Череда - Арабей Лидия Львовна (список книг txt) 📗
Он думал так и чувствовал еще нечто, пока неясное, нечто в этом протоколе было такое, что тревожило его память. Он стал читать протокол еще раз, с самого начала.
«Подсудимый Зайчик Виктор Павлович…» Ага, Зайчик, знакомая фамилия, – и на память тут же пришла девушка в белом фартучке, с подносом в руках, на котором стояла тарелка красного борща. Таня Зайчик… Такая фамилия была у Тани. Может, родственник какой-нибудь или брат, у нее ведь было полно братьев, сестер, один за другим.
Он пробежал глазами дальше по протоколу, чтоб узнать год рождения. Год рождения был сорок пятый. Вернулся назад, чтоб посмотреть, какое у парня отчество, и увидел – Павлович, Виктор Павлович.
В груди будто что-то покатилось, и лицо начала заливать краска. Чтоб скрыть ее, он вынул из кармана носовой платок, стал прочищать нос.
«Быть не может, – говорил он про себя. – Мало ли на свете Зайчиков, при чем тут Таня…»
Павел Иванович пытался прогнать от себя нелепую мысль, которая пришла ему в голову, но она уже не хотела уходить, вертелась около него, жужжала, как муха.
«Если у Тани тогда родился сын, то ему теперь столько, сколько этому Зайчику… А если Таня записала его на свою фамилию…»
«Глупости, глупости! – успокаивал он сам себя. – Может, у Тани тогда родилась дочь, а может, и никто не родился, мало ли что могло быть, мало ли Зайчиков на свете. Таня как-то говорила, что половина деревни, откуда родом ее родители, – Зайчики…»
Кажется, он прогнал подозрение, но глаза его еще раз глянули на отчество подсудимого, которое было записано в протоколе. Павлович и сорок пятого года рождения…
– Павел Иванович, – позвала его судья, – нам пора.
– Да, да, – быстро ответил Павел Иванович. Он закрыл папку, подал ее судье, встал, пошел следом за судьей и пожилым заседателем. За ним шла секретарша, он слышал, как стучали ее каблучки, и ни о чем не мог думать, только казалось, что за воротник ему попала влажная капля и повисла там.
В коридоре они остановились, чтоб пропустить двух милиционеров и подсудимого, которого доставили из тюрьмы и вели теперь в зал заседаний. Это был молодой мужчина с наголо остриженной головой, в коротком синем пальто, уже сильно поношенном. Пальто было расстегнуто и открывало впереди зеленую лыжную куртку с замком «молнией», синие штаны, которые блестели от носки и пузырились на коленях. Руки подсудимый заложил за спину, он шел и ухмылялся, словно показывая, что ему все трын-трава.
Павел Иванович за время, что ходил сюда, в суд, нагляделся на хулиганов, воров, они чем-то походили друг на друга, – может, тем, что все были стриженые, что все держали руки за спиной, что их приводили на суд милиционеры. Но похожи они были только на первый взгляд. В зале суда, во время заседаний, каждый держал себя по-своему. Одни искренне раскаивались, им было стыдно сидеть на скамье подсудимых, некоторые даже плакали; другие были озлоблены, казалось, выпусти такого – и он совершит еще большее преступление; третьи из кожи вон лезли, стараясь обелить себя и свалить вину на других; четвертые по-рыцарски брали вину на себя, признавались в преступлениях, которых даже не совершали.
Зайчик шел на суд с ухмылочкой. Что значила эта ухмылочка? Наглость? Мне все трын-трава, плевать я на вас хотел? Или, может, вид самозащиты, ухмылочкой прикрывает стыд?
Милиционеры повели подсудимого в зал, суд тоже пошел туда, только через дверь, которая была в другом конце зала, возле самого стола, стоявшего на возвышении.
Судья впереди, заседатели за ней взошли на помост, начали усаживаться на стулья с высокими спинками. Секретарша пристроилась сбоку, за небольшим столиком, положила перед собой чистую бумагу, приготовилась вести протокол.
