Тогда умирает футбол - Голубев Анатолий (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Осенью тощие кроны некогда пышноголовых деревьев не застилают панораму и делают весь край как бы полупрозрачным, нарисованным нежной акварелью.
Словно сошедшими со старинных картин кажутся и внезапно выныривающие из боковых аллей всадники, и бесшумно перебегающие дорогу под самыми колесами фазаны, и с огненным взмахом хвоста рыжая лисица.
Пока Рандольф заправлял машину горючим на маленькой колонке, Роуз купил в магазинчике напротив полдюжины пива, две бутылки французского вина и флакон виски. После остановки за руль сел Мейсл-младший. До поворота оставалось немного, а он лучше знал дорогу. Когда подъезжали к яхт-клубу, Роуз про себя подумал: «А паршивец водит машину смелее меня! В нем больше рискованности, больше шика, чего никогда мне не хватало…»
Они не успели поставить машину на стоянку, как подбежал служащий в голубой форме. Рандольф назвал фамилию и сказал, что он звонил сегодня утром.
– Да-да, пожалуйста, мистер Мейсл. Только вот беда – вы запоздали. Отлив в разгаре. Выйти в море нелегко.
– Выберемся, – самоуверенно заявил Рандольф, разглядывая вереницы яхт.
Многие из них, похуже и подешевле, стояли не у причалов, а у самого берега. Стояли в полном смысле этого слова. Вода – словно какой-то сказочный гигант одним глотком осушил половину морской губы, ушла, обнажив на всем протяжении залива грязные полосы ила. Они тянулись извилистой линией разной ширины, в зависимости от крутизны дна.
Яхта Мейслов, средний морской круизор с громким названием «Нефертити», остался на плаву, лишь слегка осев с кормы.
Странное дело, Дональду нередко приходилось ступать на палубу яхты, но он всегда испытывал непонятное волнение. Его, словно перед выходом на поле в день ответственного матча, била легкая дрожь. Он никогда не грезил романтикой моря, но всякий раз при виде белоснежных крыльев-парусов, прислушиваясь к шуршанию волн в полной тишине морского простора, он возбуждался, как мальчишка-болельщик при виде футбольного мяча.
– А ты умеешь обращаться с этакой штуковиной? – спросил Дональд, когда восхищенная Барбара унесла в каюту продукты.
– Подумаешь, премудрость! – спокойно и на всякий случай тихо, чтобы не было слышно в каюте, произнес Рандольф. Но потом совесть в нем заговорила, и он добавил смущенно: – По правде говоря, не очень. Мы с отцом ходили несколько раз. Отец показывал…
«Морские волки» из них были и впрямь никудышные. Только с помощью рабочих клуба удалось поставить паруса. Благо некому было посмеяться. Все, кто собирался походить под парусом, уже давно ушли в море. Так, в одиночестве, и это было как нельзя кстати, они двинулись, лавируя по узкому от обмеления фарватеру, вспоминая указания старого клубного лоцмана.
Яхта медленно катилась под слабым ветром. Во время каждого неловкого поворота и смены галсов зловеще скребла килем по дну, грозя остановкой, и остановкой надолго. Посоветовавшись, решили убрать паруса и запустить мотор. Двигатель завелся сразу, и под привычной механической тягой Рандольф увереннее повел яхту по фарватеру.
Все же перед самым выходом из узкой губы сели на мель. Пришлось раз десять дружной тройкой перебегать с борта на борт, раскачивая судно, в то время как надрывно завывавший двигатель толчками гнал яхту к чистой воде. Наконец выбрались в залив. Берега губы внезапно развалились надвое, открыв необъятный морской простор, кишащий чайками и серебристыми бликами мелких волн.
Паруса снова стали на место и, оглушительно хлопнув несколько раз, вобрали в себя ветер. Смолк мотор. Непривычная тишина резанула ухо. И только ласковое хлюпанье волны о нос нарушало ее.
Переодевшись в просторной каюте с миниатюрной кухней, столиком и двумя диванами, Дональд вновь поднялся наверх и, устроившись на высоком креслице, взялся за штурвал.
– А где постели?
– В носовом и кормовом отсеках. Две постели впереди и две сзади. В каюте тоже можно устроить пару человек.
– Весьма рационально.
