Атака маршала - Сегаль Валерий (первая книга .TXT) 📗
— Без вас, Леонид Ильич, мне будет очень трудно работать,
— искренне сказал Суслов.
— Да я не тебя имею ввиду, болван! Я про всю страну говорю! Что вы будете делать, когда я умру?
— Что вы такое гово…
— Помолчи, идиот! Когда я умру, вы все будете в полнейшей жопе! Через несколько лет после моей смерти эта страна развалится! Ну скажи, болван, кто займет мой пост?
— Я не знаю, Леонид Ильич, — растерялся Суслов. — Вероятно…гм… Юрий Владимирович.
— Вероятно, — согласился Брежнев. — А хуй ли толку? Ну ладно… Да, кстати о Крыме, Диаманта, — Брежнев взглянул на часы. — Ты не забыла? Через два часа мы вылетаем в Мисхор. Пойди, отдай необходимые распоряжения!
— Что хочешь посмотреть в самолете, Лео? — спросила Диаманта. — Час назад получена видеозапись матча «Ноттингем Форрест»-«Ливерпуль». Лучшая игра последнего тура английской лиги.
— Н-нет, — поморщился Брежнев. — После этого ужасного финала в Аргентине я что-то не могу смотреть футбол. Эх, наверное я не доживу до того дня, когда сборная Голландии станет чемпионом мира по футболу.
Леонид Ильич тяжело вздохнул и снова закурил.
— Тогда может быть посмотрим хоккей? — предложила Диаманта. — «Монреаль»-«Детройт», из позавчерашнего тура чемпионата НХЛ.
— Это пойдет, — согласился Брежнев.
Величественной походкой мисс Диаманта Гамилтон вышла из кабинета, оставив после себя легкий запах духов «Шанель No5». Брежнев какое-то время молча курил, пуская кольцами дым.
— Леонид Ильич, — осмелился заговорить Суслов. — Вы сказали, что мы скомпрометировали себя историей с семьей Корчного. Неужели вы хотите выпустить этих людей? Подумайте, Леонид Ильич. Ведь через три года Корчной снова может стать претендентом.
— Именно об этом я и думаю, когда говорю, что больше мы не можем так рисковать. Корчной слишком силен для Карпова. Поэтому я и собираюсь прибрать шахматную корону к своим рукам. Но пока мы еще подержим семью Корчного. Корчной сам виноват. Порядочные люди, сваливая на Запад, не оставляют здесь семьи. Мне в связи с этим вспоминается следующая история.
Леонид Ильич затушил сигарету и принялся рассказывать.
— В годы войны я дружил с Гришей Аронсоном. Был он совсем молоденький лейтенант в штабе восемнадцатой армии. Ему и к концу войны было лет двадцать пять — двадцать шесть — не больше. Дружили мы крепко. Ну, а после войны разбросало нас, как водится. И вот лет пять назад выступал я в Ленинграде перед трудящимися завода «Электросила». Смотрю — во втором ряду Гриша сидит. Изменился, конечно, постарел, но я его сразу узнал. Махнул ему рукой, он заулыбался. Я так обрадовался, а после выступления забыл спросить про него. Потом дел было по горло. Периодически я вспоминал, что надо бы Гришку разыскать, но все как-то руки не доходили. И вот, наконец, в прошлом году поручил я этому лысому… как его… недавно из Ставрополя…
— Горбачев? — подсказал Суслов.
— Да, кажется. Поручил я ему Гришу найти. Дал ему имя, фамилию, примерный возраст, место работы пятилетней давности — нетрудно найти. Этот лысый гангстер из Ставрополя спрашивает: «Что прикажете с ним сделать, Леонид Ильич, забрать или убрать?» Я аж взбеленился! Разок ему по еблу съездил и говорю: «Ты мне тут Аль Капоне из себя не строй! Мне нужен домашний адрес и телефон этого человека. И никакой самодеятельности!» В тот же день этот лысый интеллигент в маминой кофте принес мне Гришин телефон. Я позвонил — никого нет дома. Потом я закрутился, и только несколько месяцев спустя позвонил еще раз. Немолодой женский голос отвечает: «Григория? А он уехал… в Америку… недели три тому назад.» Ну я представляться не стал и вежливо, так, спрашиваю: «А вы, извиняюсь, кем ему будете? Родственница?» «Да нет, — говорит. — Соседка.» Я повесил трубку и думаю: «Надо бы узнать не остались ли какие-нибудь родственники, старики, дети — может какая помощь нужна. Всяко бывает». Вызываю опять этого лысого из Ставрополя, поручаю ему навести справки. На следующий день узнаю — никаких прямых родственников не осталось. Выехал Гришка по израильской визе с женой, сыном, невесткой, внучкой и со старухой-матерью. Вот так уезжают порядочные люди! Корчной поступил иначе.
