Говорит Сережа Карасев - Киселев Владимир Леонтьевич (электронные книги без регистрации TXT) 📗
А потом поезд тронулся, но таможенники к нам даже не заходили. Я спросил у дедушки, почему таможенники не осматривают наших вещей. Дедушка ответил, что они не всегда и не все осматривают. Тогда я вышел в коридор и спросил у Анны Федоровны, нашей проводницы, были ли в нашем вагоне таможенники.
– Были, – сказала она. – Как же ты их не заметил? Они и в ваше купе заглядывали. Помнишь, еще спросили, ваши ли это вещи.
К нам, действительно, заглянул какой-то человек, но ни я, ни дедушка, ни бабушка даже не догадались, что это и был таможенник.
– Ничего, – сказала бабушка, – нас еще будут проверять чехословацкие таможенники.
Раньше коробка лежала со всеми вещами на полке, а теперь я ее переставил на столик, чтоб она была на виду. Мне все-таки было очень интересно узнать, что в ней, и если бы таможенники ее открыли, так и я мог бы посмотреть. И я так волновался, что уснул. А когда я проснулся, то мы уже ехали по Чехословакии. И бабушка с сожалением сказала, что чешские таможенники вообще не приходили. Ей, наверное, тоже очень хотелось узнать, что это за сюрприз.
Теперь стало очень модно провожать и встречать. По телевизору и в киножурналах каждый день показывают, как кого-нибудь провожают или встречают. Провожали нас обыкновенно, а встречали совсем как по телевизору – на перроне стояло много людей, некоторые были с цветами, все по очереди стали целоваться с дедушкой и бабушкой, здоровенный дяденька, чешский писатель Иосиф Конечны, – я его знаю, он был у нас в Киеве и потом написал о дедушке в своем журнале, – изо всей силы хлопал дедушку по спине, а дедушка в ответ хлопал его, они все целовались и хлопали друг друга, а мне по-прежнему хотелось пить.
Когда мы только подъезжали, я заметил на перроне такой киоск, в котором продают конфеты, мороженое, колбасу и сигареты. Пока они целовались, я пошел к киоску и сказал продавщице, чтоб она мне налила стакан пива. В Киеве дедушка часто говорил, что в Праге замечательное пиво. Продавщица очень удивилась и сказала, что детям пива нельзя. Я ее хорошо понял. Тогда я попросил воды. Она меня тоже хорошо поняла, открыла бутылку и налила мне стакан лимонада. Лимонад у них совсем такой, как у нас ситро, только в нем меньше сахара, и поэтому он кажется кислым. Я выпил стакан лимонада и попросил еще один. Продавщица удивилась, куда в меня помещается столько жидкости, потому что я по росту предпоследний в классе и очень худой, но все-таки налила мне еще один стакан. Я снова залпом выпил лимонад и заметил, что в бутылке еще немножко осталось. Я попросил еще. Продавщица налила в стакан остатки, получилось еще почти полстакана лимонада, который я тоже выпил.
После этого я вынул из кармана юбилейные пятьдесят копеек и дал их продавщице, но она сказала, что такие деньги не годятся. А других у меня не было. Я совсем забыл, что в Чехословакии нужны чехословацкие деньги. И тут я быстро сообразил, что, пока продавщица откроет заднюю дверь своего киоска и выйдет наружу, я уже успею убежать, потому что на вокзале очень много людей и она меня между ногами ни за что не поймает.
Я так и сделал и сразу же пожалел об этом: у них там все радиофицировано. Не успел я отбежать за несколько шагов, как какой-то дяденька в форме стал кричать на меня. «Позор! Позор!»
Я бросился от него наутек, но тут другой точно так стал кричать: «Позор! Позор!» Потом третий, в общем, кричал весь вокзал. Я очень испугался, побежал к дедушке, который уже кончил целоваться и сейчас разыскивал меня, и сказал ему:
– Пойдем скорей. Уже, кажется, начался международный скандал.
Мы быстро пошли к киоску. Продавщица ничуть не удивилась, что я сначала убежал, а потом вернулся, дедушка заплатил деньги за лимонад, но когда мы отошли от киоска, я услышал, что какой-то человек снова кричит: «Позор! Позор!».
– Мы же заплатили, – сказал я дедушке. – Зачем же он снова орет?
Дедушка странно посмотрел на меня и хмыкнул.