В зале сидело человек десять, дело слушалось обычное и интереса не вызывало, пришли, видимо, родственники потерпевшей, свидетели, может, кто-нибудь от подсудимого, который сидел теперь за барьером, отделявшим его от зала, и изредка бросал взгляды на судью, на заседателей. Его круглая стриженая голова, на которой отрастали короткие темные волосы, была наклонена вперед, словно он хотел кого-то боднуть, по лицу иногда пробегала ухмылочка, открывая редкие зубы. Павлу Ивановичу показалось, что подсудимый чувствует себя на скамье подсудимых как клоун на арене, понимает, что все на него смотрят, и хочет покривляться, позабавить публику.
Заняли свое место прокурор и защитник, прокурор в синем френче с петлицами, защитник – невысокая женщина с темными завитыми волосами.
Пока судья объявляла состав суда, говорила подсудимому о его правах и обязанностях, тот сидел с таким видом, будто все это его вовсе не касалось, а Павел Иванович рассматривал парня, стараясь отыскать и боясь найти приметы, подтверждавшие его подозрение.
У подсудимого был длинный нос, а стриженая голова делала его еще длинее, глаза темные, хотя цвет их отсюда не был виден, лицо несимпатичное, сочувствия оно не вызывало. Павел Иванович не находил, что парень хоть чем-то похож на Таню, хотя он уже и забыл, не помнит Таниного лица, помнит белый фартучек, помнит поднос с тарелкой красного борща, а лицо… Какие у Тани были глаза? Голубые? Не помнит…
– Подсудимый, вы доверяете составу суда? – спросила судья.
Подсудимый встал, оглянулся в зал, ухмыльнувшись ответил:
– Доверяю…
Судья попросила свидетелей выйти из зала, заявив, что они будут вызваны по одному, когда понадобятся, и молодой парень в желтой куртке направился к выходу, за ним вышел и милиционер, молодой, чернявый, в короткой серой шинели, тоже присутствовавший в качестве свидетеля.
Девушка, у которой подсудимый отобрал сумочку, сидела в зале на скамейке с самого края. На ней были розовая вязаная шапочка, серое пальто с белым меховым воротником, она выглядела слегка испуганной, – наверное, первый раз была в суде и чувствовала себя как бы виноватой. Когда судья попросил ее рассказать, как все произошло, она встала, покраснела, заикаясь и сбиваясь, подсовывая ладонью волосы под шапочку, начала рассказывать:
– Ну, я шла домой… Шла домой через парк… Навстречу мне двое… Я ничего не подумала, идут – пусть идут, а они подошли, и этот вот говорит, – повторила она: – «Дайте, пожалуйста, вашу сумочку…» А у меня в сумочке были деньги, двадцать пять рублей. Так я прижала сумочку к себе и ничего не ответила – испугалась… Тогда один сказал: «Что ты у нее просишь? Она сама не отдаст…» Тогда этот вот, – она снова испуганно и коротко глянула в сторону подсудимого, – выхватил у меня сумочку, и они побежали… Я сначала испугалась, а потом начала кричать. Так… так парень, вон тот, в куртке, – девушка кивнула на дверь, в которую вышли свидетели, – услышал, что я кричала, и увидел, как они бежали, догнал одного и дал ему подножку… Этого поймали, а другой убежал…
Девушка смолкла, но не села, стояла, ждала, не спросят ли у нее еще что-нибудь.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала ей судья. Она перевела взгляд на подсудимого. – Гражданин Зайчик, прошу встать.
Подсудимый как-то боком, словно нехотя, поднялся, встал, заложил за спину руки.
– Подсудимый Зайчик, дайте, пожалуйста, объяснение в связи с предъявленным вам обвинением, – сказала судья.
Подсудимый переступил с ноги на ногу, оглянулся на потерпевшую.
– Она все сказала, – ответил равнодушно.
– Так вы признаете себя виновным?
Зайчик помолчал, обвел глазами стены, глянул на потолок, сказал неохотно:
– Ну, признаю…
– Потерпевшая заявила что вы были не один и подошли к ней в парке вдвоем, – сказала судья. – Кто был с вами?
– Я был один, у нее в глазах двоилось, – ответил подсудимый.
Кто-то в зале коротко хихикнул, и судья постучала карандашом по столу.
– Оставьте ваши ухмылочки, подсудимый, – сказала она строга. – Здесь вам не цирк! Отвечайте на вопрос: кто был с вами в парке седьмого февраля в десять часов вечера?
Зайчик опустил голову, молчал, не отвечая, но ухмыляться перестал.
– Потерпевшая раньше была вам знакома? – вела допрос судья.
