешь долго оставаться молодой.

— Ты тоже участвовала? — спросил я.

— Два раза, — засмеялась Юка. — Поэтому я хорошо сохранилась.

— Неплохо, — согласился я. — И что это за ритуал?

— В Оленьем Парке есть роща богини Весты… Да, не смейся, роща Весты. Это вполне уместно, потому что почти все воспитанницы у нас девственницы, и до выпуска их можно считать весталками. Эта роща — такое глухое местечко, куда девушки ходят уединиться. Некоторые курят, хотя у нас запрещено. Через рощу течет речка. Не как здесь, а самая настоящая… Начинается все с того, что кто-то из воспитанниц крадет в кабинете истории треуголку.

— Зачем?

— У Смотрителя есть похожая. Ты видел.

— Она была на монахе, — сказал я.

— Монах нужен просто как подставка. Треуголка по традиции должна находиться на живой голове. Монах разгружает Смотрителя.

— Откуда ты это знаешь? — спросил я с изумлением.

— У нас все девушки знают.

— Откуда? — повторил я.

Юка засмеялась.

— Ну подумай, Алекс, откуда кучер знает, что у лошади под хвостом? Когда Смотритель лечит простатит, он не может носить свою треуголку. Иначе он расцарапает девушке все ноги. С ним приходит монах, на чью голову он ее надевает.

— А почему именно монах?

— Не знаю, — сказала Юка. — Наверно, чтобы чужие волосы не прилипали к шляпе. У монаха голова бритая.

— И что дальше? — спросил я.

— Девочки берут две метлы, связывают их крестом и обматывают тряпками. Получается чучело Смотрителя. А потом они надевают на него банный халат и эту треуголку.

— И?..

Юка закрыла глаза и мечтательно улыбнулась. Похоже, воспоминание было ей приятно.

— Они собираются в полночь, жгут костер, водят хоровод и поют. И каждая девушка три раза бьет чучело туфлей по голове. Прямо под треуголкой, где у человека лоб. Потом чучело кладут в гроб, зажигают его и начинают через него прыгать. А то, что остается, сплавляют вниз по речке.

— А треуголка? — спросил я с интересом.

— Ее возвращают в кабинет истории. Один раз она сильно обгорела, и края у нее теперь обугленные.

— Покажи, как танцуют, — попросил я.

Юка встала, вытянула руки в стороны и, как бы вступив в хоровод, медленно пошла по кругу, мурлыча простую и приятную мелодию. Через несколько шагов она отпустила ладони невидимых подруг, сняла с ноги туфлю и три раза шлепнула пустоту впереди. Потом сделала вид, будто сталкивает что-то с берега. Видимо, гроб с углями Смотрителя.

— Трогательно, — сказал я. — А что при этом поют?

— Я не решаюсь воспроизвести, — ответила она, возвращаясь за стол. — Это очень неприлично. Переделали из каких-то древних частушек и заклинаний. Еще при Никколо Втором, у которого были близкие наклонности. В общем, нечто обидное и непристойное. Как и любая правда, впрочем.