– «Позор», – сказал он, – это по-чешски значит «внимание», «осторожно». Это носильщики просят, чтоб им дали дорогу.
Странный этот чешский язык. В нем есть слова, которые звучат, как наши, а обозначают совсем другое.
С вокзала мы поехали в гостиницу, которая называется «Метеор» и находится на улице Гибернской, недалеко от Пороховых ворот. Бабушка повторила мне адрес десять раз, чтобы я хорошо запомнил. Она уверена, что я обязательно заблужусь, и тогда адрес гостиницы может мне пригодиться.
Позавтракали мы в ресторане при гостинице. Ресторан мне этот очень понравился – он был похож на старый подвал, а на стенах висели рога разных сельскохозяйственных животных. И во время завтрака со мной произошло странное происшествие: мне совсем перехотелось пить. А дедушка как раз предложил мне попробовать знаменитое чешское пиво. И хотя, как я заметил, бабушка дернула его за рукав, дедушка все равно налил мне в стакан немного пива и немного пены.
Если бы я не решил, что буду теперь очень вежливым, на вопрос деда, как мне понравилось пиво, я б ответил, что совсем не понравилось. Оно было горьким и щипало за язык. Но я выпил все, что было у меня в стакане, и сказал, что пиво очень вкусное. Я никогда, правда, не пил нашего киевского пива, но если оно еще хуже этого, то мне совсем непонятно, как его люди пьют.
Сразу же после завтрака мы пошли в Музей Ленина, который находился почти напротив гостиницы «Метеор», по другую сторону улицы. Бабушке и дедушке очень хотелось посмотреть этот музей. В этом доме в самом деле побывал Ленин, когда здесь была Пражская конференция.
Экскурсовод, очень старая женщина в очках, рассказала нам, что в этом здании 18 января 1912 года двенадцать дней проходила Пражская конференция, которой руководил Владимир Ильич Ленин. Затем она нас повела в комнату, где была эта конференция.
Если бы я не увидел этого своими глазами, я бы никогда не поверил, что помещение, в котором проходила такая знаменитая конференция, в действительности самая обыкновенная комната, меньше нашего класса, и даже без трибуны. Там стояло только несколько столов, старые стулья, а в углу – рогатая вешалка для одежды.
Пока дедушка и бабушка рассматривали комнату и слушали экскурсовода, я потихоньку вышел и быстро отправился вниз, на первый этаж, где я с самого начала заметил замечательный пулемет. Самый настоящий! У него на дуле была такая воронка, для пулеметчика было сделано специальное гнездо, похожее на велосипедное.
Я сел на это седло и, ничего не трогая руками, стал рассматривать, как стреляют из этого пулемета, потому что я не знал, как в музеях держат оружие – заряженным или без патронов, и было бы очень некрасиво, если бы я вдруг стал стрелять в музее. И тут я увидел, что в зал, где стоял пулемет, вошел чехословацкий военный. Я на всякий случай слез с седла и спросил:
– Дяденька, из этого пулемета стрелял Ленин?
– Нет, – ответил военный. – Ленин, по-моему, вообще никогда не стрелял из пулемета. Но вот, если хочешь, я могу тебе показать броневик, с башни которого Ленин выступал, как с трибуны.
– Этот броневик я знаю, – ответил я. – У нас в школе в Ленинской комнате есть модель этого броневика.
– Ну раз ты такой образованный, – сказал военный, – то давай поищем твоего дедушку.
Этот военный приехал, оказывается, чтобы повезти нас на кладбище. Внизу уже стоял автобус, и в нем сидели все, кто нас встречал, и еще один чешский генерал.
Для того, чтобы попасть к могилам советских солдат, которые погибли в боях за освобождение Чехословакии, нужно было сначала пройти через обыкновенное кладбище. Ну это только так говорится «обыкновенное», а на самом деле там очень интересные памятники, голуби из мрамора, совсем похожие на настоящих, ангелы с крыльями, как у голубей, на каменных плитах такие фотографии, как у нас делают на фарфоровых тарелках, возле многих могил горят маленькие цветные фонарики.
А на военном кладбище, если бы ты даже не знал, что тут похоронены военные, можно сразу понять, что это могилы солдат и офицеров. Все плиты на одинаковом расстоянии друг от друга, так, как будто стоят в строю, на каждой золотом написаны фамилии и год, когда этот человек погиб.