Барбара, сославшись на прохладу и желание одеться потеплее, сошла вниз. Вслед за ней нырнул в каюту Рандольф. Роуз остался наверху один. Поглядывая на паруса и шелковые ленточки указателей направления ветра, он медленно перебирал штурвал. При каждом неверном маневре Роуз ощущал, как никли паруса, яхта теряла ход, будто врезалась в более плотные слои воды.
«Нельзя сказать, что этот тузик очень ходкий. Хотя совместить великолепные ходовые качества и такой комфорт можно только на катамаранах».
Встав с креслица, он пересел на борт и, поддерживая штурвальное колесо ногой, откинулся к воде.
Он упивался свежестью морского воздуха, его терпким соленым привкусом, непривычным для легких городского жителя.
Внезапно ему в голову пришла шальная мысль. Он резко выбрал штурвальное колесо и, повернув яхту боком к ветру, почти положил ее на волну.
Он представил себе, как испугаются и выскочат из каюты Барбара и Мейсл, и решил заглянуть внутрь, увидеть их испуганные лица. Когда он приоткрыл дверцу, ему показалось, что Рандольф и Барбара шарахнулись друг от друга слишком стремительно. Но глаза Роуза не сразу привыкли к темноте каюты с опущенными для прохлады шторами. И он так и не понял, вернувшись к штурвалу, впрямь ли они целовались или ему только показалось.
«Что за чушь! Зачем ей понадобился этот мальчишка?! А если он не такой уж мальчишка? Кстати, действительно, он чересчур часто торчит возле Барбары. И дома у нее он ведет себя чересчур свободно. Глупости! Я, кажется, начинаю ревновать. Дай себе волю, додумаешься бог весть до чего».
Но нет-нет да и бросал взгляд на закрытую дверцу каюты.
«Если они сейчас выползут оттуда, значит, я не ошибся. Им неудобно оставаться вдвоем, когда их заметили. Если не выйдут, значит, показалось».
Он старался держать яхту под наиболее острым углом к волне и ждал. Из каюты никто не появлялся. Постепенно хорошее настроение возвращалось к Дональду.
«Но все-таки надо спросить Барбару, впервые ли она в этом яхт-клубе? Благо времени у нас достаточно. Сегодняшний вечер, целая ночь и завтрашнее утро. А может быть, и весь день. Успеем еще поговорить…»
На залив опустились сумерки. Ветер почти упал. Только отдельные порывы белили гребни волн, а потом море вновь надолго успокаивалось.
Вода из аквамариновой медленно превращалась в черно-муаровую, где-то там, вдали, под солнцем, охваченную пламенем заката.
Солнце уже коснулось линии горизонта. Но, словно ощутив неприятный озноб от холодной воды, замерло. Потом плавно осело в кровавую пучину.
Увлеченный пышностью картины морского заката, Дональд почти забыл о своих спутниках. Но одиночество и монотонное движение яхты вскоре ему наскучили. Он хотел окликнуть Барбару, но вдруг передумал.
Поймав в паруса один из последних порывов ветра, он резко, как и в прошлый раз, положил яхту набок.
«А ну, как теперь?» – Он выжидающе уставился на дверь.
Она мгновенно распахнулась. Испуганный голос Барбары спросил:
– Что случилось, Дон?
– Мне просто наскучило. И немножко жалко вас – быть на море и не видеть такого захода солнца!
– Я решила почитать и, кажется, задремала. А Рандольф спит в кресле. Будить?
– По-моему, время.
Но будить Мейсла-младшего не пришлось. Он вышел в кокпит сам, сладко потягиваясь. И, явно подражая своему отцу, жадно потер руки.
– Поесть бы теперь…
– Сначала подумаем, где ночевать.
– На яхте, естественно…
– Но ведь и яхте надо где-то ночевать… Не в море же…
– Предлагаю войти в устье и бросить якорь.
– Согласен. Неизвестно, чем море обрадует к утру, а в реке спокойнее.
Как ни медленно шла яхта к устью, еще засветло стали на якорь в тихой заводи в нескольких десятках метров от берега. Приглушенные голоса доносились с соседней фермы. Мерно урчал мотор. Но все звуки как бы смешивались с мягким шелестом волн за бетонной дамбой.
Ужинали на свежем воздухе, в кокпите. Это было предложение Барбары, и никто не возражал.
– Знаешь, Дон, – задумчиво проговорил Рандольф, наливая горячий кофе из большого желтого термоса, – мне порой становится страшно: чем больше я узнаю о спорте, тем меньше понимаю, что такое спорт.