— Этого мерзавца мы бы и не выпустили вместе с семьей, — сказал идеологический лидер.
— Таковы суровые законы жизни, — философски заметил Брежнев. — Шахматы в нашей стране — поистине народная игра. Чемпион мира по шахматам — заметная фигура в нашем обществе. Поэтому нам нужен для этой роли правильный индивидуум — русский, политически продажный, желательно из глубинки, из рабочей семьи. Карпов отлично подходит, а Корчной — нет. Если бы Корчной был послушным, если бы он согласился оставаться вторым, не пытаясь стать первым, он был бы привилегированным членом нашего общества. Но у Корчного не лакейский характер, поэтому система его давит. Не мне менять систему, — при этих словах Брежнев с улыбкой развел руками.
— События последних лет показывают, что Виктор Корчной, как личность и как шахматист, слишком силен для вас! — после некоторой паузы продолжал Леонид Ильич. — В этот раз при помощи различных иезуитских ухищрений вам удалось справиться с ним, но впредь мы не можем так рисковать. Именно поэтому я и сказал, что беру шахматную корону в свои руки!
— Извините, Леонид Ильич, — растерянно пробормотал Суслов.
— Но я вас не понимаю.
— Я решил стать чемпионом мира по шахматам! — медленно, с расстановкой произнес Брежнев.
II
Чествование национального героя превзошло все ожидания; однако, думается мне, знает Карпов сегодня он полубог, а завтра жертва которую не спасет даже умение вести нешахматную борьбу за «выживание».
…ответ чемпиона, из которого мы узнаем, что «матч на звание чемпиона мира по шахматам закончился нашей победой». Возможно, что «наша» и означает — не миновать Леониду Ильичу гроссмейстерских регалий…
Если бы в Советском Союзе не было антисемитизма, евреи придумали бы его. Но антисемитизм был, и в те осенние дни великая страна ликовала. Действительно приятно — истинный уралец, столь похожий на человека из масс, заядлый филателист и страстный любитель сибирских пельменей убедительно (!?) доказал свое превосходство над отщепенцем и сионистом.
Ликовали, впрочем, не все. Далеко не все! Ведь есть на Руси люди, умею— щие сопереживать, сочувствовать гонимому. А еще есть люди, которые просто не умеют радоваться вместе со своей страной. Они переживают за канадцев в хок— кее, за голландцев — в футболе, за Америку и Израиль — в международной политике. В шахматах все такие люди — преданные болельщики Корчного. Обычно они остры на язык и склонны к дискуссиям. В те осенние дни 1978 года этим людям было что обсудить!
Все еще находясь в далеком Багио, член ЦК ВЛКСМ тов. Карпов получил следующую телеграмму из центра:
БАГИО, ФИЛИППИНЫ ТОВАРИЩУ КАРПОВУ АНАТОЛИЮ ЕВГЕНЬЕВИЧУ
Дорогой Анатолий Евгеньевич!
Был очень рад получить Вашу телеграмму. Горячо и сердечно поздравляю Вас с победой в ответственном и нелегком матче.
Вся наша страна гордится тем, что в тяжелой, упорной борьбе Вы проявили высокое мастерство, несгибаемую волю и мужество, словом, наш советский характер.
Уверен, что Вы в дальнейшем умножите свои творческие усилия и внесете крупный вклад в сокровищницу шахматного искусства.
Желаю Вам крепкого здоровья, счастья, ярких побед во славу нашей великой Родины.
Вот это да! Телеграмма от Брежнева! Еще никогда ни один шахматист не удостаивался такой чести. Но и это было еще не все. Несколько дней спустя вся советская печать опубликовала следующий указ:
